Силуэт зверя появился, как из ниоткуда. Абсолютно бесшумно проплыл в предутреннем тумане, стелющемся над землей, остановился возле улья, который был гораздо выше остальных. Это была самая сильная семья всей пасеки. Два корпуса и два магазина поверх улья. Он узкой каланчой возвышался на краю поляны — точка метрах в 50 от бани, на потолке которой под крышей, затаившись, уже часов пять сидел Павел с ружьем, подкарауливая косолапого.
Напрягая глаза, старался увидеть, но все же не уловил момента, когда медведь встал на задние лапы. Миг — и слетела крышка улья, сбитая быстрым ударом. Дальше ждать было нельзя. Павел, привычно задержав дыхание, подвел трудноразличимую мушку ствола к середине мохнатой спины примерно между передними лопатками, плавно нажал сразу обе спусковые скобы курков.
Промахнулся или попал?
На миг грохот и вспышка двух выстрелов дуплетом оглушили и ослепили. Но гораздо ощутимее и болезненнее была отдача. Предупреждали ведь, кто пользовался порохом «Барс», что это сильная штука! Не поверил, понадеялся на собственный немалый опыт и зарядил патронные гильзы по старой мерке. И вот результат: мало того, что при двойном выстреле самого полуразвернуло, так еще сильно ныло плечо, ушибленное отдачей.
Закрытые в помещении склада, дружно в голос взлаяли и взвыли Пальма с Жучкой. Хорошие соболятницы, идущие по боровой птице, «прилипчивые» к копытным животным, обе — и «мать», и «дочь» — панически боялись медведя.
Обозначат лаем направление, повизгиванием и расстояние примерное укажут, но вот чтобы брать косолапого приступом, «посадить» — никогда. Хвост между ног, и… шмыг хозяину за спину. Павел был на них не в обиде: ему от них большего и не нужно было. Поэтому от греха закрыл их на складе, когда в сумерках пошел садиться на «лабаз».
Морщась от боли в плече, быстро перезарядил оба ствола. Вновь заложил пули, но после вспышки выстрелов глаза никак не могли освоиться в полумраке. Не получалось разглядеть — попал или нет. Луна вновь нырнула в тучи, следовало немного подождать, тогда все станет ясно. Слазить сейчас с бани, на которой сидел, карауля медведя, и идти к улью было равносильно самоубийству.
Прошло с полчаса. Глаза вновь потихоньку привыкли к полумраку, да и в просветах туч явно посветлело. Павел внимательно присмотрелся: около улья, кроме валяющейся деревянной крышки, ничего не увидел. «Неужели промазал? — ворохнулась мысль. — Сиди, не сиди, нужно слезать и идти смотреть результат!».
Освещая путь фонариком, вначале быстро сходил и выпустил из неволи собак. Те с визгом выскочили из дверей, вначале весело закрутились-завертелись возле ног. Но вот струйки воздуха предрассветной поры напахнули на них тяжелый запах. «Аромат» медведя ударил по ноздрям собак, как электрический ток.
Обе залились истошным лаем, шерсть на спинах вздыбилась. «Голосили» правильно — повернувшись в ту сторону, откуда пришел зверь. В том же направлении он, скорее всего, и скрылся. Истошный лай стал меняться и закончился повизгиванием-поскуливанием. Павел уже знал, что это означало: в радиусе около 200-300 метров опасности нет. Значит, промазал или ранил. И так, и этак плохо.
Осмотр места
Подсвечивая фонариком, держал ружье все-таки наизготовку (мало ли, всякое бывает). Медленно подошел к улью, не забывая поглядывать по сторонам, хотя в рассеивающемся тумане мало что четко виделось — больше мерещилось.
Стал внимательно осматривать примятую траву: не мог он промазать… ну просто никак! Расстояние — всего каких-то 50 метров, стрелял с упора, был спокоен. Но пятен крови на траве не было.
«Эх-ма, начинай все с начала, опять ушел… тварь лохматая, — подумал Павел. — Но… стоп, а это что?». Луч света выхватил на траве немного уже в стороне какие-то темные пятна, большие и неровные. Пальцы, проведенные по траве, окрасились ярко-красным. Это была кровь из артерии. Похоже, медведя крепко зацепило.
Пройдя чуть вперед, Павел увидел целую кровавую широкую дорожку — она уходила дальше, насколько было видно в свете фонарика. «Есть! Дай Бог, чтобы сдох где-нибудь, сволочь надоедная. За полторы недели еженощного бдения все нервы измотал поганец! Хотя радоваться еще рано, — напомнил себе охотник. — Нет ничего страшнее раненого хищника!».
— Ладно, — бормотал Павел, продолжая осматривать дорожку крови. — Все выяснится утром, а сейчас — спать и как можно быстрее!
Все предыдущие ночи ему приходилось дремать помалу и урывками, поэтому едва только голова коснулась подушки — сразу провалился в темноту без всяких сновидений. Пробуждение было радостным и тревожным одновременно. Проспал немного, всего четыре часа, но чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Тревожило же то, что нужно идти искать подранка, чтобы точно знать: избавился от медвежьей напасти или нет.
Решил не завтракать, хотя есть уже хотелось. На голодный желудок и нога легче, слух и взор острее. Тщательно проверил патронташ, пересчитал пулевые патроны: 8 штук — должно хватить. Теплилась слабая надежда, что они вообще не пригодятся. А когда пошел по кровавой дорожке, то уже точно знал: не понадобятся.
По следу зверя
Тропа, по которой убегал назад раненый бурый хищник, вела черемушником к речке. Не составляло труда отыскивать следы в кустарнике, но охотник шел очень медленно и осторожно. Медведь вообще серьезный противник. А раненый зверь опаснее во много раз.
Поэтому Павел очень внимательно и осторожко осматривал каждую валежину и кочку, кусты впереди и по сторонам от следа. Знал, что если косолапый уходит раненым, то обязательно проконтролирует: нет ли погони — сделает лежку-засаду сбоку. Нападает, как правило, сзади и слева: в природе в большинстве своем медведи — левши.
Все пока было спокойно, впереди уже весело булькала и шумела речка. Разум подсказывал, что напрасны все эти предосторожности: след был буквально залит запекшейся кровью. Но береженого Бог бережет.
На маленькой речной коске в очередной раз стало очевидно, что медведь получил смертельную рану. Здесь у самого бережка на мелководье на дне было много паутинок и целых сгустков свернувшейся крови. Они колыхались и двигались по камешкам-гальке, как живые. Да и откосок, где, очевидно, какое-то время лежал зверь, был весь в крови.
Резкий крик ворона внезапно привлек внимание. В вершине небольшого речного плеса на невысоком яру густо начинался лесок. На одиноком дереве у самой кромки пихт сидело воронье и заинтересованно смотрело сверху на что-то внизу.
Уже догадываясь о причинах этого молчаливого ожидания, но все же инстинктивно опасаясь, держа оружие наизготовку, Павел прошел противоположным берегом по мелководью до большого камня-булыги величиной с дом. Он находился как раз напротив того места, куда так внимательно смотрели птицы.
Хищник с повадками человека
Взобраться на камень было делом минуты, зато сверху все хорошо было видно. На яру за колодиной лежала туша мертвого зверя. Даже без сил, угасающим сознанием бурый хищник пытался контролировать ситуацию: развернулся и лежал головой к своему следу в ту сторону, откуда пришел.
Несколько брошенных камней подтвердили, что опасности нет и можно спокойно подойти. Первым делом, конечно, было интересно посмотреть, куда же попали пули. Все правильно: круглые входные отверстия на спине между лопатками, куда и целился. Две тяжелые свинцовые пули 16-го калибра сделали свое дело. Одна разорвала легкое, вторая раздробила позвонок и сидела тоже где-то в груди.
Шансов выжить с такими ранами у любителя меда не было никаких. Еще удивительно, что прошел больше полукилометра чащобником. Хотя чему тут поражаться? Молодой самец, лет 5-6, в расцвете сил вгорячах бежал, пока не упал от потери крови.
Вспомнилось прочитанное где-то: предки-славяне верили, что медведь — это человек, которого Бог в наказание за грехи превратил в зверя. Поэтому у него повадки людей: он умеет ходить на двух ногах, умывается, вскармливает молоком своих детей, нянчит и любит их. А иногда даже кажется, что понимает речь.
Не давая разыграться жалости-воображению, пасечник стал пенять мертвому зверю:
— Не человек ты, а сволочь: четыре улья разбил, слопал, не подавился! А какие семьи были, сколько меда бы еще дали!!! Кто теперь за все это платить будет, ты что ли? С тебя теперь вот взятки гладки, а мне еще весь остаток лета от вашего брата круговую оборону держать, ночей не спать, жизнью рисковать. И что вас так на мед тянет? Ну прямо жить вы без него не можете, что ли?
Продолжая ворчать, Павел, уже успокоившийся, думал о том, что лесное зверье и птицы быстро управятся с тушей. В природе все обустроено очень рационально. Вспомнив в мыслях о еде, ощутил зверский голод… время было уже к обеду. Подумал и о собаках: каково им, бедняжкам, некормленным. После этого быстрым решительным шагом поспешил на пасеку.
- Словарик
-
Лабаз (словарь русских говоров южных районов Красноярского края) — род вышки высотой 2-3 метра для выслеживания зверя; в общем смысле — караулить зверя с высоты.
Александр Моршнев, Красноярский край
