Не везет мне с гусями…

подстреленный гусь

Дело было давно, еще в 90-е… Выходной день. После обеда вваливается Серега и после обмена приветствиями выпаливает: «Ты чем занят, Максимыч?.. Поехали на дамбу, селезней и гусей погоняем!». Одно упоминание об охоте затмевает все на свете, и я спешно хватаюсь за одежду. «А на чем поедем?» — уточняю, натягивая болотники и отдуваясь… «Буквально вчера купил «Урал» с коляской! — с нескрываемой похвальбой в голосе делится новостью Серега, растягивая в улыбке рот до ушей. — Не новый, конечно, но в хорошем состоянии. Вот мы его сейчас и опробуем…».

Место охоты

У подъезда ждет надраенный до «блеска» черный мотоцикл с коляской. Я, одобрительно цокая языком, делаю вокруг него пару почетных кругов, ввергнув приятеля в самодовольный экстаз.

— Ну как? — спрашивает Серега.

— Мо-ло-д-ца-а! Хороший «коняга»!

Кинув рюкзачок и зачехленное ружье в коляску и вскочив на сиденье за спиной напарника, я хлопаю ладонью по его широченной спине, и мы трогаемся из поселка в сторону «карьера». Так называют у нас рудник, который располагается на самом краешке обширнейших болот, именуемых на карте района Ненецкими мхами. Именно они доставили массу неприятностей горнякам, занимающимся разработкой богатейшего месторождения.

Котлован постоянно заливало водой. Мощнейшие насосы, постоянно откачивающие ее, оказались бессильны. В жидком месиве на дне «карьера» тонули экскаваторы и исчезали навсегда бульдозеры — люди едва успевали выскочить из кабин. Остановила наступление болота воздвигнутая по его кромке огромная дамба. Она растянулась на десятки километров, охватывая полуподковой Ненецкие мхи.

Избытки болотных вод скопились вдоль нее, залив часть ельника, который оказался по ту сторону насыпи. В результате образовалось множество маленьких озер, чьи берега вскоре уже покрылись камышом, осокой и другой растительностью.

Местность эту я знаю хорошо, уже охотился тут. Но сегодня нас интересуют заросли камыша, что обильно разросся на противоположной стороне. Много его и на кромке горбыша (невысокой, но длинной гряды. — Прим. редакции), вклинившегося в обширное болото, как мыс суши в морские просторы.

Через топь и залитые водой участки тальника и ольховник проложен шаткий настил из тесин и жердей, опирающихся на вбитые колья и поперечины между ними. Идешь по этому узкому «мостику», а он прогибается, почти как батут. Того и гляди… сорвешься в густую жижу, из которой можно выбраться с большим трудом, оставив там «на вечную память» сапоги с портянками.

Мы с трудом преодолеваем по непрочному настилу трехсотметровую полосу непролазного болота от дамбы до подножия горбыша. Немного передохнув, расходимся в разные стороны. Серега лезет в прибрежные камыши и заросли осоки.

А я отправляюсь по маленьким карьерам, откуда брали песок, гравий и грунт на отсыпку дамбы. Они глубоки, залиты водой и густо заросли по берегам. Многие из них извилистыми лентами растянулись на десятки метров.

Стрельба по летящим целям

Такие карьеры любит водоплавающая дичь, где отдыхает в течение дня после ночной кормежки. Но сегодня мне не везет. Обшарив несколько карьеров, я не спугнул ни одного чирка. Видимо, днем кто-то уже пробежался по здешним берегам и разогнал всех пернатых обитателей.

Я возвращаюсь к камышам и, раскатав болотники, лезу в заросли в надежде взять трофей с чистых лужиц среди осоки и кочкарника. И сразу же удача: с воды срывается селезень-чирок. Стреляю ему в угон и безбожно мажу… Сплюнув, недобрым словом поминаю свою «косорукость».

А день уже на исходе, солнце село. Закат горит малиново-оранжевым заревом, но западная половина неба еще светла. А внизу, на земле, уже начинают сгущаться легкие вечерние сумерки. Синева скапливается в первую очередь под сенью недалекого смешанного леса и в зарослях густых кустов вокруг карьерчиков.

— Серега, — кричу я, — пора выбираться к мотоциклу!

— Хорошо! Сейчас буду выходить, — откликается он где-то в самом конце камышовых зарослей.

И тут мой слух улавливает слабое гоготанье. Я ошарашенно начинаю обшаривать глазами небо у горизонта и замечаю на светлой полоске приближающиеся точки. Они быстро растут, и уже явственно слышатся гортанные переговоры летящих птиц. Гусей около десятка, идут над лесом и чуть в стороне от меня. Не спуская с них глаз, машинально выбираю патроны с «нулевкой».

«Видимо, местные, — потянули в глубь болота на кормежку, — мысленно отмечаю я и вскидываю ружье. — Черт! Далековато все-таки… А-а-а, была не была…». Выстрелы почти сливаются в дуплет. Одна из птиц из середины стайки валится на крыло и резко скользит к земле.

— Ей-есть! — чуть ли не во все горло ору я и засекаю, куда под крутым углом планирует сбитый гусь.

Ну точно — в соседний карьер, весьма глубокий, капитально подзаросший по берегам густым тальником и растянувшийся на сотню метров. Я выбираюсь из камышей на сушу и слышу, как ломится в мою сторону Серега. Только треск стоит, и хлюпает вода под его болотниками. Отдуваясь, он появляется и хлопает меня по плечу.

— Молодец! Хотя и далековато было. Ты засек, куда гусь упал?

— По-моему, за вершиной вон той березы и где-то на середине вот этого карьера, — киваю я на кусты, сквозь ветки которых тускло поблескивает вода.

— Пошли искать. У нас времени в обрез, через пятнадцать минут будет такая темень, что ничего не увидишь.

И он оказался прав: спустя четверть часа мы прекращаем поиски и выбираемся из кустов. Вечерние сумерки так сгустились, что и корову в пяти метрах не разглядишь. Водная гладь карьера превратилась в чернила, на которой все слилось, даже плавающие коряги.

Подарок с небес

Спотыкаясь, мы бредем к мотоциклу, и я не в силах сдержать досаду вздыхаю и жалуюсь:

— Не везет мне с гусями! Четвертый раз стреляю по ним, и все тот же нулевой результат. Помню один случай, когда только-только начинал охотиться, жил в Абагуре под Новокузнецком.

С открытием сезона почти каждое утро бегал на Черное озеро и берег местной речки, вдоль русла которой обычно и шли табунки северной утки во время перелета. Иногда везло, удавалось добыть одного-двух селезней, но в большинстве случаев… мазал.

Однажды, как всегда, встал еще до рассвета. Решил сбегать на Черное озеро, на которое иногда садятся отдохнуть табунки. Выскочил на улицу: темень, ветрище, холодный дождик — хоть возвращайся обратно под теплое одеяло! Но решаю не пасовать перед стихией и направляюсь к водоему. Непогода и стала причиной того, что я прозевал четверку гусей, сидевших в самом конце озера.

Выворачиваюсь из-за кустов и краешком глаз вижу, как в предрассветной синеве с темной водной глади шумно срываются крупные птицы. Автоматически приседаю и, вскинув ружье, смотрю на силуэты гусей, мелькающие на чуть посветлевшем небе. Стреляю по ним, почти не целясь, и только тут соображаю, что у меня патроны с утиной дробью. А пернатые, прижатые порывами ветра почти к самой земле, тяжело взмахивая крыльями, уходят в сторону поселка…

Через дня три кто-то рассказал, что к дедам Макаровым, что жили на окраине, ранним утром чуть ли не на крыльцо упал подстреленный гусь. Не найдя хозяина добычи, они вынуждены были сами съесть птицу. «Надо же, ведь моего гуся слопали! — думал я. — Выходит, подранок дотянул до поселка и рухнул на крыльцо старикам…».

Причитавшийся мне трофей

Вскоре я, смастерив примитивный скрадок, расположился на крутом берегу реки у ее плавного поворота, где была небольшая заводь. Туда иногда опускались отдохнуть птицы-одиночки и маленькие табунки. Метрах в пятидесяти от меня под корявым черемуховым кустом занял «огневую позицию» еще один стрелок, видимо, из городских. Я еще ругнулся втихаря:

— Вот осел! Мог бы и подальше сесть!..

Погода стояла мерзопакостная: снежок с дождем и холодный ветер. Короткий сезон охоты на исходе.

Приближающихся гусей я засек издалека. Пара тяжелых птиц шла с той стороны реки прямехонько на мой скрадок. Успеваю перезарядить ружье на патроны с подходящей дробью, когда пернатые со свистом проносятся надо мной. Это только кажется, что они летят медленно, едва шевеля крыльями. На самом деле скорость у гусей, как у напуганного чирка, несущегося на бреющем полете.

Стреляю навскидку и, кажется, слышу щелканье свинцовых шариков по маховым перьям птиц. Они шарахаются в сторону, испуганно гогочут и заворачивают прямо на соседа, сидящего под черемуховым кустом. Мужик вскидывает ружье, и я, как в замедленном кино, вижу сноп огня, вырывающийся из стволов. Один из гусей грузно падает к ногам меткого охотника.

От горькой обиды, что не мне удалось добыть трофей, наворачиваются слезы на глазах. Справившись с комком в горле, кричу соседу, завязывающему рюкзак:

— Каким номером стрелял?

— «Пятеркой»!

Вот это да! Выходит, дело не в величине дроби, а в точности выстрела! Значит, я просто не умею правильно целиться…

Почти такой же случай произошел со мной на следующий год. Охотился тогда на озерах и болотах вблизи Муратово. Брожу от одной заросшей лужи к другой, и везде пусто. Вдруг слышу приближающийся посвист крыльев, вскидываю голову и судорожно срываю ружье с плеча. Низко летящий гусь-одиночка начинает медленно удаляться от меня по прямой.

Торопливо стреляю раз за разом в угон и… тоскливо провожаю глазами уходящую добычу. И тут радостно замечаю: гусь, сделав порядочный круг, заворачивает назад и начинает тянуть над кустами в сторону соседнего болота, что раскинулось в сотне метров от меня.

Перезаряжаю ружье и мчусь наперерез. Не пробежав и полсотни метров, вижу, как птица, будто споткнувшись, заваливается на крыло и падает в кусты… А сразу доносится звук выстрела. Я так и сел с горя на землю… Вскоре подошли два парня — из местных охотников. У одного из них за красные лапки приторочен за спиной причитавшийся мне трофей…

Еще попытка

— Вот была невезуха!.. — вновь тяжело вздыхаю я, заканчивая свой грустный рассказ. — И сегодня та же история!

Мы выбираемся на дамбу, подходим к мотоциклу. В темноте он еле различим и кажется выворотнем посреди дороги.

— Не переживай, — пробует утешить меня Серега, — завтра пораньше приедем и найдем твоего гуся. Куда он денется? Куница на воде его не достанет! Завтра воскресенье — выходной. Вот и поищем…

На следующий день в девять утра мы с Серегой перебрались по мосткам на горбыш и, разделившись, начинаем медленно прочесывать берега длиннющего карьера. Больше половины прошли, и… никаких следов, ни перышка на воде, ни в кустах, ни на ветках. Почти в самом конце затопленного котлована у последнего его поворота напарник окликает:

— У тебя, Максимыч, ничего?

— Пусто.

— Возвращаемся. Выходит, на другой карьер опустился.

— Ты возвращайся, а я за поворот загляну и назад.

Продираюсь сквозь кусты и вдруг слышу, как что-то всплескивает у самого берега и следом… не верю своим глазам… из-под нависших ветвей на чистую воду выплывает… живехонький гусь. Молниеносно вскидываю ружье и стреляю…

Прежде чем положить добычу в рюкзак, тщательно осматриваю и обнаруживаю большой кровоподтек и поврежденную косточку крыла у самого его основания. Вот почему подстреленный гусь вчера спланировал в этот карьер и за ночь далеко уплыл…

Владимир Неунывахин, Кемеровская область

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий