Ведь как получается: людям стараешься добро сделать, а они… А все из-за того, что решил увлечь рыбалкой сына моей хозяйки — Серегу. Я у них угол снимаю. Вот из-за этой затеи и остался я, как говорится, на «рыбьих правах». Почему? Серега не рыбак, он только есть горазд: любит и жареную рыбу, и уху с перцем. А мне одному на реку ходить как-то несподручно. С напарником веселее. Вот и решил я из парня собрата по рыбалке сделать. А получилось…
Начну по порядку. Я пока живу на квартире у тетки Авдотьи — матери Сереги. У нее — хорошо: тихо, спокойно. Придешь, бывало, с работы, книгу почитаешь, телевизор посмотришь или в шахматы с Серегой сыграешь. Тетка Авдотья у плиты кастрюлями гремит, потом подает дымящийся борщ, картошку жареную, пироги с чаем. Не благодать ли? А теперь волком на меня смотрит. Больше молчит, а иногда так рыкнет, что спине холодно. Ультиматум предъявила: чтобы, говорит, в недельный срок себе подыскал новую квартиру.
У мороза в «объятьях»
Рыбалкой я давненько увлекся, еще в деревне пристрастился к ней. Принесешь окуньков, чебачишек — хозяйка довольна, ухи наварит, нажарит. А сама ловля чего стоит! Еще месяц назад все было спокойно. В то воскресенье решил сходить на реку. Мотыля купил, мормышки привязал новые. Все приготовил чин по чину. Серега, ясное дело, наотрез отказался идти. С этакой ехидной улыбочкой изрек: сходи, мол, разведай. Если что поймаешь, то в следующее воскресенье сбегаем вместе.
Утречком, часов этак в семь, я сбежал с крыльца дома и угодил морозу в объятия. Холодище в то утро был! Под ногами сухо хрустел снег, деревья покрылись инеем, а провода даже отвисли от снежной тяжести.
Стал долбить лунку. Звенит лом, ледяные брызги летят в стороны. Руки даже через шерстяные рукавицы прилипают к железу. Крупные льдины отливают радужным цветом. Сажусь на раскладной стульчик (между прочим, удобное для рыбака сооружение) и опускаю мормышку в лунку.
Сижу минуту, вторую… полчаса, но рыба, видимо, проверяет мое терпение.
Оранжевое солнце медленно выкатилось из-за горизонта, а рыбы нет как нет.
Так можно, пожалуй, и вообще ничего не поймать. Серега натурально обхохочется, а потом попробуй вытащить его на реку!..
Улов из магазина
Уныло бреду домой, рыбалка нынче не удалась. Пять окушков — не улов. И вот… Мне просто везет. Недалеко от трамвайной остановки я увидел лотошницу и толпу. «Рыба. Свежемороженая рыба».
Рыбаку, конечно, неудобно стоять в очереди за рыбой: шутки, усмешки в мой адрес, но я все вытерпел, выстоял и купил пять килограммов окуней и пару щук. Бегу домой, а у меня дух захватывает от радости. Появилось этакое озорное настроение. Так и несет меня домой, словно на крыльях.
— Ну как, едим уху? — услышал еще с порога ехидный, насмешливый голос Сереги.
— Спрашиваешь! — я не спеша подошел к столу, медленно развязал рюкзак и стал по одному вытаскивать окуней. Кучка росла и росла. А наверх я еще щук положил.
При виде окуней парень смотрел на меня еще скептически, а по мере того, как росла горка, насмешливость его исчезала. А когда увидел щук, глаза его как-то странно загорелись. Он молчал, словно язык проглотил. Потом взял большую щуку, пощупал ее зубы, взвесил на руке.
— Все, — выдохнул Серега, — в следующее воскресенье я иду с тобой.
Вечером в пятницу я задержался на заводе. Домой пришел часов в девять. Только захожу — Серега навстречу.
— Видал? — спрашивает и протягивает банку с натуральными живыми навозными червями и достает крючки, наборы мормышек, леску всякую. Ледобур купил, даже раскладной стульчик приобрел. Одним словом, приготовился к рыбалке. А вот рыба где? Если не клюнет ни одна рыбешка — пропали все мои старания.
А в воскресенье…
На реку мы пришли рано, даже самых заядлых рыбаков — всего ничего. Одни занимались физзарядкой — пешнями долбили или ледобурами сверлили лунки, другие, уморившись, сидели кто на ящиках, кто на стульчиках, разматывали свои снасти.
В заводи, где предполагалась рыба, пробурили несколько лунок. Я не успел опустить в лунку мормышку, как услышал голос Сереги:
— Зацепилась!
— А ну, отпусти слегка леску, — говорю. Леска мгновенно вытянулась, как струна. — Тяни быстрее!
Серега быстро-быстро заработал руками. А потом заулыбался и диким голосом заорал на всю реку:
— Есть! Поймал!
Он схватил вытащенного окуня и почти пять минут, как обезумевший, носился с ним по льду. Я был рад его удаче и с тайной надеждой смотрел на его первого окуня.
Серега торопливо насадил нового червя — и опять леску потянуло.
Я смотрел на парня и ликовал. Он сбросил рукавицы, вытаскивал одного окуня за другим. Щеки его пылали огнем и походили на красный спелый помидор.
Каждый раз, когда он вытаскивал рыбину, видно, частица его радости передавалась мне. Если рыба крупная — леска звенит, поет, и эта песня отдается у тебя в груди. Хочется самому петь, плясать.
Вообще-то зимой на рыбалке петь не возбраняется: все равно через толстый лед рыба плохо слышит. Не то что летом. Вот разве губы от мороза деревенеют, так что с песней плохо получается. Не песня, а завывание.
Наконец, и у меня клюнуло, потом еще и еще. Я увлекся, рыба капризна: захочет — клюнет, а не захочет — сиди, сколько твоей душе угодно, а к червячку не подойдет.
Последствия купания
Сверлю новую лунку. Серега бегает по льду — греется. В сильные морозы лед трескается, из трещин выходит вода — образуется наледь. Серегу и потащила нелегкая на такую наледь. Сверлю лунку и слышу крики. Оглянулся и вижу Серегу, орущего в полынье. Лед крошится, и он с трудом удерживается на поверхности. Наледью оказалась чуть запорошенная снегом обыкновенная полынья. Рыбаки — к нему. Вижу, один из них подает Сереге конец пешни, он старается дотянуться до нее. Привязали поясной ремень.
— Боком, боком катись! — кричали другие.
Подали ремень и общими усилиями выволокли Серегу подальше от полыньи. Стоит он, а вода ручьем с него хлещет, озноб так и колотит, слова сказать не может. Шапка только сухая, а мороз, известное дело, не теряется. Вместе с ветерком так принялись, что одежда враз колом встала. Где уж тут рыбачить — рыбу собрали и бегом на берег. Прибежали в домик к одному старику. Славненький старикан оказался, приютил Серегу. А когда домой пришли, нет чтобы матери ни гугу, так куда там… Решил похвастаться.
— Щуку, — говорит, — хотел руками поймать. Из полыньи вылезла подышать морозным воздухом, вот и пришлось купаться.
После слов сына тетка Авдотья — в обморок. Сердечный приступ. Серега у нее — единственный кормилец. Когда пришла в себя, на меня колючие взгляды мечет. А я‑то при чем? Бегать, видите ли, ему захотелось. Ну и прыгал бы себе на одном месте, как делают рыбаки. Нет же…
Вечером у Сереги поднялась температура. Всего на один градус — это 18‑летнему парню, что слону дробина. А мать бегает: всякие припарки, примочки, отвары. Целый лазарет устроила. Утром, как и следовало ожидать, Серега поднялся, словно и не купался в ледяной воде. Уходя на работу, крикнул мне:
— В следующее воскресенье снова пойдем!
«Смеется или правду говорит?» — ломал я голову. Вечером, когда пришел домой, Сереги еще не было. Тетка молча подала мне ужин. Села на лавку и все на дверь поглядывает — сына ждет. А он пришел поздно, по магазинам бегал. Целый набор зимних блесен, несколько книг про рыб и рыбалку и две катушки лески принес.
— Пойдет? — спрашивает.
— Леска хорошая, да и блесенки нормальные, — говорю.
— Деньги зря на всякие безделушки тратишь, — говорит и на меня смотрит тетка Авдотья.
Ишь ты, денег ей жалко. Дело не в деньгах. Это чтобы, значит, Серега на речку не ходил, не морозился. Всю неделю не разговаривала со мной. Смешно даже: наши снасти спрятала и говорит, что ничего не знает. Серега долго искал, но нашел-таки. На чердаке разыскал. Я ему толкую, что не следует пока ходить на реку, мать расстраивать, но он меня и слушать не хочет. Тетка Авдотья тут мне — ультиматум. Вот как бывает. Армия рыбаков увеличилась на одного человека, а мне… Пришлось снимать новую квартиру.
Александр Иванов
