Эта статья представляет собой калейдоскоп небольших рассказов, остроумных зарисовок, очерков — не все из них напрямую связаны с охотничьей тематикой, — основанных на воспоминаниях автора.
После засухи
Лето в тот год было очень засушливым, дождей почти не было.
На открытие охоты поехал на место, где год назад удачно поохотился. Егерь предупредил, что все озера высохли, про болота и говорить нечего; дичи нет — вся ушла. За целый день я не увидел ни одной утки, хотя прошел много километров.
Возвращаясь вечером к палатке, наткнулся на большой куст калины. «Хоть ягод наберу» — подумал я.
Утром освободил рюкзак, положил в него большой полиэтиленовый мешок и пошел за калиной.
Калиновый куст не нашел, но наткнулся на лужу, которая была год назад озером. В этой луже плавали очень крупные караси — «лапти», как их иногда называют. Глубина лужи была чуть выше щиколоток, и я без труда наловил ведра три этих карасей. Но сказать, что мне с ними повезло, как-то язык не поворачивается…
Очень много рыбы, а возможно, и разных норок и ондатр, если они не ушли в другое место, погибло в тот год.
Загад не бывает богат
В другой раз на открытие охоты отправился на лодке. Маршрут мой проходил сначала по Оби, затем — по истоку, который назывался Колесниковским и выводил на луга с озерами, где и была охота.
По истоку шел на малом ходу, то и дело вспугивая стаи уток. На озерах уток тоже было очень много. Я даже расстроился: при таком обилии дичи взять дневную норму в пять штук можно было в течение нескольких минут — чем же в остальное время заниматься?..
Решил, что чирков стрелять не буду — только крякух, и не уток, а селезней.
В начале открытия охоты утку от селезня отличить очень трудно. Это потом, поздней осенью, селезни облачаются в свой яркий наряд, а уточки, не в пример своим товаркам из рода человеческого, остаются серо-коричневыми. Но я знал, что когда летит пара уток, селезень всегда — ведомый. Во второго-то и надо стрелять.
Таким образом, за два дня получится десять селезней, которых надо как-то сохранить. Из палок сделал каркас и обтянул его антимоскитной сеткой от старой палатки, валявшейся у меня в лодке. Получилось что-то вроде садка, в котором я намеревался подвешивать застреленных уток, чтобы их продувало ветром и они бы не стали добычей мух.
Вот и суббота — открытие! Еще темно, но я уже сижу в скрадке. Уток не видно, однако с разных сторон слышен свист их крыльев.
Небо постепенно светлеет, уже видны очертания летающих уток. Не выдерживаю, вскидываю ружье и стреляю в налетевший табунок. Выстрела нет. Две осечки! Меняю патроны — снова две осечки. Чтоб тебя!..
Срабатывал примерно один патрон из пяти, и этот единственный выстрел, естественно, был неудачен: сказывались расстройство и волнение по поводу вопроса «выстрелит — не выстрелит»…
За два дня охоты я взял одного чирка. Изготовленный мной садок не пригодился. Справедливо сказано: «Загад не бывает богат».
В нужное время в нужном месте
Один товарищ попросил меня отвезти его с вещами к деревню к родственникам. Ехать мне очень не хотелось, но отказать я не мог, тем более, он заверил, что до деревни километров 50–60, а недалеко от дома этих самых родственников есть озеро, в котором водится рыба.
50–60 километров вылились в добрую сотню, а берега озера были очень тонкими — к воде не подойти, да и, кроме лягушек, в нем ничего не водилось…
Возвращаясь назад, остановился у березового колка нарезать веников для бани. Войдя в колок, про веники тут же забыл: вся поляна была усеяна белыми грибами. Столько белых грибов я еще никогда не видел! Они немного отличались от грибов, которые растут в сосновом бору: шляпки у них были светлее. Были они небольшими, твердыми и еще не тронутыми червями.
Как говорится, я оказался в нужное время в нужном месте.
Дома обрабатывать эти грибы мы с женой закончили далеко заполночь.
Старый знакомец
Однажды я ловил мелкой сеткой мальков в одной из луж, во множестве оставшихся после того, как вода спала, и поймал трех небольших щучек, которых посадил в котелок с водой.
Из инструментального ящика достал плоскогубцы, круглогубцы и тонкую нержавеющую проволоку, из которой сделал три колечка, которые очень аккуратно прицепил к нижней челюсти каждой щуки и тут же выпустил их в реку. Щучки уплыли не сразу, долго оставались на одном месте, по-видимому, потеряв много сил во время «операции», но, отдохнув, быстро исчезли.
Через несколько лет я снова рыбачил на этом месте. На одну из жерлиц попалась щука. Когда я садил ее на кукан, увидел в нижней челюсти кольцо — то самое кольцо, что я когда-то прицепил маленькому щуренку, который за это время превратился в хорошую щуку. Кольцо словно вросло в челюсть рыбы.
Эту щуку я, конечно, отпустил, но предварительно теми же плоскогубцами и круглогубцами ослабил кольцо, немного разогнув его.
Первый трофей
Этот случай произошел давно.
Жил я тогда в деревне и учился в школе в шестом классе. Охотничьего билета у меня не было (не положено в силу возраста), а ружье было — ижевская курковая одностволка 16-го калибра. С ним я и охотился, правда, всегда безрезультатно.
До определенного дня.
В тот день я подошел к неширокому, но длинному озеру, огляделся и увидел приблизительно в сотне метров стайку уток, плавающих вдоль берега. Подкрадывался я к ним долго, даже скинул куртку и сапоги, чтобы было удобнее; руки-ноги дрожали — даже не дрожали, а, прямо скажем, лихорадочно тряслись — от волнения; нервы были на пределе…
Выполз из-за куста и увидел их: вот они, совсем рядом! Две сидят вместе, остальные — чуть в стороне. Прицелился в тех, что были вместе, представил, как прицеплю их к поясу и приду домой не огородами, как обычно, а по улице… И выстрелил.
Когда дым рассеялся (порох был дымный, бездымного в деревне не было), все утки, а точнее, утиные чучела были на месте.
У художника и охотника Константина Коровина есть картина «Неудача». Парень с ружьем в руках с недоуменным и откровенно глупым выражением на лице смотрит вслед улетающей дичи.
В тот момент я мог бы послужить иллюстрацией к этой картине. Ничего глупее, чем мое лицо, представить себе просто невозможно. Коровин был бы в восторге.
Пока я тупо смотрел на чучела, с другой стороны куста вышел их хозяин — хороший, но смешливый мужик. Он не слышал, как я подкрадывался, и, по-видимому, сильно испугался и растерялся, потому что довольно неожиданно потребовал у меня, тринадцатилетнего пацана, охотничий билет.
Отчаянию моему не было предела, ибо я знал, что обрек себя на то, чтобы длительное время быть всеобщим посмешищем. Но приключения мои еще вовсе не закончились.
Обув сапоги и надев куртку, я уныло побрел дальше. Подойдя к заросшему травой озеру, увидел сидевшую на открытом месте утку, которая тревожно крутила головой. Без всякого уже волнения я навел на нее ружье и выстрелил. Тут же из травы поднялась большая утиная стая, но моя утка осталась на месте, только перевернулась на спину и болтала в воздухе лапками.
Когда я подошел к ней, то увидел в траве еще трех убитых уток. Одним выстрелом — четырех! До рекорда Храброго Портняжки лишь чуть-чуть не дотянул. Но, как бы то ни было, ликованию моему не было предела.
Уток я прикрепил шнурком к скобе под спусковым крючком ружья и положил его на плечо. Утки оказались у меня за спиной.
Проходя мимо хозяина обстрелянных мною чучел, я обратился к нему:
— Ну, как дела?
Он молча махнул рукой.
— А я туда ходил, — и показал рукой, повернувшись к нему спиной.
Когда вновь повернулся, то по выражению его лица понял, что о моем выстреле по чучелам никто не узнает.
Владимир Соколов, г. Барнаул
