Очень важно — уметь удержаться от выстрела. Этим и отличается настоящий охотник. Он знает, в каких ситуациях не надо нажимать на спуск: например, если слишком далеко, цель не видна, выстрел может оказаться опасным для тебя или других, не успеваешь «отследить» стволом пернатую дичь, или она уже ушла из «зоны поражения», дробь не та, не найдешь, либо не сможешь достать добычу. Нельзя также палить впопыхах и вдогонку… И есть еще много таких правил…
ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — В № 9 (148) И В № 10 (149) И № 11 (150).
Дополнительный шанс
Тем временем над кустами мельтешит крыльями чирок. Ну ведь опять же далеко! И снова два моих выстрела не изменили направления его полета. Он даже не чихнул, не удостоил меня взглядом.
Рассвело уже полностью. Наступал день, пасмурный, серый, холодный, ветреный. Никакие надежды на изменение погоды не сбылись. Может, к вечеру что и изменится, но вряд ли…
Затекли ноги и спина. Все это время я стоял, слегка пригнувшись, прячась за грядой камыша. Шея устала, плечи — как чугунные. «Пойду пройдусь по краю камышей — может, кого и вспугну», — решил я.
Линия камыша очерчена резко, за ней сразу начинаются кочки, между которыми вода. Можно утке сидеть в этом укрытии и, высунув голову, наблюдать за лугом. До кустов — метров десять… Шагнула в камыши, присела за кочку и… скрылась из вида, ни один выстрел не страшен!
Прогулялся я до ближайших кустов справа. Дальше нельзя: помешаю тем, кто охотится с подсадными утками, или сам под их выстрел попаду… Возвращаюсь обратно и занимаю прежнее место.
Снова свечой уходит вверх над камышами утка. Выстрелы слились почти в дуплет. Птица споткнулась в полете и крутым управляемым штопором упала где-то у границы камыша — там, где я только что ходил. Почти бегом выскакиваю на пригорок и, внимательно оглядывая предполагаемое место падения, спешу к кустам.
Тьфу, накаркал: утки нет. Вот только перышки остались, они еще вертятся в потоках холодного воздуха. Прочесал край камыша, сунулся в камыш, который встретил меня холодным молчаливым презрением. Отошел всего метра три и… попал в непроходимый кочкарник. Искать здесь подранка бессмысленно!
Я сел на кочку. Утро, наверно, закончилось, выстрелы, и так редкие, совсем затихли. Вижу, что по полю к стану неторопливо движется худощавая невысокая фигура Лаврентича. Наверное, и мне пора идти, есть уже хочется. А потом надо будет пошарить по болоту, поискать подранков, ознакомиться с местностью. Может, получится подобрать «огневую позицию» получше.
«Что зря сидеть и мерзнуть? — думаю я. — С «халявой» всегда не везло, то, что другим просто падает в руки, мне всегда приходится добывать трудом. Зато, наверное, еще никогда не было такого, чтобы мои усилия, продуманные и наполненные вниманием, не окупались заслуженной удачей. И, быть может, от этого она еще ценнее и радостней!».
Советы за столом
Подтягиваемся к стоянке почти одновременною. Мы с Лешей идем навстречу друг другу, сзади меня появляется Валера. Тоненькая струйка дыма тянется вдоль травы — это Лаврентич колдует возле костра.
Возле палатки какой-то громадный «дядя-шкаф», плотный, прямоугольный. Засунув руки в карманы синего теплого бушлата, уверенно загибает тумбы-ноги. То в одну позу встанет, то в другую. И что-то невнятное рассказывает… У-у-у. Судя по запаху и тембру голоса, это и есть Толян, который ночью лежал и храпел на соседнем сиденье в машине.
Леша бросил возле палатки двух уток, то же сделал и подошедший Валера. На Толяна они не обращают никакого внимания, как будто и нет его. Ну ладно, я тоже буду так. Валера разглядывает пернатую дичь, оглядывается и спрашивает:
— Лаврентич, а ты что, порожняком?
— Да я один патрон и сжег-то всего. А уж вы-то палили так, что по десятку должны принести!
— Ну, с каждой по перышку… на подушку. Десяток патронов извел-то всего. Вон люди за зорьку по триста сжигают, и то ничего.
— Ну так и ты не стесняйся…
— А по кому стрелять? Две свои, да налетели раза три. Вот и вся охота. Чаю-то хватит? Или ехать за водой надо?
— Чаю, если понемногу, то хватит… А вот ехать все равно надо.
— Ну так грей, а мы съездим. Может, что еще привезти?
— Сами с головой — соображайте. Воды только побольше.
— Тару собирайте, я движок греть пошел.
Валера запускает мотор, приводит в порядок салон. Толян сразу падает на сиденье. Мы с Лаврентичем приносим пластиковые бутылки, фляжки, канистры. Все это Леша складывает на заднее сиденье и тоже садится. Машина, надсадно взревев толком еще не прогретым двигателем, медленно трогается по сырой луговине.
Костерок из остатков вчерашнего хвороста слабыми языками пламени облизывает котелок. Лаврентич, как колдун, внимательно вглядывается в варево: чай надо разогреть, не доводя до кипения.
— Ты очень горячий пьешь?
— Нет, теплый пойдет.
— Давай пей… На всех делить — мало будет, а одному — может, в самый раз.
— Себе-то наливай.
— Налью. Ты вон тащи от палатки пакет да раскладывай. Перекусим пока. Их долго, поди, не будет. Деревня-то ночью гуляла, слышал? Это родня Толяна… Вот туда за водой и поедут, потом — в магазин.
За едой пошел разговор обо всем и ни о чем. Посетовал я на сегодняшние мои неудачи на охоте.
— А ты чем стрелял?
— «Четверкой», как обычно.
— Неправильно это. Стрелял ты далеко, дробь мелкая, легкая, долетает на излете. И еще учти: весна нынче была ранняя, поэтому утка сейчас зрелая, перо уже крепкое. Так что нынче надо дробь покрупнее. Я вон «единицу» снарядил. Если зацепишь, так уж рана серьезная. Ну а «четверкой» только близко стрелять.
— Есть у меня патроны и с «единицей», только старые.
— А что им сделается, если не мокли?
— Нет, дома хранил, в сухости.
— Вот ими и стрелять нынче надо.
Сергей Ковалев, г. Новосибирск
