Недооцененное искусство

художник-таксидермист

Таксидермист — это не просто профессия, а художественное создание необычных форм. Особенно, если работает не изготовитель массовых чучел для трофейных охотников, а анималист, воспроизводящий в своих композициях иллюзию реалистичного мира зверей и птиц. Такие творения с первого взгляда не отличимы от живых обитателей природы. К этим художникам-одиночкам относится и Владимир Лачинов.

Первые шаги к необычному увлечению

Мы сидим в мастерской, попиваем мятно-липовый коричневый по цвету, ароматный свежезаваренный напиток с медом и ведем неспешную беседу. Антураж комнаты тоже необычен. Освещают помещение люстры, основа, их составляющая, — развесистые лосиные рога. Спинки кресел — те же головные «лопаты» сохатых. Ножками служат опять же рога, но уже благородных оленей. Седалища из декоративного древа застелены волчьими шкурами.

«Многие могут удивиться, но в таксидермии не было у меня учителей в общепринятом понимании, — вспоминает Владимир, — до многого доходил своим умом. Мой дед, заядлый охотник, частенько привозил со своих странствий по полям и лесам различные трофеи, и я еще шестилетним пацаном ощупывал каждую добычу и мечтал воскресить ее и сделать как бы живой.

Уже в восемь лет дед подарил мне воздушку, из которой был застрелен воробей. Я так захотел его сохранить, что смастерил свое первое чучело. Неказистым оно получилось и сделано было по наитию: попробуйте снять шкурку с такой малой птахи, да и обработать ее не у каждого новичка получится… А я вот в малолетстве сумел… К пятому классу школы уже искусно, как мне казалось, делал чучела из малых дедовых трофеев: вальдшнепов, дупелей и чирков.

Но… когда в 1968 году поступил в Лесотехнический институт и познакомился с Михаилом Сухорословым, настоящим художником-таксидермистом, то понял, что я полный профан в этом деле. У нас там был кружок. Многие приходили к Михаилу Селиверстовичу, чтобы научиться. Объектов для работы, в первую очередь пернатых, хватало: ведь почти все студенты были охотниками.

Как ни старался я, руководитель кружка все мои работы наглядно сминал, а других ребят нахваливал. «Экзекуция» закончилась лишь тогда, когда Сухорослов увидел на шкафу в институтской аудитории ворону, созданную мной. Преподаватель оценил чучело и изрек:

«Не обижайся, я видел твой талант. Был ты лучшим из всех, но мне хотелось, чтобы твои работы не отличались от живых существ. И ты добился этого…».

Поменявшиеся приоритеты

Но не все складывалось ладно у Лачинова во время учебы в Лесотехе. Нет, задолженностей по экзаменам и зачетам не было, да и занятия не прогуливал. Но вот охотничья его страсть, перешедшая от деда, сыграла однажды злую шутку.

Частенько ректорат вуза давал Лачинову поручения. Нужна была помощь в организации охот и обслуживании их участников. В очередной раз его подопечным оказался крупный областной партийный работник. Застрелил он, будучи в нетрезвом состоянии, оленуху, а не поднятого загонщиками рогача. Но… тут Лачинов и не сдержался — надавал горе-охотнику оплеух за роковую ошибку…

Учебу в Лесотехе пришлось прервать, к счастью, нашлись благодетели, помогли парню перевестись на биофак Воронежского госуниверситета. Студентом того же факультета был и я. В 1972 году мы с Владимиром Лачиновым познакомились и подружились…

«В университете была совсем другая обстановка, — продолжил рассказ приятель. — Во-первых, именитые ученые. Я сразу сошелся во взглядах с известным орнитологом и писателем-натуралистом Леонидом Семаго, ставшим впоследствии почетным гражданином Воронежа. Он помог мне разобраться в тонкой материи живой природы и создавать свои композиции, приближенные к ней».

Раздумья о профессии

«Я считаю таксидермию искусством. Настоящих российских мастеров, посвятивших ей жизнь, можно пересчитать по пальцам, — Владимир задумался и спустя мгновенья продолжил свой монолог. — В последние годы развелось много шаромыг, делающих на чучелах большую деньгу, обслуживая состоятельных охотников. То не художники от таксидермии, а обычные ремесленники, овладевшие азами профессии».

Владимир Лачинов за более чем полвека пополнил своими композициями десятки областных и районных краеведческих музеев, не считая частных коллекций. Работы его на Всесоюзных и Всероссийских конкурсах и выставках удостаивались высших наград, о чем свидетельствуют кубки, дипломы и почетные грамоты…

Он путем многих экспериментов придумал, как изготавливать для своих экспонатов искусственные глаза, не отличимые от естественных. Это придавало работам большую натуральность.

Но… не все так просто в профессии таксидермиста. На мой вопрос, мол, жалко ли превращать живых зверей и птиц, пусть и в красивые, но все же мертвые манекены, мастер ответил честно: «Очень! Но, если бы таксидермия не существовала многие века, мы бы не увидели в музеях многих исчезнувших животных… В основном материал для работы мне приносят охотники и любители природы, нашедшие мертвых лесных обитателей. Отдают павших зверей и птиц передвижные зоопарки.

Но порой иногда необходимо участвовать в добыче будущего экспоната и самому. Стрелять на работе — самое неприятное в моей профессии. Для Воронежского краеведческого музея нужны были чучела редких журавлей и лебедей. Я даже не знал, как выполню то задание.

Когда как член любительского общества охотишься на дичь — это понятно, страсть свою успокаиваешь. А для профессионала — обычное убийство. Мне трудно было с этим смириться. Но… пришлось участвовать в добыче материала самому. Не каждый охотник может сохранить и подготовить к дальнейшей обработке уникальный трофей. Работал-то я не из-за денег (в музее таксидермисту платили гроши), а ради того, чтобы люди лучше смогли понять мир природы.

Иногда, еще не видя и не держа в руках зверя или птицу, год, а то и два вынашиваешь план, продумываешь позу, композицию. Если же есть материал, то работаешь порой и ночью, коль придет перед сном новый замысел и вдохновение…».

Посетители Воронежского областного краеведческого музея надолго останавливаются у витрин зала с композициями, посвященными животному миру Центрального Черноземья, в большинстве своем созданными Лачиновым.

Шесть плюс один

Наших судеб дорожки с Владимиром то сходились, то разбегалась на многие годы. Давненько, в девяностых годах прошлого века, вместе с ним промышляли лицензионным сетевым промыслом на заброшенных прудах и платили со сданной рыбехи налоги, а потом ред-редко совершали совместные охоты. И то большей частью стреляли водоплавающую дичь.

Не удержался я и при этой встрече спросил у Лачинова, какая же из тысяч его охот была самая запоминающаяся. «Юрец, ты не поверишь, но та, когда с новым ружьем обставил всю компанию, — Владимир оживился, прошелся по мастерской и продолжил: — Это не тот случай, когда мы с тобой и с собакой в придачу обшарили все буераки под Рождественской Хавой и не подняли ни одного зайца…

Купил я тогда ружье-автомат… Целый сезон деньги собирал — по тем временам огромные. Оно стоило 355 рублей, а килограммовая буханка хлеба — 14 копеек. Старики-охотники обсмеяли, говорили, что это не оружие: то осечка, то засечка, нужны, мол, два ствола и два курка…

Ладно, поехал с ними на открытие сезона по пушному зверю в окрестностях Воронежа. Прошли в лес, набросили собак. Гончаки сразу заревели, учуяв лису. Все бросились кто куда, а я задержаться на перекрестке кварталов решил. Прикинул, откуда будут гнать зверя. Гляжу: и вправду шумовая выходит. Бах! Готова, лежит.

Хотел уже к ней подойти, но тут слышу, что собаки напирают в мою сторону. Вскидываю ружье, упираю приклад в плечо. Гонная лисица выскакивает на меня. Бах! Все, готова.

Берусь обдирать трофеи. И только зачистил лисьи лапы, как слышу: вновь гон направляется в мою сторону. Кидаю нож, вскидываю автомат. Опять рыжая плутовка выскочила в лоб. Бац ее, уже лежит.

Жду, когда появятся собаки, а их пока нет. Следовательно, эта лисица тоже шумовая. Отнес ее к предыдущим, работаю дальше, а сам прислушиваюсь. Кажется, что опять гон заворачивает ко мне. Упираю ружье в плечо, вижу рыжую, которая бежит в упор. Хлоп! Вот и четвертая. Что творится в душе, передать словами не могу: тут и радость, и гордость… В общем, ты сам охотник, меня поймешь…

Пришли собаки, «пожамкали» лису и смотались. Я закончил с первой, приступил к свежеванию второй. Когда к ней наклонился, краем глаза увидел поблизости еще одну Патрикеевну. Как схватил ружье, как выстрелил — все было в тумане. Но пятую все же добыл. Это было что-то! Израсходовал 5 патронов и взял 5 лисиц!

Подтянулись остальные охотники. У них пусто, а у меня от счастья слезы на глазах. Постояли мои компаньоны и решили, что пора закругляться: хватит на сегодня. Я полностью зарядил ружье, следуя инструкции, запихнув пять патронов. Свою тяжелую, но дорогую ношу взвалил на плечо и направился к деревне.

Другим охотникам легко идти без трофеев. А я понемногу отстаю. Снятую шкурку убрал в ягдташ, а остальных лисиц перебросил через плечо, связав за лапы. Две рыжие плутовки висели спереди, столько же сзади. Ружье я держал в руке. Помаленьку в душе накапливалась злость на попутчиков, которые не спешили прийти мне на помощь.

Вдруг опять идет гон. Прямо на меня по дороге прет лисица. Приходится стрелять в нее с одной руки. Смотрю, лежит. На шум сбегаются другие участники охоты. Выскакивает и заяц, у которого была лежка у края сосняка.

Вновь жму на спуск, удерживая ружье одной рукой. Бамс… лежит. Тут все вокруг загалдели, что, дескать, так не бывает. Но так было, Юрец. И та охота с ружьем-автоматом и запомнилась, хотя сейчас предпочитаю обычную вертикалку…».

Послесловие

Меня всегда восхищали работы Лачинова. За их естество и приближенность к действительности. Посмотришь на малюсенькую славку, угощающую юного кукушонка, и просто не веришь, что они не живые. Подросший птенец, уже не умещающийся в гнезде, и крохотная его кормилица, присевшая на соседней ветке…

В последние годы Владимир берется только за уникальные проекты. Недавно он для музея одного из агроуниверситетов сделал чучело из двуглавого теленка, погибшего во время отела… Но по-прежнему, если к Лачинову попадает необычный материал, особенно миниатюрных размеров, добытый для исследований учеными-зоологами, от работы, пусть и за мизерное вознаграждение, мастер не отказывается.

— Для науки на какие только материальные жертвы не пойдешь! — с улыбкой завершает наш разговор маститый и титулованный художник-таксидермист

Юрий Демин, г. Воронеж

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий