…Что–то встревожило длинноухого, и он поднялся с теплой лежки. Это был не страх, а непонятное волнение, рожденное неясными звуками, долетающими сверху.
Рассвет только-только поплыл над тальниками, холодный и ясный. Его влажное дыхание покрыло сединой и травы, и ветки, и уцелевшие листики на кустах. Мрак с неохотой убирался в укромные места, а звук, что взволновал косуленка, рос, надвигался. И тут длинноухий увидел на светлом клочке неба летящую стаю птиц. Это они издавали столь печальные и мелодичные крики. То были белолобые гуси. Их путь лежал на юг, к дальнему морю, и они прощались с равнинами, на которых весной отдыхали. Звуки, доносившиеся от пролетной стаи, заставляли трепетать маленькое сердечко косуленка, и он стоял, не двигаясь, до тех пор, пока гуси не исчезли из поля зрения, а их крики не растаяли вдали…
Встреча с охотником
Однажды они долго паслись на увале, срывая головки душистой полыни, и так увлеклись едой, что не заметили, как к самому гребню увала подобрался мощный рыскающий свет. Он ударил из-за гребня неожиданно и резко, всеохватывающе, и осветил косуль. Ветер донес рев мотора, вонь выхлопных газов. Косули замерли, ослепленные и испуганные. Черная стена встала вокруг них. Куда бежать? А свет стремительно приближался. Как от всего неизвестного, от него исходил подавляющий волю страх. Тело у длинноухого застыло в нервном напряжении. Он не мог ни шевелиться, ни пищать. В этот момент раздался оглушительный грохот, еще и еще. Косуленок увидел, как ткнулся в землю "козел", как опрокинулась в прыжке мать, и, обезумев от страха, сиганул в темную стенку второй, третий раз и, догоняя ее, понесся высокими скачками. Сзади опять загрохотало. Что-то больно секануло его по уху, но длинноухий несся вперед, и степь убегала от него, а рев и грохот настигали. Вдруг косуленок почуял запах ивовых кустов и повернул в их сторону. С разгона он врезался в густую траву и упал. Жгучий свет ударил по кустам, но они были плотными и большими. Длинноухий, прижавшись к земле, слышал людские голоса, лязг вонючего железа, но не вскакивал, боясь стука собственного сердца.
Потом свет удалился, рев мотора затих, и косуленка окружила непроглядная ночь.
Рассвет принес с собой редкие снежинки и непреодолимое чувство голода. Длинноухий поднялся, долго осматривался и побрел вдоль опушки, выискивая зеленые побеги отавы. Он обошел вдоль по кругу чуть ли не все кусты и вдруг уловил непонятный запах. Это был запах косули и еще какой-то более сильный и жуткий. Косуленок прыгнул за куст и стал наблюдать оттуда. Но вокруг было спокойно, и он двинулся в глубь кустов, останавливаясь шаг за шагом. Запах усилился, хотя на поляне никого не было. Он шел из-под куста, приторный, страшный. Длинноухий, пружинисто ступая, прошел еще немного и увидел то, что осталось от матери и рогача: шкуры и внутренности. В глазах у него потемнело, тошнота сжала желудок. Прыгнув в чащу, косуленок бежал до тех пор, пока не кончились тальники. Впереди лежала тихая степь, но страх гнал длинноухого дальше, и он рванулся в беспредельное пространство.
Одиночество
Бежал длинноухий долго. Слух его улавливал шелест высохших трав, тугой шум ветра, стук земли под копытами, собственные хрипы, а в ноздри текли стойкие запахи: хлебные и полынные, ивняковые и болотные, сухие и влажные, и косуленок огромными зигзагами обходил подозрительные места.
Постепенно прыжки его стали реже, короче, и длинноухий перешел на тихий шаг. Почуяв влажные испарения озера, он повернул на них и скоро услышал тихий шелест тростников. Слабый хриплый звук вылетел из его горла, но никакого ответа не последовало. Лишь холодные камыши монотонно шумели. Уныло и однообразно дул ветер, нагоняя хмарь, уныло и однообразно шумели тростники, и косуленок дремал, все время шевеля ушами и раздувая ноздри. Полностью довериться этому однообразию он не мог.
Холодало. Быстро и неумолимо надвигались сумерки. На озepe за спиной длинноухого прогремело несколько выстрелов, и он вскочил, долго топтался на месте, оставляя следы. Беспокойство не покидало косуленка все время, с той самой поры, как он остался один. Выстрелы снова напомнили ему о матери-косуле, слепящем свете, погоне, отвратительном запахе…
В серых сумерках маскироваться было удобно, и длинноухий долго шел краем займища, пока не оказался возле маленького островка низкорослых ивняков. Их запах напомнил ему о родных тальниках, о матери, детстве, и он побежал…
Свет
Свет длинноухий увидел неожиданно, далеко сбоку, и сразу остановился. Его вновь охватил страх — это был тот самый свет, который отнял у него мать. Точно такой же, схватывающий чуть ли не всю степь, слепящий, жгучий. Косуленок стоял недолго. Инстинкт самосохранения был сильнее всех страхов. Гул приближающегося автомобиля подхлестнул длинноухого. Он резко повернулся и бросился назад, к камышам.
Свет бил ему в спину, бросая на траву мечущуюся тень, и косуленок старался уйти от этой страшной тени в сторону, но она была проворнее его и путала, мельтеша то впереди, то сбоку. Перед глазами у длинноухого все причудливо переливалось, а рев оглушал, и он доверился только своему чутью. С разгона рассек косуленок камыши и бежал по ним до самой воды. Дальше хода не было: впереди плескались беспокойные волны озерного плеса. Рокот мотора притих на краю камышей, и наступила плотная темнота. Вздрагивая от изнеможения, длинноухий, крадучись, пошел вдоль края плеса, вглядываясь в смутную белеющую воду. Со всех сторон его окружали шелестящие камыши, плотные и темные, и неведомо было, что там в них. Нет ли врагов? Услышать и увидеть их при таком шуме и в такой темноте невозможно, а запахи косуленок улавливал только те, что приносил ветер. В любой момент длинноухий мог столкнуться с бедой. И он уходил подальше от опасного места.
Едкая, знобящая тишина пугала длинноухого. Ни какой-либо утки, ни зверька, ни пташки не встретил он в глухих камышовых зарослях, и все дрожал от нервного напряжения. За спиной, теперь уже далеко, послышался гул мотора, полыхнул над камышами сполох света, и вновь все стихло.
Раненый лебедь
Чуть-чуть расслабившись, длинноухий едва не наткнулся на что-то большое и белое. Он резко присел на задние ноги, готовый ринуться в сторону, но удержался. Белая кучка никак себя не проявляла, хотя косуленок и чувствовал, что она живая. Едва-едва уловимое тепло шло от нее и запахи. Длинноухий долго глядел и нюхал это неподвижное существо и, не уяснив ничего пугающего, сделал несколько шагов, приближаясь к белому кому. Любопытство вытеснило в нем и страхи, и осторожность. Белое существо едва заметно шевельнулось, и косуленок унюхал противный дух свежей крови, а потом и разглядел большую птицу. К птицам он привык, научился отличать возможных своих врагов среди них, а также птиц, предупреждающих о какой-либо опасности. В запахах, исходящих от большой белой птицы, длинноухий не нашел ничего пугающего, кроме запаха крови, и вновь приблизился. Птица едва-едва смогла поднять склоненную к воде голову и вновь ее уронила.
Это был раненый лебедь. Один из охотников, пользуясь темнотой, не побоялся и не постыдился выпустить по пролетающему выводку лебедей заряд картечи. Одна из них прошила старого вожака. Он дотянул до глухого края плеса и упал в камыши, а потом еще долго плыл по ним в горячке, забиваясь в недоступные человеку крепи. Браконьер не нашел его, хотя долго плавал по камышам на своей деревянной плоскодонке, толкаясь шестом. Длинноухий, второй раз столкнувшись с резким и страшным запахом свежей крови, запахом смерти, одеревенел от болезненной тоски и давящего ужаса. Все его звериные инстинкты и чувства не принимали и не объясняли этого. Каким-то особым образом косуленок знал, что не в силах помочь птице, и долго стоял, дрожа всем телом, фыркая, переступая с ноги на ногу. Страх и тоска не проходили, и длинноухий тихо двинулся в сторону, уходя от плеса. Вода перестала плескаться под его острыми копытами, и грязь скоро кончилась. Косуленок вышел на сухое место, в береговые тростники. Здесь он стал искать съедобную траву и тихо ее жевал, вслушиваясь в ночное пространство. Шелест камышей все же притуплял его слух, а ветер уменьшал сильное обоняние. Запах какого-то зверя длинноухий уловил совсем рядом и замер. Почему-то он его не испугался. Среди тростников в темноте сверкнули зеленью чьи-то глаза. Это подкрался к нему красный лис, пользуясь ветром, но он был не страшен длинноухому. Лис только злобно зашипел, пугая косуленка. Длинноухий отпрянул подальше к краю камышей и вновь поймал запах ивняков. Там была обильная еда, там было его родное место, там он потерял мать, и все эти сложные чувства потянули косуленка в темную даль…
Меж двух огней
В глухую полночь, когда ветер стих и над степью, повисла гнетущая тишина, длинноухий уловил далекий-предалекий звук, от которого у него сильнее заколотилось сердце, и судорога зашевелила кожу. Звук этот он слышал теплым августовским вечером, когда люди спасли его, отогнав страшного зверя. Косуленок не стал ждать ясности звука, вскочил и побежал. Возможно, он сделал ошибку. Жизненного опыта у него все же не хватало. Волки могли пройти мимо, не учуяв его, а теперь он дал след.
Через несколько минут на этот след наткнулись хищники. Это был остаток разбитого охотниками выводка: три голодных кочующих зверя. Теплые пахучие следы косуленка прибавили им силы, и они понеслись по ним, рассыпаясь веером.
Длинноухий услышал погоню далеко и наддал, что было силы. Ноги хищников не так быстры, но сильны. Они могут бежать сутками. До тех пор, пока жертва не выдохнется и не упадет.
Впереди засветились огни. Там было обиталище людей. Обычно косули далеко обходили такие места, но длинноухий почувствовал, где может спастись, и побежал прямо на них. Сзади, с хрипом втягивая воздух, приближались волки, впереди вырастали огни, мигали пугающим мерцанием. Суматошно залаяли в деревне собаки, почуяв и услышав зверей. Лай их был страшен, но волков косуленок боялся больше. Он едва не ударился об изгородь, неожиданно возникшую перед ним, но успел развернуться и понесся вдоль нее. Совсем недалеко открылся узкий проход между двумя изгородями, и длинноухий свернул в него. Впереди возникло что-то темное и большое. Оно пахло травой и было неопасным. Косуленок приткнулся к нему и затих. Со всех сторон у дворов заливались лаем собаки, но волков не было слышно. Они поостереглись вбегать в деревню. Длинноухий стоял и дрожал, роняя с губ желтую пену. Запахи со всех сторон обрушивались на него: сильный, успокаивающий аромат сухой травы, сложенной в огромную кучу, теплый дух каких-то животных, птиц, ненавистная вонь железа и много-много другого. Но что- то удерживало косуленка под ометом сена. Каким-то образом он понимал, что именно здесь его спасение, и стоял, вздрагивая и перебирая ногами…
…Рано утром хозяин двора вышел раздетым в ограду. Прошлым вечером он был в гостях и изрядно выпил. Голова у него кружилась, тело было тяжелым непослушным. Остановившись у задней калитки, человек не поверил увиденному: у стога сена таился рыжеватый длинноногий зверь.
Он протер глаза, боясь обмана, но видение не исчезло. Что-то дикое, неуправляемое проснулось в нетрезвом еще человеке — на полусогнутых, удивительно резво он кинулся назад, в дом. Задевая в спешке мебель, поднял хозяйку, ища в шкафу старое ружье и патроны, громыхал сапогами, натянутыми на босые ноги…
В своей комнате проснулся малолетний мальчик, услышал громкий разговор родителей, и сон отлетел от него мгновенно. Малыш только успел натянуть башмаки, как на улице раздался выстрел. Раздетым он выскочил на крыльцо.
Воровато озираясь, его отец тащил под навес подрагивающего ногами теленка. Белизна залила мальчику лицо, оцепенение захватило все его тело. Ни вздохнуть, ни крикнуть он не мог и лишь глубоко вдыхал холодноватый утренний воздух, как никогда, потрясенный увиденным.
Лев Трутнев
