Случай с борзыми в наездку

Крымка

Мне очень понравилась черно-пегая крымка хорошего моего приятеля. Будучи сильно занят по службе, он не имел возможности ездить со своими борзыми, когда приходила пора езды и травли, а мог только пользоваться этим удовольствием тогда, когда позволяло время, что не всегда совпадало с удобствами самой езды.

Весной по брызгам и можно бы проехаться, позволяло время, да «брызгать»-то негде, с отмежеванием крестьянам отрубных участков. До размежевания при чересполосном владении землею каждый ездил через участок каждого, не боясь запрета. С размежеванием этого рода езда сделалась достоянием людей очень богатых, имеющих возможность ездить по своей земле, не съезжая на землю соседа. Кто же теперь, в конце марта, позволит скакать с борзыми по своим полям?

Ездить осенью из-за службы положительно нельзя было. Оставалась езда в санях зимой. Но «бедному жениться — так и ночь коротка». Служащему и зависимому человеку для езды с борзыми и зима будет коротка. То время есть — метель на дворе. То чудная пора — времени нет. А там навалит снегу столько, что ни пешком, ни верхом, ни на саночках.

Проверка для крымки

Вот ввиду так неблагоприятно сложившихся обстоятельств приятель мой и доверил мне красавицу свою, борзую крымку, как пока что ему лишнюю, прося ее проваживать с моими борзыми. А сука была действительно красавица! Ребра — на два пальца ниже локотков; глаза — чудной красоты и ума, темные, навыкате; уши — в четверть длиною, в громадных париках, черной шелковистой псовины; пальцы — в комочке, а колодка — идеальной сложки! Одно было в ней неудовлетворительно — это рост. Она была очень мала. Живости и страстности эта борзая была необыкновенной. На своре она не столько шла, кажется, на четырех ногах, сколько на двух. Вечно она была на дыбках. На игре с борзыми любимым ее делом было перескакивать через своих товарок и становиться свечкой на совершенно вытянутых ногах.

Такую-то милую борзую по второй осени вручил мне мой приятель с наказом как можно больше беречь ее от псарей, которых она никогда не знала, ибо жила постоянно в комнатах. Привезши ее к себе, я, разумеется, такую грациозную барышню поместил у себя тоже в комнатах. Дня через три, которые я дал ей отдохнуть от дороги, она привыкла ко мне окончательно и не расставалась со мной.

Был сентябрь-месяц, и погода стояла прекрасная. Я выбрал денек попасмурнее и выехал в поле на хлопки. Сука уже в эту осень забрала нескольких зайцев, как мне говорили, а потому я сгорал нетерпением померять ее с лучшими моими борзыми. Долго мне ездить нельзя было, а потому, не найдя ничего, я бросил свору и повернул домой. Но тут неожиданно поднялась из долинки белесая сова, потянув низом, и вся свора злыми ногами заложилась по ней, несмотря на мои резкие протесты, раздававшиеся по всему полю. Мои борзые живо поняли свою ошибку, что это не заяц, и, сконфуженные, вернулись к стремени. Но черно-белая сука, как детский волчок, катилась то под совой, подпрыгивая и играя с ней; то за совой, когда та, словно дразня борзую, начинала лететь опять низом. Я долго любовался ставшей за короткий срок моей любимицей черно-пегой сукой и уяснил себе, что скачка ее не шуточная; что в этой бочковатой колодке сидят в равной мере и прыткость, и сила. Что по скачке своей она может быть опасной соперницей моим борзым. Домой я вернулся в самом лучшем расположении духа.

Охота на зайца

На завтра, часов в десять утра, мне подали моего донца и пару лучших вчерашних борзых. Новая моя любимица, не покидавшая меня ни на шаг, визжа и прыгая от радости, была, разумеется, уже тут. Борзых из-под крыльца я никогда не беру на свору, давая им полчасика, а то и больше последничать по сторонам и выпорожниться. Выехав в поле, где можно ожидать было уже зверя, я нанизал борзых и въехал на зеленя, которые были еще небольшие. Едва я вступил на них, как под одной сурепкой подозрил прибылого зайчишку. Лежит, душончик, и не дышит, совсем на виду, шагов восемь от меня, и, видя борзых, не знает, что ему делать: бежать или отлежаться. Очевидно, он решился на последнее.

Я стоял покойно, на всякий случай подобрав свору, чтобы она как-нибудь не захлестнулась, и любовался смущением бедненького зайки. Он мне, не знаю почему, напомнил оторопелый взгляд невесты после свадебного бала, когда гости один за другим разъехались и невеста осталась одна с глазу на глаз со своим мужем. Еще вчера она так весело на девишнике плясала. Еще сегодня она так беззаботно ехала в церковь… Бал… Гости, много гостей… Поздравления… Танцы… И вдруг теперь… Что сталось с мужем, с этим любимым ею человеком? Взгляд у него какой-то ей незнакомый. Вежливость какая-то и угодливость — приторные и натянутые, и нигде, ни кругом, ни около, ни единой души, с кем бы хоть слово перемолвить…

Еще сегодня ночью зайчик так весело выбрыкивал на этих самых зеленях. Еще сегодня на восходе солнца какие он хитроумные сметки и петли выделывал. Как искусно маскировал он следы свои. Молодой радости, сознанью сил и утехам не было конца. И вдруг… На тебе! Какой-то страшный урод едва не наехал на него; вперил свои неприятные глазищи, а немножко ниже их шесть штук еще более неприятных, блестящих каких-то предметов ворочаются во все стороны. Бесспорно, это все страшные звери: и те, что повыше, и те, что пониже, так мало похожие на нас. Немножко продвинься они ближе — и придется либо быть раздавленным, либо бежать… А что тогда будет, если они побегут за мной?.. Горе, горе мне, бедному!..

Я хлопнул арапником, и все размышления моего зайки были прерваны, спутались, и от этой неожиданности он вскочил и побежал по чистому жнивью в лес, отстоящий от места его отдохновения добрых три версты, забыв про то, что стоило ему по отлогому подъему пробежать шагов триста — и к его услугам был густой дубовый кустарник, где и с гончими его не выпорол бы.

Удивительный случай

Отдав свору, я аттукнул, и конь мой еще без этого сигнала по привычке рванулся за зверем. Сразу пометив зайца, борзые выметались, и первый прыжок с места сделала черно-пегая сука, при этом взвизгнув довольно сильно.

Я думал, что ударил как-нибудь петлей (конец своры), а потому, не придав этому обстоятельству никакого значения, поскакал за борзыми, не оглядываясь по сторонам, а следя только за травлей. Зайчик был прибылой, и его без угонки потащила одна из борзых, проскакав с ним немного еще, держа его в зубах.

Взяв зайца, чтобы его второчить, меня до крайности удивило то, что я не вижу моей черно-пегой. Я наскоро прицепил зайца и, вскочив в седло, поскакал к тому месту, где поднялся заяц. И что же? С того времени, как заяц пробежал и очутился у меня в тороках и я вернулся обратно к месту лежки зайца, прошло не более двух, много трех минут, а черно-пегая моя красавица лежала уже мертвая в полном трупном окоченении!

Погибла она на скачке. Следы упора ног всех трех борзых ясно отпечатались на земле. Величина первого скачка суки тоже видна. Скачок был громадный! Но после него идут скачки только двух борзых, а черно-белая сука, как упала на первом скачке, успев только взвизгнуть, так и закостенела!

Но что за причина такой быстрой смерти, такого моментального трупного окоченения? Чем то и другое вызывается? В жизнь мою я только два раза видел такую моментальную смерть со столь же моментальным окоченением, но о них я расскажу позже…

Влад. Де Сен. Лоран, 1901 год

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий