Вообще в этот год охота малая — мелкая: лисы, зайцы да одного козла убили. Помнится мне одна из охот, когда барсук перекусал собак, так что даже зайцев гонять нельзя было. Кожа барсука с шерстью очень хороша для верхней крышки охотничьей сумки: никогда не промокает.
ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — В № 12 (139).
1874 год
Позднею осенью 1873 года приехал Ослопов. Охоты опять стали богатые. Ослопов медведя убил; Дунаев — тоже. Оленей часто гоняли, но неудачно.
1875 год
1 ноября. Составилась новая партия охотников, которую составил полковник Воротынцев. Ходили это время с моими собаками, 12 охотников-солдат. В эту охоту на Редантских скалах убит медведь полковником Воротынцевым.
25 ноября. Убита лиса Орловым. Тут случилась такая вещь: азиаты, как услышат наши выстрелы, повадились затаиваться за пересадой в случае, если зверь прорвется через пересаду; так они его там поджидают; вот мой Разбой и был убит азиатом, который принял собаку за лису.
1 декабря. Убито три козла: отличились Воротынцев, поручик Пожидаев и охотник Бурцев. Солдаты все ходили с одностволками; вначале плохие были охотники; уж мы мучились с ними, мучились: поставишь в пересаду — пропуделяют, идет в гаю, наткнется на медведя — не стреляет; непонятливые такие, ну а потом поналовчились.
22 декабря. Убит волк Игнатьевым; козел — мною.
1876 год
7 января. Убит кабан мной.
13 января. Убит кабан полковником Воротынцевым; убит козел — Орловым.
4 февраля. Убит олень Игнатьевым.
6 и 10 февраля. Убито по кабану мною.
11 февраля. Убит кабан генералом Эглау из кавалерийского карабина, в самое сердце попал в Кабардинских горах.
26 февраля. Два медведя убиты полковником Воротынцевым и Козловым в Балте; медведь сломал собаку Белохвоста.
3 июня. Убит козел на Солонцах ночью мною.
5 августа. Убит олень ночью на Солонцах Дунаевым.
24 августа. Убит медведь в кукурузе ночью Ванно, убиты два кабана в кукурузе мною.
1 октября. Убито три козла, отличились Ван Дунаев, я и Климентий.
7 октября. Убита рысь Орловым в Балте.
12 октября. Убиты три оленя: дуплетом двух — полковник Воротынцев да Карапет одного; только и вышло три.
20 октября. Убит кабан Дунаевым; козел — Здравствуем.
3 ноября. Убито два медведя: один — наповал, другой был ранен; раненый медведь сломал собаку, три ружья и ранил охотника Бурцева.
10 ноября. Убито два козла дуплетом Ослоповым.
25 ноября. Убито два кабана, отличились Коршунов и Ослопов.
23 декабря. Убито семь кабанов: я добыл четырех, полковник Воротынцев — одного, Дунаев — одного, Гаврилов — одного. Собаки поймали двух кабанчиков.
27 декабря. Убито два кабана, отличились Гаврилов и Балалайкин.
1877 год
7 января. Убито два козла, отличились Иван Дунаев и Игнатьев; в Кубанке.
8 января. Убит кабан, отличился Гаврилов. Он хороший был стрелок.
9 января. Убито две рыси Балалайкиным и мною, в Кубанском ауле.
20 января. Убиты кабан (отличился Зайко) и козел — Орловым.
27 января. Убит олень Гавриловым в соляной балке на Черной речке.
2 февраля. Убит кабан мною.
17 февраля. Убит кабан полковником Воротынцевым. Полковник стрелял, можно сказать, превосходно.
25 февраля. Убит медведь, отличился Зайко. Он старшим охотником был. Вышло на него пять медведей; удачно попал медведю прямо в лоб, медведь свалился, остальные кинулись на охотника, но он убежал.
1 марта. Убит кабан мною. Ранена смертельно кабаном моя собака Черкес Первый.
15 апреля. Охота на волков. Убито три, отличились полковннк Воротынцев, я и Иван Дунаев.
16 мая. На Солонцах. На сиденку пошли вдвоем, я и Иван Дунаев; к нам же пристроился и полесовщик. Дунаев — замечательный человек, вот уж настоящий лесной бродяга, он да еще есть Ванно; они и счастливы, когда только в лесу; как их и назвать-то, я не знаю: они и охотники, потому что душа у них охотничья, и промышленники, потому шкурой и куском мяса не брезгают.
Если сосчитать, то они большую часть года в лесу пропадают и разговаривать не любят; бывало, идем на охоту партиею, всякий что-нибудь да рассказывать начнет, а от Дунаева слова не добьешься: совсем лесной стал да и отчаянный же! Вот недавно трое суток бродил в горах, вернулся только за тем, чтоб подводу взять: медведя и медведицу убил и двух медвежат взял. За медведицей, говорит, двое суток шлялся, куда она только его не заводила… Когда следил за ней, наткнулся нечаянно на большого медведя и убил его, а потом и с медведицей покончил; все три дня дождь страшный шел, но ему ничего.
На солонцах дело было так: просидели мы не больше часа после заката солнца, как зверь кругом нас начал ходить; потом раздались два выстрела, и все затихло. Я досидел часов до двенадцати (козел и олень только до полуночи и приходят на солонец пить воду соленую да потом приходят, когда чуть заря начнет заниматься), сошел со своего места и иду к Дунаеву, смотрю: там никого нет; к заре я вернулся домой, а Дунаев уж спит.
Оказалось, что он стрелял в козла, убил его, смотрит: в сторонке медведь бежит, он и его стрельнул, да только сильно ранил его, медведь — за ним. Дунаев хоть бы что закричал, бросился бежать от него; медведь за ним гнался версты три, почти около большой дороги бросил преследовать. Козла волки съели… Бурку бросит, сумку бросит — улепетывает с одним ружьем. Ему так часто приходится, как доведется бежать.
23 мая. Убито два козла ночью на солонцах— отличились я и Климентий. Лето проваживали собак. В первой осенней охоте (она же была последней, в которой участвовал полковник Воротынцев) убили кабанчика и собаку-дворнягу; эта дворняжка ужасно замечательная была: раз как-то она к нам привязалась, как мы шли на охоту, и, как мы ее ни гнали, ничего нельзя было сделать; потом ей так понравилась охота, что, куда бы мы ни пошли, она непременно нас на дороге встретит; ее со двора совсем прогнали, потому что на охоте только пересадчиков пугала, бегает везде, шумит, а голосу не подает — все за зверя и принимали…
Как прогнали ее, так она что: взяла да притаилась на самом краю города, потому что знает, что мы там проходим, и уж ни за что не пропустит, далеко это идет за нами, а как собак в гай пустили, так она — тут как тут; а доведется нам выходить на охоту по другой дороге, так одну охоту пропустит, а уж в следующий раз непременно разыщет нас; потом начала сама искать и даже по зрячему — голос стала подавать, так что в конце концов за ее старание полковник приказал взять ее в стаю и давать одинаковый корм с гончими.
Она так приучилась — сначала маленьких поросят, а потом и годовых кабанчиков стала душить; на этой охоте она выгнала кабанчика да и давай доставать его, а охотник сгоряча картечью… наповал и поросенка, и собаку. Сначала полковник бранил охотника, а потом и говорит:
— Что ж, так пришлось… Не в свои сани не садись, не за свое дело не берись!
1878 год
Конец 1877 года и весь 1878 год ходила уже новая партия — вольные охотники: я, Азиев, Проценко, Востроилов, Павел Затрапезнов, Климентий, Минко и господин Санарский. Весь год охота очень плохая, такого года я и не запомню, а стрелять приходилось очень часто, особенно везло Проценко, но постоянно неудачно.
За все время убили: кабанов двух (Дунаев), выдру в Черной речке (их ловят здесь даже капканами), трех кабанов: Азиев — одного, Пастухов дуплетом — двух; козла — Минко в Тарской, я — одного козла, Климентий — кабана в Балте глубокой осенью да еще кто-то, не помню, козла. Ни медведя, ни оленя, ни даже волка в этот год не было убито.
1879 год
Последние годы я не записывал, так что чисел совершенно не помню, а то, кто что убил, — это у меня есть. Так за январь-месяц Азиев убил свинью в селении Хумалаки в шести верстах от первой станции «Беслан» Ростово-Владикавказской железной дороги, а поехали мы туда потому, что ко мне приезжал знакомый осетин и сообщил, что пропасть свиней в камышах.
Я убил кабана под Известковой горой; Климентий — серну в Редантских скалах; Азиев — оленя на Лысовой горе; Васейко — козла. В феврале Климентий двух козлов убил в одну охоту в Черной речке; я убил двух козлов там же. В августе охотился на рев оленя. С Дунаевым ходил, я одного убил, а Дунаев по другому промахнулся.
30 августа. На Куртатинке. Охотились три дня. В первый день Бабкин убил медведя, на второй день Минко — кабана, такого громадного, что я еще и не видывал, а Азиев — козла, на третий день Азиев — кабана. В сентябре Азиев убил козленка небольшого на Кубанке, а за Комбилеевской Проценко убил кабана. В декабре Минко убил кабана, который поранил трех моих собак: Органа, Цыганку и Соловья Второго (в лозняках, где дача Чоглокова), Азиев — кабана.
В этом году (так, должно быть, в октябре) пропал мой Соловей Первый. Помнится, пошли мы на Лысую гору; темно еще было, как мы выступили с моей квартиры, и ветерок свежий был; к рассвету, как мы подошли к лесу, ветер все сильней да сильней. Мне как-то на этот раз не хотелось охотиться, ну а остальные охотники начали отговаривать возвращаться: «Что же… пришли, так надо дело делать…».
Покамест поставили пересаду (тоже идти трудно было, потому высоко взбираться: кто вылезет, а кто и нет), да гайщики что-то долго провозились, или их не слышно было, а время шло, и такой ветер разыгрался, что даже взаправду деревья ломались, и уж где там стрелять-то было, когда шум такой по лесу идет, что хоть сотни кабанов будут бежать и то не услышишь.
Немного постоял я на своем месте и, видя, что толку не будет, подал в рог; собаки почти все сейчас же собрались: в гаю от охотников мало и отходили, а Соловья, смотрю, нет. Один гайщик сказал, что Соловей гнал кабана. Трубил я, трубил, просто аж слезы на глазах; ну где уж там услышит собака, когда мы в двух шагах кричим и то сами себя не слышим.
— Что ж, — говорю, — господа, идемте домой!
Охотники начали говорить: надо обождать собаку, без собаки нельзя же идти. Я отправился разыскивать; трублю, слушаю — нет, не подает голосу, вернулся к своим.
— Да ну ее в болото, — говорю, — кобель старый, уж сколько раз он так. Завел, должно, куда-нибудь далеко кабан — вернется.
Так и пошли домой. Подошел к дому — мать-старуха встречает; она у меня всегда прежде всего на собак посмотрит, уж ей сколько раз приходилось лечить их…
— А где ж Соловей?— спрашивает.
— Да дозваться нельзя было, ветер сильный, сейчас придет.
— Смотри… ведь теперь волки шляются, как бы не наскочили.
— Черт его не возьмет!
И как это бабы чуют! Ну, так я лег спать, а ветер гудит, как сумасшедший, и так что-то мне не спится: встану, выйду на двор, посмотрю собак, послушаю, подумаю: «Придет!». Опять прилягу, а Соловей так в мыслях передо мной и вертится: «Да ну его к лешему… придет!». А, однако, начал уже тревожиться, все мне слова старухи в голове вертятся: «Смотри, как бы волки». «И то, — думаю себе, — зубы у старика совсем поломались, повыкрошились; так одному не дастся, драться будет, а две-три сволочи нападут? Сожрут анафемы!».
Дело — к заре; дождь сильный был, и так мне вдруг жалко сделалось собаку, что нет, думаю, пойду выручать кобеля. Пошел я к тому месту, где охотились, так до вечера и прошлялся — нет собаки, дождь весь день. Подхожу совсем обратно к дому, встречается осетин знакомый и спрашивает: охотился ли я вчера на Черной речке? Я рассказал ему; а он говорит:
— Не твою ли собаку волки разорвали на Черной речке возле дороги за третьим столбом? Осетины ехали с дровами и видели остатки охотничьей собаки.
Я сейчас же, не заходя домой, опять на Черную речку, а меня из дому увидела моя сука — пойнтер да и увязалась за мной. Как дошел я до Черной речки, там я скоро отыскал место, про которое говорил осетин. Смотрю: под деревом возле дороги точка выбита, и сразу по следам мне ясно стало, как Соловей отбивался от двух волков, и видно, что они волокли его и как долго он дрался с ними; потом я прошел шагов десять по следам к речке и на самом берегу наполовину съеденный лежал несчастный Соловей…
Ну, ей-Богу, я заплакал, и такая меня злость взяла на этих волков! «Ну, — думаю себе, — уж ночью вы придете доедать, уж я вам задам!». Тут только я вспомнил, что собака со мной, так что пришлось отказаться задать волкам. Положил останки в мешок и принес домой; ни мать, ни жена не спрашивали у меня, как было дело. Выкопал яму у себя в саду под деревом и похоронил Соловья. Там у меня три собаки уже лежат; вот сын его теперешний — Соловей — и похож на него и тоже имеет отличие от других собак, тоже угрюмый, всех собак треплет и в стае неохотно гоняет, а всегда в одиночку, но все-таки уж уступает отцу.
1880 год
В январе-месяце я убил кабана, потом еще в феврале кабана в Балте; Тодорович — козла. На Куртатинке два дня пробыли; я убил двух кабанов, Азиев — свинью.
В августе под Известковой горой Азиев добыл двух кабанов, только другого не нашли. В сентябре Проценко — свинью в Четвертой балке, на следующей охоте там же он — кабана и я — кабана.
В октябре я убил кабана, а Павел Михайлович Затрапезнов — медведя. В декабре я убил кабана. В этот год много козлов было перебито, только кем и когда — не помню.
1881 год
В январе Климентий добыл козла. В Августе оленя — Брусьянов на Куртатинке. В сентябре оленя — Климентий; на Рождество я — кабана.
Первого ноября Бабкин убил громадную медведицу, а кого-то еще тогда чуть черный медведь не задрал. Зверя били порядочно, да только всех не припомню; старые охоты как-то лучше помнятся, может быть, потому, что записывал…
1882 год
В январе-месяце под Столовой горой… Климентий убил оленя. Дело было так: я стоял в пересаде рядом с Климентием, но так, что нам друг друга не видно было; выскочило стадо оленей, да так они бежали, что и ему, и мне хорошо их видно было, и мы, как один, выстрелили: два оленя упали, но потом они вскочили опять на ноги и продолжали как ни в чем не бывало скакать; мы сейчас подбежали к тому месту, где упали олени, видим, что оба попали и целили мы в разных; вот он по одному следу пошел, я — по другому; из моего оленя — много крови, а по его следу… так, изредка капли видны.
Следы нас повели в крутую балку, я стал обходить кручу, смотрю: лежит олень, а Климентий сбился со следа; раньше он сказал, что стрелял почти в грудь, ближе к правой передней лопатке, а я стрелял под правую же лопатку; вижу, что вся картечь в лопатке, и зову Климентия, говорю ему: «Вот я своего нашел». Тогда он говорит: «Я тоже мог попасть в лопатку, потому что они шибко шли». Мне подумалось, что он начинает врать, и потому спрашиваю:
— Ты чем стрелял?
Он говорит:
— Я стрелял картечью и, кроме того, вложил азиатскую круглую пульку…
Разрезали оленя, действительно я нашел ту пульку, про которую он говорил, так что олень оказался его. Пошел я искать своего, но поднялась такая вьюга… и пошел сильный снег, так что пришлось вернуться, а собаки далеко ушли, да и нас было так мало — пять человек, что мы едва и этого оленя, разрезавши на части, принесли домой.
Убиты два кабана в Четвертой балке на последней охоте этого года 1 марта, когда кабан ранил Змейку в двух местах. Только теперь она поправилась.
Теперь у меня 9 собак, по годам они идут так: Цыганка, Орган, Соловей Второй, Змейка, Докучай, Черкес Второй и три молоденьких.
В этом году у меня замечательная вещь вышла: от Цыганки — восемь щенят, из них три белых с пятнами черными и подпалинами и один в один, а мои собаки, сами знаете, все черные с подпалинами, и во двор никто чужой не мог войти, потому что кобели растерзают, да и сука в отсаде была. Сам не знаю: отчего это? Года три тому назад то же самое было, и я всех этих пестрых забросил в Терек, а теперь вот по совету оставил одного щенка: посмотрю, что выйдет?
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.
Василий Гончаров, г. Владикавказ, май 1882 г.
