Бьюсь об заклад, что песню этой чудо-птицы, ровесницы мамонта, мало кто слышал. Реликтовые, таинственные, ни на что больше на свете не похожие звуки никогда не будут услышаны большинством обывателей. И лишь охотники, да и то лишь избранные, могут похвастаться тем, что когда-то были созерцателями удивительного действа, именуемого глухариным током, и с замиранием сердца наслаждались словно из космоса доносящейся музыкой в исполнении лесного великана — глухаря.
Мошник
Самым ярким моментом в жизненном цикле этой доисторической птицы, безусловно, является ток. Чтобы услышать песню бородатого отшельника-глухаря и попытать счастья в охоте на току, нужно ранней весной отправиться за тридевять земель в глухие заволжские боры, на окраины только-только еще начинающих оттаивать моховых болот.
Глухарь, он же мошник, — самая крупная охотничья птица наших лесов. Вес взрослого глухаря-самца колеблется в пределах от трех до шести килограммов. В нашей области обычный вес глухарей составляет 3,5–4,5 килограмма.
Свое название глухарь получил из-за того, что во время токования, исполняя последнее колено своей песни, он становится абсолютно невосприимчивым к окружающим его звукам. Существует несколько версий этой глухоты, но наиболее правдоподобной выглядит версия, связанная с особенностью строения слухового аппарата этой птицы.
Глухарь-самец резко отличается от самки размерами и окраской. Общий тон оперения мошника — черно-серый. На подбородке — своеобразная борода, образованная из удлиненных перьев; над глазами — красные брови. Хвост сравнительно длинный, в развернутом состоянии веерообразный, черного цвета. Глухарка-копалуха почти в два раза меньше своего «кавалера». Оперение ее рыжевато-коричневое, с темными и белыми пестринами.
Едва в лесу наметятся первые проблески весны — как правило, это происходит в первой декаде марта, — глухари продвигаются поближе к своим токовищам, которые служат им многие десятки и даже сотни лет.
Начинаясь в марте, ток достигает своего пика в конце апреля и прекращается полностью приблизительно к середине мая.
Охотник должен еще посветлу добраться на предполагаемое место глухариных игрищ, расположившись на некотором удалении от края токовища, чтобы не подшуметь прилетающих сюда глухарей. Глухари слетаются на ток незадолго до наступления темноты. Шумные посадки в кроны деревьев этих могучих птиц можно услышать на значительном расстоянии.
Ждать начала утреннего токования придется несколько часов. В середине апреля глухари начинают петь приблизительно часа в три-четыре, еще в абсолютной темноте.
Песня глухаря состоит из двух колен. Первое колено — «щелканье» — можно передать звуками «дак-дак-дак», словно с ветвей деревьев падают на оттаявшие прошлогодние листья крупные капли прошедшего недавно дождя. Глухарь в начале токования щелкает с большими паузами, в перерывах чутко прислушиваясь. Затем щелканье все ускоряется и, наконец, переходит во второе колено песни — «точение», которое длится всего три-четыре секунды. Оно напоминает звук, издаваемый во время точения косы, либо отдаленный шум ветра в кронах деревьев.
Следует помнить, что поющий глухарь на протяжении всей песни прекрасно видит, поэтому, когда достаточно рассветет, подходить к нему на выстрел нужно, прикрываясь кустами и стволами встречающихся на пути деревьев. При исполнении первого колена песни глухарь великолепно слышит. Во время второго колена птица абсолютно глохнет, и охотник может производить любой шум.
На току
Время два часа ночи, пора тихонько продвигаться к токовищу. Выкурена последняя сигарета. Залит костер. Заброшены на плечи рюкзаки, взяты на погоны ружья. Кругом тишина и темнота — глаз коли! Под ногами сушь и несметное количество невидимых трескучих сосновых веток. Мой друг Саша ориентируется по навигатору. Дисплей прибора на некоторое время освещает руки и лицо друга призрачным зеленоватым светом, отчего Сашка становится похожим на лешего. Сходство усиливают «лохмотья» надетого на голову капюшона маскхалата «Леший». Хотя леших я никогда прежде не видел и не знаю, какого они цвета — может, вовсе и не зеленого.
Направление движения до тока выбрано. До его окраины по прибору 670 метров. Ток моему другу знаком давно, но он ни разу еще не охотился на нем: все хотел «угостить» им меня. Наконец я созрел для дальнего похода. Очень захотелось побывать на нетронутом току.
По сашиным словам, ток, на который мы сейчас на ощупь продвигаемся, расположен на высоком чистом месте. По его окраинам — старый березняк. И поет здесь никак не меньше восьми петухов! Брать договорились только одного. Выстрел — мой. Саша просто поприсутствует и послушает песню мошника.
Осторожно, насколько это возможно в полной темноте, продвигаемся вперед. Ветви невидимых кустов все время норовят выколоть глаза и хлещут по лицу, а стволы деревьев неожиданно возникают на пути в самый последний момент.
Через некоторое время мой товарищ, все это время шедший впереди, останавливается. Мы подошли к границе тока. Теперь нужно ждать и слушать, не запоет ли поблизости глухарь. Присев на поваленное дерево, обращаемся в слух. Время тянется медленно. Сидя, я начинаю сладко засыпать. Так не пойдет — трясу головой, пытаясь отогнать сон. Не помогает. Поднимаюсь на ноги. Стоя ничуть не лучше! Сплю… Легкий толчок в плечо. Друг предлагает пройти чуть левее. Проходим шагов двести. Опять останавливаемся, слушаем. Тихо. Время — 3 часа 15 минут. Пора бы им уже проснуться и запеть.
Ночной певец
В лесу, как мне показалось, стало чуть светлее. По крайней мере, под ногами уже видны ветви, коряжины, стволики упавших деревьев.
Еще один переход. Остановка.
Друг вскидывает руку куда-то вперед и шепчет: — Поет! Там. Слышишь?
Я вроде бы улавливаю первое колено глухариной песни и показываю товарищу, что все в порядке — слышу. Санька шепчет:
— Пойдем вместе, я тоже хочу послушать!
Я соглашаюсь, и мы продвигаемся под песню, взявшись за руки, так как более острый слух моего друга различает и «глухое» колено. Наконец, я освобождаю свою руку, показывая, что теперь уже и я слышу полностью всю песню. Глухарь поет яро, песню за песней. Мы делаем по три быстрых шага, а когда останавливаемся, я ясно слышу окончание «точения». Значит, все делаю правильно. Глухарь уже где-то совсем рядом. Я волнуюсь и от этого задыхаюсь, как будто пробежал бегом без отдыха километров десять! Боюсь, что птица услышит меня, и показываю Сашке: «Стоп, перерыв!». Стоим, слушаем дивную, неземную песню. На земле больше нет похожих звуков. В песне реликтовой птицы что-то космическое, далекое для нашего правильного восприятия и понимания. До глухаря близко, метров тридцать. Только сейчас обращаю внимание, что вокруг практически одни березы, и лишь в направлении песни виднеются кроны сосен, расположенные тремя находящимися рядом островками.
«Перекур» закончен. Подходим. На очередном «подскоке», продираясь через куст, чувствую, как, одновременно с окончанием «точения», качающиеся ветки «опаздывают» успокоиться и создают еле уловимый шум. А вокруг — звенящая тишина! Этого оказалось достаточно для чуткой, осторожной птицы, и глухарь замолчал. Я, стоя чуть ли не в «шпагате», неподвижно застыл на месте в очень неудобном положении и молил глухаря поскорее запеть. Но птица упорно молчала. Затекла нога, и я почувствовал, что еще минуты две-три, и начну заваливаться на бок. Я старался рассмотреть глухаря в кронах сосен, но кроме их темных шапок не видел ничего, даже отдаленно напоминающего мошника. В голове пронеслось: «Ну, вот и все! Все напрасно! Ну, надо же, ведь почти подошли. Глухарь где-то на этих соснах. Ладно бы я один был, а так еще и Сашку подвел! Угораздило меня лезть через этот куст…». В это время огромная птица-невидимка, сидящая где-то вверху, сказала: «Дак!» — и опять тишина. Через минуту: «Дак!», и снова молчок. «Ну, давай же, давай!» — взмолился я. «Дак-дак, дак-дак, дак-дак, дак-дак-дак-дак, дак!», — защелкал глухарь, переходя на «точение». Я с трудом приставил затекшую ногу и еще некоторое время приходил в себя, пропустив несколько песен. Мошник распелся.
Развязка
Песни следовали без перерыва, одна за другой, страстно. Три песни — и мы с Сашкой оказываемся под островками сосенок. Причем я под одной группой, а он под другой. Силюсь рассмотреть птицу в соседнем островке. Как мне кажется, песня звучит оттуда. Нет, не видать! Под песню подхожу туда. Теперь она слышится вообще непонятно откуда, но где-то рядом. Беспомощно озираюсь и натыкаюсь взглядом на Сашку. Он показывает рукой на тот островок, где я только что был! Я отрицательно качаю головой. И тогда Саша говорит под песню:
— Я сейчас в бинокль посмотрю…
Я, тоже не теряя времени, вышел на такое место, откуда все три островка, как на ладони. Что за наваждение: глухарь пел отовсюду!
Что ж, придется ждать, пока будет светлее. И вдруг, под точение, из темноты я услышал:
— Видишь?
Дождавшись следующей песни, я ответил отрицательно.
— Скачи ко мне, — сказал Сашка под «глухое» колено. Подхожу поближе к другу.
— Смотри, над тобой, на сушине!
Вот так свободно общались мы с другом, стоя рядом с осторожнейшей птицей, в то время, когда мошник «точил» и, естественно, не мог слышать нашего диалога!
Я поднял голову вверх: прямо надо мной, на высокой сухой сосне, находился тот, за кем мы пришли сюда в это весеннее утро. Глухарь сидел на отходящей далеко в сторону от ствола корявой сухой ветке. На фоне светлеющего неба его силуэт четко просматривался (а сидел бы в кроне нормальной сосны, пришлось бы ждать рассвета!).
Он мне показался снизу не больше рябчика. Шея вытянута вверх и вперед, хвост — увы, не как на рисунках — опущен вниз, хоть и поет мошник яро. Может, потому, что еще не время, темно?
Делаю под песню два шага назад, от ствола, чтобы удобнее было стрелять и одним махом снимаю из-за спины ружье. Еще одна песня — и приклад ружья со снятым предохранителем привычно устраивается в плече. Во избежание досадного недоразумения в виде промаха стреляю строго под песню «единицей». Мошник, прервав пение, на мгновение замирает там, наверху, а затем черной громадой рушится вниз. Гулкий удар о землю тяжелой могучей птицы возвестил об окончании охоты, а душа глухаря, взлетев высоко-высоко над зароптавшими по воле утреннего ветерка деревьями, отправилась в «Страну вечной охоты». Машинально бросаю взгляд на часы: время — 4 часа 5 минут.
Вячеслав Ососков, г. Нижний Новгород
