Если бы мне рассказали об этом случае, ни за что бы не поверил, посчитал бы за одну из выдумок знаменитого барона Мюнхгаузена. Но в этой истории я сам оказался главным действующим лицом. Дело было в Горной Шории Кемеровской области. Я здесь живу с 1977 года. Край замечательный!
Кругом горы. Раньше они были покрыты сплошным лесом — пихтой, елью, кедром. Сейчас же такие участки леса остались в самых верховьях рек да там, где до них не смогли добраться лесорубы. А вырубки заросли осиной, березой да разными кустарниками. По логам между горами шумят ручьи, которые, сливаясь в небольшие речки, впадают в реку Мрассу. Коренное население — шорцы.
Этот случай произошел со мной в 1986 году. Год выдался неурожайным — не было ягод, кедрового ореха. Из-за лесных пожаров пришли медведи из Хакасии. Медведи не набрали достаточного запаса жира для лежки в берлоге и стали часто нападать на домашний скот. Главохота разрешила отстрел медведей без лицензий, оговорив, что по каждому такому случаю должно проводиться расследование.
По медвежьим следам
Последние числа октября. Ко мне прибегает соседка — шорка и просит помочь вывезти мясо из тайги — медведь задрал ее корову. А надо сказать, что в наших поселках скот, особенно молодняк, неделями не приходит домой. Пасется за три-четыре километра в тайге, пока хозяева не найдут и не пригонят. Вот и моя соседка с сестрой пошли искать своих коров. Только вошли в лес и на вырубке увидели задранную корову, а около нее медвежьи следы. И тут, в метрах в пяти от них, из-под пихтушки выскочил и сам хозяин тайги, рявкнул и бросился наутек. А перепуганные женщины кинулись в поселок.
По следам на свежем снегу картина разыгравшейся трагедии вырисовывалась так: медведь подкрался к коровам, залег в молодом пихтаче и бросился на корову, которая подошла к нему ближе. Много сожрать не успел, кто-то вспугнул.
Часть мяса, не затронутую медведем, хозяева забрали. Не вызывало сомнений, что с темнотой медведь вернется к добыче.
Ночью пошел снег, скрыв все старые следы. Утром с товарищем приехали к месту и, зарядив ружья, осторожно пошли к останкам коровы. Лесные обитатели уже учуяли мясо и пытались подкормиться свежатиной. Мы пересекли лисий след, потом я увидел перед собой соболя. Чуть отвлекшись, чтобы проследить, куда он ушел, услышал возглас товарища:
— Вот он!
Резко поворачиваюсь, но медведя не вижу.
— А почему не стрелял?
— Не успел, он только мелькнул — два прыжка, и скрылся.
— Здоровый? — спрашиваю.
— Как твой уазик!
Видно было, что медведь нажрался ночью, мясо хорошо зарыл землей и лег рядом. Лежка была еще теплая и талая.
Пошли по следам. Договорились, что будем идти в пределах видимости друг друга. Медведь прошел метров двести прыжками, а дальше шагом, изредка останавливаясь. Шли мы часа два и поняли, что наше преследование бесполезно, да и не безопасно.
В засаде
Вернулись к машине и поехали искать собаку. В нашем поселке их десятка четыре, но ни одна на медведя не идет. Кто-то подсказал нам, что в двенадцати километрах в шорском поселке есть собака-медвежатница. Поехали туда, нашли шорца, но он оказался крепко хмельным.
Пришлось возвратиться не солоно хлебавши. Уговорились с соседом, Сергеем Ш., что утром я его увезу, и он сделает лабаз, а вечером сядем караулить.
Так и сделали. Прихватив с собой полушубок и валенки, ночами примораживало уже до минус десяти, около шести часов были у лабаза. Бросили под березу вещмешки, полушубки, валенки, а Сергей и ружье положил, стоим метрах в пяти от лабаза и вдруг слышим шаги.
— Кто-то еще идет, — говорит Сергей.
— Кого это черт несет? — вырывается с раздражением и у меня, и тут же догадываюсь: да это же медведь!
— Тихо! — шепчу Сергею, но он и сам все понял, замолчал, только показал мне, что ружье его лежит на вещах в стороне.
Медведь тоже остановился. Минуты три-четыре прошли в тишине, потом он фыркнул пару раз, сделал несколько прыжков — и опять тишина… Закрались сомнения: ведь мы его спугнули, вдруг больше не придет? Стараясь поменьше шуметь, забрались на лабаз, надели полушубки, валенки. Сергей сел, я стою, слегка опираясь на ружье, поставив его стволами на жердь лабаза.
Глубокая, весомая тишина стояла вокруг. Лишь чуть слышно шумела речка Сензасс, однако и она со своим однообразным шумом была частью этой тишины. Яркая, умиротворенно круглая луна, выглянувшая из-за сопок, и звезды, и бледно-голубой снег, и вся темная бездна над головой тоже были ее частью, нерасторжимо целым. Казалось, время остановилось…
Ждем уже около часа. Вдруг — шаги, как у быстро идущего человека. Сквозь вершинки пихт, к которым прибиты жерди лабаза, вижу быстро движущееся темное пятно. Направляется на нас! Поднимаю ружье, сдвигаю предохранитель. Сергей, который встал, оставив ружье на настиле лабаза, наклоняется, но взять ружье не успевает, так, согнувшись, и замирает. Вот он медведь!
Ружье у плеча. Прицеливаюсь! Выстрел! Медведь резко разворачивается, стреляю из второго ствола… Несколько секунд слышим шум прыжков убегающего зверя — и опять тишина, оглушительная тишина… Ни рева, ни стона, — только сердце в груди бухает, как туземный барабан! Как будто все приснилось, и не было ни какого медведя. Настолько был уверен, что сейчас взревет, упадет на землю и забьется с хрипом в агонии — и вдруг тишина.
— Промазал, — говорит Сергей.
Мысль такую допустить не могу. Промазать на расстоянии четырех метров!? Ружье хорошее: ИЖ-27 шестнадцатого калибра, уверенно бью глухаря на 40–50 метров, бил лося, марала. Промазать от волнения? Волновался? Да, но руки не тряслись.
— Подстрахуй, — говорю Сергею.
Меткий выстрел
Сбрасываю вещмешок, полушубок. Валенки. Спускаюсь с ружьем и фонарем, следом Сергей. Отдаю ему фонарь, он светит, а я осматриваю место, где стрелял медведя. На снегу нет ни шерсти, ни крови. Осторожно осматривая снег и светя под деревьями, проходим метров тридцать — дальше густой пихтач. Заходить в него не рискуем. Возвращаемся, забираем вещи, идем к машине. Дорогой не столько Сергея, сколько себя убеждаю, что промазать никак не мог, хотя где-то подспудно, в уголке сознания уже закралось сомнение. Вся надежда на утро.
Утром приехали, вышли сначала к месту, где зарыта корова, и поняли, что медведь снова приходил, нажрался и ушел. Добавились новые грязные следы, которых не было вечером. Значит, я его даже не зацепил!
Подошли к лабазу. Понять причину промаха помогла реплика Сергея:
— А мне показалось, что он вообще под нами идет!
Я залез на лабаз и зрительно восстановил всю картину: луна взошла и светила слева по ходу медведя градусов под 40–50, тень его, еще более темная, чем он сам, двигалась сбоку и немного вперед. По ней-то я и стрелял! Невероятно, но факт!
Успокаивало только одно: сегодня вечером он снова придет и у меня будет возможность спасти свою охотничью репутацию. Весь день работа не шла на ум.
В начале шестого уже были на лабазе. Тепло, пасмурно. Луны явно не будет. Быстро темнеет. Ждем минут тридцать. Медведь выскочил из пихтача, на махах, галопом проскочил чистое место метрах пятидесяти от лабаза — и сразу к мясу. На темном фоне его совершенно не видно, только слышится нетерпеливое урчание. Стоим наготове, но стрелять нельзя, ничего не видно, Медведь видно вырвал из земли кусок мяса и приподнялся на задних лапах так, что голову и половину его туловища на белом снегу стало видно. Я тщательно прицелился и выстрелил! Раздался рев раненого зверя, перешедший в стон. Он заполз в пихтач и стал то удаляться, то приближаться. Спускаться с лабаза и подходить опасно, тем более, что отказал фонарь.
Стоим в ожидании минут пять. Наконец, медведь выполз из пихтача, я выстрелил — он свалился и больше не двигался. На всякий случай Сергей стреляет в него еще раз, и мы спускаемся с лабаза. Оторвали с березы кусок бересты, зажгли и при свете факела подошли к зверю. Медведь не подавал признаков жизни. Весом он был примерно полтора центнера, подкожного жира не было совершенно…
Валерий Полетаев
