Дела давно минувших дней

Ведьмедь

Я теперь уже в таком возрасте, когда человек живет одними лишь воспоминаниями. Мне 58 лет. В былые времена я был страстным и дельным охотником. По крайней мере, таковым единогласно признавали меня все мои приятели и сотоварищи по охоте.

Близнецы-сказители

Уж больше 10 лет прошло с тех пор, как многих моих товарищей по страсти не стало. Особенно часто я вспоминаю двух из них — В.Д. и Н.Д. Недоносковых. Это два брата-близнеца, поэтому их приятели звали «ровесниками»; но один из них — В.Д. — протестовал относительно этого, так как появился на свет Божий на полчаса раньше Н.Д., который и признал его старшинство и во всем подчинялся ему.

Были они прекрасными рассказчиками. Много им в своей долголетней жизни приходилось видеть и слышать, и все это виденное и слышанное они рассказывали с удовольствием всякому, кто бы ни попросил их. Чаще всего рассказывали они свои похождения и похождения других людей, давно уже умерших, на ночлегах, на привалах, а иногда и дорогой.

Ездить с ними на охоты было одним наслаждением. Весь уезд вдоль и поперек знали они, как свои пять пальцев. Кроме того, в каждом селе, деревне или сторожке у них были большие приятели из крестьян, мещан, разночинцев и сторожей как казенных, так и частных лиц; и везде и всюду их принимали с раскрытыми объятиями, а также и нас, как их товарищей.

Немудрено им было и знать так прекрасно уезд. Оба они занимали такие должности, которые не давали им подолгу засиживаться дома. Один из них — В.Д. — был сначала становым, потом помощником исправника, а другой — Н.Д. — тоже становым приставом 1-го стана.

Ну, я опять отвлекся от своего рассказа. Начинаю его сызнова.

Собачий хор

Еще утром было условлено между нами, что привал будет у Бабьей горы в Лисьем овраге, и мы, охотники, заслышав условный рог, проворно зашагали к Лисьему оврагу.

Охотились мы вкупе с братьями Недоносковыми по куряниновским мелочам за зайчиками. Гончары — 5 штук — все были на подбор: одной масти — черной с подпалинами, одного роста, одностатейные; голоса же у каждой были разных тонов. Например, Громило басил громовым басом, ему в унисон подпевал Пугай; звонко, как серебряный валдайский колокольчик, заливалась с некоторой хрипотой Найда, и как раз под стать — Воструха; Заливка тянет высоким тенором… Как начнется яростный гон — заслушаешься…

Около костра разбирался в плетеной из можжевеловых корней корзинке и расставлял по разостланному ковру закуску наш всегдашний ношатый Иван Пискун. Пискун — парень-верзила: в плечах косая сажень, длиннейшие ножищи и ручищи полны лошадиной силы и мощи. С первого взгляда на него каждому становится ясно, что владелец их — страшный силач…

— Могий сместити — да вместит! — весело проговорил В.Д., обращаясь к нам. Мы не заставили себя долго просить и дружно принялись за закуску. Конечно, лишь только мы насытились, сейчас же обратились к В.Д. с просьбой рассказать нам что-либо. По обыкновению он не отнекивался и охотно начал свое повествование.

Поход за дровами

— Вы, вероятно, дружки мои, знавали Гаврилу Серого? — обратился он к нам.

— Это Криушкинский? — спросил его один из нас.

— Нет, не Криушкинский, а Ведомский…

— Ах да, Ведомский, Ведомский!.. Гаврила Фомич Ведомский… по прозванию Серый.

— Ну вот… Так у этого Гаврилы Серого (тут надо вам, друзья мои, сказать, что этот Гаврила Серый обладал громадной силищей!) была немудрая лошаденка пегой масти. Собрался раз как-то он в свои отводы за дровишками. Запряг Пегашку, взял с собою топоришко и сына своего Гришонку, парня лет 18: подсобит, мол, старику дровец нарубить и покладет их в телегу.

Долго ли, коротко ли ехали отец с сыном, наконец-таки подъехали и к отводам. Слезли с телеги, привязали к елочке Пегашку, а сами принялись за работу. Нарубили порядочно — с полтелеги будет. Можно теперь и отдохнуть. Уселись на пеньке, вынули из торбы хлебушка, луку, картошки печеной и соли и принялись за еду. Не успели они наесться, как Пегашка их стала беспокоиться; озирается кругом, фырчит, топчется на одном месте, взвивается на дыбки!..

— Что за диковинка, Гришонка? — говорит сыну дедушка Гаврила. — Уж не ведьмедь ли где?

— Говорят, он похаживает в наших-то крестьянских отводах… — проговорил Гришутка. — Вот третеднясь дядя Тимофей Бездомный в этих местах наткнулся на него, насилу ноги унес.

После этого разговора отец и сын замолчали… А лошадь все продолжает бесноваться.

— Оказия, прости, Господи! — проговорил с досадой отец. — Надо пойти разведать, что тут творится. Поди, Гришонка, буде ты…

Встреча с медведем

Григорий тотчас же встал со своего пенька и, ни слова не сказав, только захватив свой немудрый топоришко, зашагал по просеке. Всю дорогу, пока он шел просекой, он озирался кругом, не пропуская ни одного кустика, ни валежины. Глядел он зорко, но пока ничего не видал.

Вдруг ему послышалось, что будто хрустнул где-то сучок. Он насторожился, вперил глаза в ту сторону, откуда ему послышался хруст… и… Господи ты Боже мой!.. Перед ним шагах в пятидесяти, прислонясь к большой моховой кочке, стоял медведище, что твоя корова: лохматый, лобастый, ушами так и поводит, так и поводит!..

Струсил Гришуха: что тут делать? Топоришком, да еще таким срамненьким, разве его проймешь. Сам не зная, что делает, закричал он благим матом и бросился со всех ног за медведем, прыгая через валеги, кочки, пни и иной раз падая… Мишка тоже, видимо, струсил: и он навострил лыжи и улепетывает!..

— Батюшко! Ведьмедь-то убег, испужался меня.

— Что же ты, голова, хоть бы выпалил!..

— Да ружьишко-то забыл зарядить…

— Ну что ж теперь делать-то нам с тобой? Вали домой, Гришка, — оно покойнее будет!..

Не успели они еще влезть в телегу, как Пегашка схватилась вскачь — все потроха из старика вымотала, половину дров по дороге размыкала; наконец, приволокла к воротам дедушки Гаврила.

— Что ты скотину-то колотишь, чем она-то виновата? Ты и то испужался ведьмедя-то, а она животина глупая. Понял ли?

— Понял, — сквозь слезы процедил Гришонка. — Ей-богу, я ни впредь, ни после!

— То-то же, дружок, — проговорил, смягчаясь старик.

Нападение на лошадь

На другой день утром чем свет проснулся дедушка Гаврила, потянулся, сладко зевнул, вышел через двор на завалинку и перекрестился на сияющий при восходящем солнце крест. Просидев на завалинке с минуту, дедушка поднялся, опять потянулся и сладко зевнул.

— Пойти Пегашку убрать, — попоить, овсеца насыпать, соломки подослать, — кряхтя, переступил он порожек калитки и очутился на дворе. На дворе темно, хоть глаз выколи… Пегашки что-то не видно: да и не мудрено, так как больно темно. В это время на пороге сеней показался Гришонка.

— Батюшка! — сквозь слезы докладывает он отцу. — Еще не рассвело, я Пегашку к колодцу повел водицей попоить. Не идет моя Пегашка, артачится. Что, думаю, за оказия? А глядь, из-за сторожки пономаря знакомый ведьмедь! Пегашка вырвала у меня повод из рук и бросилась к лесу… ведьмедь за ней, бежит, а сам рычит, все вороны всполошились и, каркая какими-то дикими голосами, поднялись выше креста. Пегашка еще пуще припустилась и вскоре скрылась в лесу. А ведьмедище все за ней да за ней, да не догнать ему Пегашки: далеко она впереди. Она уже в лесу скрылась, а мишка еще только за околицу выбег.

— Ничего, Бог милостив — отбоярится, — рассуждали между собой отец с сыном. — Бог не покинет — чушка не съест, — совсем уже весело проговорил Гришонка.

Но тщетна была их надежда!

Тот же самый мужичонко, который третьего дня напужался медведя, поехал в тот же отвод за дровишками, и, как только добрался до отводов, как глядь: медведь Гаврилову Пегашку дерет! Пегашка, как человек, стонет, а медведь ревет благим матом.

Лошаденка опять заартачилась, перевернула телегу вверх колесами и бросилась что есть мочи к селу!.. Мужичонка за ней — не отстает, боится медведю-то в зубы попасть. А «ведмедь»-то придушил себе Пегашку, да и жрет ее…

Прибежав к избе дедушки Гаврилы, мужичонка сейчас же рассказал, что с ним случилось на отводах, как он своими глазами видел медведя, который на его глазах задрал его Пегашку.

Месть хищнику

— Ну, не обрадуется нам с тобой, Гришенька, теперь ведьмедь-то этот, — со злостью проговорил Серый. — Бери-ка ты рушницу (ружье) и вали напрямки в отводы!

И отец с сыном изо всех сил бросились к отводам. Вот уж близко слышно мурлыканье медведя.

— Батюшка, пусти меня вперед, я одним дулом покончу с ним, я теперь зарядил рушницу жеребьями.

— По мне — ступай, а не равно что случится — крикни, я сейчас к тебе!

— Да чего кричать-то: все у тебя на глазах будет, как на ладони.

— Ну ладно! Отправляйся со Христом!

Через минуту Гришка подкрался к медведю. Раздался слабый выстрел, и медведь закатался по полям; его будто гадюка ужалила. А кровь из медведя, как из ведра, так и свищет, храпит он, бедняга. Успокоился зверь, дедушка Гаврила подошел, сотворил крестное знамение, да как полыхнет мишку со всего плеча по морде топором — так и рассек ее пополам!.. Медведь изогнулся, как змея.

— Дери лыко, Гришка, сейчас унесем его на себе, в село.

Гришка живо надрал лыка, связал медведю задние лапы, вырубил березовую слегу, продел ее медведю между лап вдоль туловища, и отец с сыном взвалили его на плечи и поволокли к своему родному селу.

Мужичонка подглядел всю эту сцену с медведем и скорей передом побежал на село и взбудоражил всех крестьян. Те схватили — кто вилы, кто косу, кто коромысло — и бросились навстречу Гавриле Серому с сыном. Лишь только обе партии остановились друг против друга, Гаврила с Гришкой сбросили с плеч медведя. Мужики и бабы, пришедшие на даровщинку поглядеть, на невиданную ими картину, бросились врассыпную и убежали на село.

Тут В.Д. приостановился… от старости у него появилась одышка.

— Простите меня, друзья мои, я отдохну немного — выкурю сигарку.

Выкурив сигарку, В.Д. продолжал свой рассказ. Мы все хранили гробовое молчание, не желая прерывать старика.

Ценный трофей

— Принесли отец с сыном медведя домой и вволокли его в сени, где живо содрали ему шкуру. Шкура оказалась важною — в городе есть любитель медвежьих шкур, так он дает по 150 р. за штуку. Мясо они посолили в кадушки и зажили: такого запаса медвежатины им на полгода хватит. А из жиру-то медвежьего они сальных свечей натопят. Ликуй теперь, дядя Гаврила Серый! Веселися!

Как только В.Д. окончил свой рассказ, мы, как по уговору, вскочили со своих мест, подзадоривая своими криками собак: «Ух! Собаченьки! Ату его! Найдочка, Найдочка! Догонь, догонь его, косого!». И снова гон начался на славу.

Дядя Ф., 1901 год

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий