Холодным февральским утром поймал Юхани двухпудовую зубастую хищницу. «Такому простаку да такое счастье! — сокрушались односельчане. — Ладно бы рыбаком слыл знатным, а то ведь ерша от плотвы отличить не может. Не иначе не обошлось без нечистой силы…».
Особо прозорливые припомнили счастливчику поездку в город и знакомство с кочующими цыганами.
— А еще он по ночам на двор выходит, — напирал одноглазый Пааво, — сам видел.
И никто не удосужился поинтересоваться, что принудило зоркого соседа покинуть теплую кровать.
К слову сказать, крупные рыбины и прежде неплохо ловились в глубинах местного озера, но подобные экземпляры фигурировали только в легендах и полицейских отчетах.
Жена Юхани Ойли, не будь дурой (что по наблюдениям очкастого следователя из окружной прокураторы уже само по себе «нонсенс» в среде красивых женщин), возьми да предложи:
— На базаре много не выручишь. Езжай к царю.
Экспедиция в столицу
Послушный муж заложил телегу и позвал в компанию старинного приятеля — Матти Виртанена:
— Ойли наказала продать щуку Его Величеству.
Мужская дружба крепче самой толстой лесы. Матти отряхнул валенки, поправил шапку-ушанку и уселся в повозку.
Скрипит под колесами снег, фырчит, отдуваясь, понурая лошадь, разгоняет зимнюю стужу жаркая беседа:
— Нынче холодно, — Юхани передернул плечами.
— Угу, — согласился приятель.
— К ночи подморозит.
— Непременно.
— Н-но, — Юхани лениво ткнул кобылу ивовым прутом.
— Фрр, — отмахнулась хвостом упряжная.
Однако суровая красота северных губерний располагает к сдержанности в суждениях и успокаивает не в меру разгорячившихся спорщиков.
— Вечереет, — Юхани перестал ерзать. — А почему?
— День кончается, — шибко грамотный Матти просунул озябшие руки поглубже в рукава овечьего полушубка.
Премудрости ужения
Остановились у придорожного трактира. Вошли. Облупившаяся печь трещала сухой елкой, из кухни вкусно тянуло подгоревшей кашей. Тусклый свет оплывшей свечи вырывал из полумрака отдельные части немногочисленных постояльцев.
— Обозники, — пояснил трактирщик, — оброк царю везут.
Юхани достал из-за пазухи тряпицу, аккуратно размотал и протянул хозяину пару медяков.
— Согреться и чего-нибудь пожевать.
Через полчаса после седьмой чашки кофею разомлевшие друзья клевали носами и подумывали забраться в кровать. Впустив морозное облако, хлопнула входная дверь. Вернулся выходивший «подышать» обозник. Он безошибочно выбрал Виртонена и сообщил:
— Ваш живец окоченел. Надо было в воде держать.
— В пути расплескали, — смутить флегматичного хуторянина не удавалось даже круглым коленям вдовы мельника, — госпожи Мякинен. — Присаживайтесь.
Ушлый трактирщик освежил напитки, снял со свечи нагар, и завязалась непринужденная беседа, сопутствующая любому длительному путешествию.
— …Сиг не хариус, муху не возьмет, — решительная складка у переносицы нового знакомого не оставляла сомнений в правоте утверждения, — судак не лосось, коптить не резон…
— Таймень давно не заходил, — Юхани сонно ковырял обгрызенным ногтем крышку стола. — Сказывали, плотина виновата.
Об упомянутом гидросооружении Юхани имел представление весьма смутное, однако обладание заиндевевшим товаром, а также первостепенность возложенной миссии обязывали:
— …Так… мелочевкой пробавляемся…
Подтянулись и другие постояльцы. Теперь в душном помещении тема премудростей ужения господствовала безоговорочно, засыпая пол горами крупной — с пятак — рыбьей шелухи. Гирлянды плавательных пузырей раскачивались меж потолочных балок, грозясь вознести рассказчиков сквозь дымоход прямиком на темное небо.
— Моя жена из окуневых глаз студень для поросей варит, — плешивый мужичок с жидкой бороденкой энергично тряс за лацканы пиджака грузного соседа. — Каждый божий день…
— Я улов на улице чищу, — молоденький возница стучал зазубренным тесаком о табурет. — Нарублю, чтобы в косяк протиснуть, и… в дом. А плавниками коровник крою.
— На Рождество всего одна плотвичка попалась, — жалобился белый, как лунь, дедок. — И ту не довез, — ось на телеге не выдержала.
— Щучьи зубы только на женский гребень и годятся, — соглашался трактирщик, — вешалка из них никакая, прохода нет.
Издержки тщеславия
С каждой минутой трофей Юхани стремительно «усыхал». Сконфуженная рыбина зарылась на самое дно повозки, под ворох прелой соломы. Отчаянно хотелось вернуться домой в компанию таких же недомерок. Она проклинала скаредность Ойли и малодушие Юхани.
— Заставили чухонцы необразованные меня — Царицу Озерную! — испытать унижение перед первыми встречными. Да и Витанен хорош, — ворчала дискредитированная. — Нет бы отговорить друга от поездки в такую даль… где не продадут, так на живца употребят. Изверги. Сухой камыш им в глотки!
Что объединяет охотника с добычей? Правильно, тщеславие. Один хвастается, коли добыл, второй — когда сумел утечь. Свергнутый с пьедестала кумир жалок и одинок, словно лотерейный билет без выигрыша.
Далеко за полночь, крадучись, ступая по скрипучим доскам толстыми вязаными носками, приятели с валенками наперевес выбрались из постоялого двора, отвязали дремавшую кобылу и покатили восвояси. Разбуженная копна подозрительно дыбилась и роняла на обочину ломкие ресницы. Легкий ветерок разогнал дымку. Вызвездило. Худосочный месяц гнулся под тяжестью созвездия Рыбы, но упрямо твердил: мол, попадались и крупнее…
— Что Ойли скажу? — сокрушался Юхани.
— Что продали, — успокоил Матти…— У развилки поверни направо.
— Зачем?
И тут находчивый приятель посвятил товарища в свой замысел…
Целый месяц друзья кутили в гостях у родственника Виртанена, кузнеца по имени Кейлва. Мужик он был радушный, да и зубастая хищница пригодилась. И подольше бы остались, кабы не ляпнул хозяин после особо удавшейся бани:
— Помню, ковал коронки… любимому барскому карасю. Полпуда золота ушло!
В деревню мужики вернулись усталые, что немудрено, ибо до столицы путь неблизкий. Да и наказ — не в носу ковырять — ох, как непрост: торговля с дворцовым мундкохом (заведующим кухней), объяснения с лейб-медиком… интриги конкурентов, опять же…
Едва завидев путешественников, селяне дружно высыпали на главную и единственную улицу. Юхани торжественно вручил сияющей супруге целковый (одолженный приятелем).
Поздним вечером, когда мужнин ночной колпак окончательно съехал набок, Ойли поправила одеяло и тоном, не терпящим возражения, шепнула:
— В другой раз к германцам поедешь. Там больше дадут!
Владимир Фомичев, г. Москва
