Вооружение гольдов, не говоря уже о копьях и стрелах, до сих пор преимущественно та же винтовка, какая описывается в записках Черкасова, с тою только разницею, что у некоторых только появились пистонные.
ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — В № 10 (149) и в № 11 (150).
Любимое огнестрельное оружие
Хотя здесь в продаже существуют и кремневые, и пистонные винтовки (цена — около семи рублей, привозят из Западной Сибири. — Прим. автора), но промышленники не только гольды, но и русские предпочитают кремневые, и в случае если по качеству ствола приходится купить пистонное, то все-таки большинство переделывает их на кремневые!
Положим, в этом их «руководит» трудность добывать пистоны и недоброкачественность последних, но чем некоторые руководствуются, отнимая у винтовки обыкновенный спуск и заменяя его костяным или деревянным крючком, зацепляющимся за гвоздик? Это уж положительно трудно объяснить иначе, как тем, что такой спуск дает возможность стрелять в рукавице или же тем, что зимой не приходится браться за холодное железо.
Сошки не у всех винтовок, а если есть, то преимущественно большие (для стрельбы стоя) и наглухо приделанные к ружью. Остальные принадлежности охоты тоже в первобытном состоянии, исключая одежду и обувь, — вы увидите массу рожков и кожаных мешочков, все это или болтается на ремешках, или рассовано по карманам и за поясом.
Впрочем, им наших удобств и не надо, так как все они заряжают так тщательно и не торопясь, что мне всегда напоминают человека, готовящегося с аппетитом покурить после обеда и крутящего себе папироску.
С появлением в войсках Сибири винтовок системы Бердана все охотники тотчас же отдали им предпочтение за их меткий и дальний бой и за удобное заряжание. Оборванный гольд готов был заплатить до 50 рублей, то есть вдвое больше, чем ружье стоит в казне (казенном магазине. — Прим. редакции). Но еще замечательнее, что тут в большинстве случаев за «берданку» платили корову, как будто установленную монету. Считая здесь мясо 10 рублей пуд, не дешевле, выходит, что за «берданку» с сотней патронов была плата около ста рублей!
В славу «берданки» вошли через казаков, которые, «засаживаясь» во время валового хода козы, убивали из них на один удачный выстрел в скученное стадо от трех до пяти и, говорят, даже более коз. В этом случае, хотя бы коза шла шнуром, то есть одна за другой, достаточно убить только вожака — с падением его остальные скучиваются, и меткая пуля пронизывает несколько штук.
Вместе со славой о берданке я слышал и недовольство на нее, именно то, что она «не ронна» (не сбивает зверя с ног. — Прим. редакции) так, как сибирская малопулька. Это я слышал от солдат, бывших забайкальских промышленников, и воочию видел несколько раз, что коза, смертельно раненная из берданки, скрывается из глаз, тогда как всякий хорошо знает, что удачный выстрел некрупной картечью кладет ее на месте.
На грани выживания
Хотя я выше сказал, что гольд может служить образцом охотника-промышленника, но это только касалось его выносливости и быстроты ног, потому что забайкальские промышленники, по всем отзывам и насколько мне самому удалось видеть, гораздо сноровистее гольдов.
Гольды, находясь в нашем подданстве и живя преимущественно на нашем берегу и на островах Амура и Уссури, все таки более подданы китайцам, которые обирают их до последней нитки. Происходит это оттого, что гольд получает от китайцев буду (жидкую кашу из пшена. — Прим. редакции), которою мы не можем его снабдить и которая составляет его единственную пищу (кроме рыбы), вследствие этого кругом в долгу у китайцев, и последние отбирают всех добытых им соболей и другую пушнину.
Стараясь выплатить долг количеством, а не качеством соболя, гольд-промышленник отправляется на промысел ранее настоящего времени, а именно тотчас же после прохода кеты (красной рыбы — главной пищи всего населения, даже христианского. Валовой ход в половине сентября. Солят и сушат ее массами. — Прим. автора), то есть тогда, когда соболь еще не выцвел. Вследствие этого соболь идет в продаже средним числом около семи только рублей, а добывается здесь в области ежегодно около 45 000 соболей.
Обыкновенно отправляются две партии: первая после прохода кеты идет водой, забирая все необходимое на лодках. Вторая идет в конце ноября на собаках. Преимущественно отправляются вверх по Уссури, а там уже расходятся по ручьям, идущим из хребтов и впадающим в нее. В нынешнем году ушедшие в ноябре вверх воротились и пошли вниз по Амуру, так как прошел слух, что вверху в станице Невельской оспа и четыре гольда пропали (умерли).
Мне говорили некоторые из здешних купцов-сторожилов, которые вместе с тем хорошо знакомы со способами охоты забайкальских промышленников, что они пробовали приглашать на свой счет сюда последних, но без успеха. Рискуя, так сказать, издержками на перевозку промышленников из-за такого далека, они, вероятно, имели твердое основание уверенности в их искусство сравнительно с искусством гольдов.
Если же со временем, что и можно ожидать, будет сюда наплыв охотников из Забайкалья или же просто будут водворяться на жительство тамошние же промышленники — бессрочные солдаты, — то, не взирая на увеличение контингента охотников, мы будем иметь и более хороших, и более дешевых сравнительно соболей, так как, во-первых, по отзывам людей, знающих это дело, забайкальский промышленник бьет соболя только в лучшую пору года; во-вторых, соболя попадали бы к нам прямо от промышленника, а не через руки китайцев; в-третьих (это уж как частность), становя снасти на соболей, забайкалец прикрывает их ветвями для того, чтобы кедровки и кукши (птицы семейства врановых. — Прим. редакции) не обивали меха попавшихся зверьков.
Гольды же этого не делают, вероятно, по незнанию и не брезгают побитым соболем, который стоит или вчетверо дешевле, или вовсе ничего не стоит. Кроме того, самые способы ловли и самое устройство самоловов у гольдов не настолько остроумны, как у забайкальцев, которых я несколько раз видал трунящими (насмехающимися, подшучивающими. — Прим. редакции) над лучками и ловушками дикарей.
То густо, то пусто
В заключение своих выводов и предположений из того, что я знаю, хотя и по малому опыту, и того, что я слышал из достоверных источников, скажу: охота в этой стране ничем не похожа на российскую — тут вы, на что ни отправляетесь — на зверя ли на птицу, запасайтесь на многие дни. В тайге за зверем много дней пройдет бесплодных; на островах за птицей и козами вас река задержит — раньше ее желания не воротитесь.
Все случайности охоты здесь встретите в крупнейшем масштабе, чем где-либо; можете пробродить пять дней и не убить того, что убьете под Красным селом в течение часа, и можете в те же пять дней убить столько, сколько не увидите во сне и в более привольном месте России. Слишком тут обширны места для всякой дичи и очень мало знакомо нам то влияние природы, которая в различную пору года перегоняет тварь из одного места в другое.
Указчиков на этот предмет здесь нет: все народы прибылые, издалека, а у гольдов первое, что языка нет, а второе, что они с русскими охотиться и промышлять вместе ни за что не станут, и даже если близ их промыслов появится русский промышленник, они тотчас же перекочуют на новое место.
Вот и раскидывайте как угодно своим умом или ждите случая, пока он не натолкнет вас случайно на хорошие места, или на словоохотливого и правдивого старожила, или же на такого проводника из них же, который еще не променял винтовки и тайги на более выгодные спекуляции в новоустраиваемом крае с высокими ценами на все, начиная с аршина осиновых дров и до небольшой охабни сена, не взирая на то, что и то, и другое тут же под носом в изобилии.
Не считая, следовательно, гольдов и очень небольшого числа туземцев русских, остаются охотники — это только приезжие, преимущественно служащие офицеры и солдаты, и тех-то, впрочем, два-три да обчелся. А приняв во внимание, что все они народ подначальный, временем располагать не могущий, выходит то, что серьезно заняться охотой, то есть забраться в места зверовые, следить и преследовать зверя, нет возможности; для этой охоты время считается не днями, а неделями.
Пользуясь же кратковременными отлучками, приходится забираться в места с более легкой наживой, то есть преимущественно на низменные берега реки, за козой и водяной птицей. Да и на этой сравнительно легкой охоте тремя и четырьмя днями редко приходится обойтись.
В России бы, например, при таком сравнительно большом количестве коз, которое держится по релкам (слегка возвышенные небольшие сухие места в виде островков, хотя бы вокруг воды и не было. — Прим. автора) и дубовым колкам низменного берега, охота бы кончилась, наверное, в сутки или в двое с самыми блестящими результатами потому именно, что там все под рукой: пожелал сделать облаву — народу не занимать стать, кругом людно и любой мальчишка за двугривенный будет гонять чуть не целые сутки. Пожелал с гончими, и те есть — отделал в день верст пять-шесть и гайда домой с добычею.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.
И. Алмазов, г. Хабаровка, 27 января 1882 года
