Открытие весенней охоты на Таймыре совпало с затяжной пургой. Это нередко бывает на Севере в начале июня. В пятницу после работы привычная компания друзей, притертая в совместных походах на охоту и рыбалку, как гильза в патроннике, навострила лыжи в свой балок на озере Хариусном, что в трех часах пути от автотрассы на Дудинку.
Хорошо, что шли на север. Южный сырой ветер, приносящий вьюги и снегопады в эти края при температуре около ноля градусов, хлестал в спины и даже подсоблял в пути. За зиму тундру выровняло метелями и ветрами.
Перед охотой
Свой балок охотники нашли по торчащей из снега трубе. На крыше лежала предусмотрительно оставленная лопата. С ее помощью, сменяя друг друга, им удалось сделать ступени и откопать входную дверь.
Это тундровое жилище-пристанище бродячего племени рыбаков и охотников представляло собой каркас два на три метра, обтянутый брезентом и вентиляционным рукавом. Слева от входа виднелась сварная печка-«буржуйка». Справа под небольшим оконцем располагался столик, на котором лежали старые газеты, посуда, оплавленная свеча в банке, крыло от куропатки, ножик и алюминиевые ложки.
Дальше до противоположной стены все пространство занимали высокие нары (подальше от вечной мерзлоты) с каким-то бесформенным тряпьем, которое служило обитателям жилища матрасом и одеялом. Под «лежбищем» были сложены запасы дров и угля. Топор обнаружили под столом, привычно прислоненным к правой стенке…
Друзья сразу начали подготовку к охоте. Там, где берег немного оттаял и чернел среди окружающей снежной белизны, выставили профили гусей, вырезанные из толстого картона и выкрашенные масляной краской под цвет распространенного на Таймыре гуменника. Одна фигурка имитировала сторожевую птицу. Остальные изображали кормящихся и отдыхающих гусей.
За ними вырыли в снегу два окопа, где сделали из лыж сидушки. Бруствер замаскировали ветками кустарника. Так как появление гусей в такую погоду было маловероятно, приятели дружно залезли в свою «берлогу», чтобы перекусить и отдохнуть после дороги.
Веселое застолье
Печка, немного подымив, прогрелась и весело загудела, подпевая метели — своей сопернице и подруге. Затхлый нежилой запах из помещения улетучился, стало уютно, тепло и привычно радостно, как всегда бывает, когда далеко от дома собираются вместе близкие по духу и увлечению друзья.
Они выложили свои запасы еды на стол, поджарили на огне сало, разогрели тушенку, нарезали хлеб, заварили чай и отметили уже наступивший праздник — весеннюю охоту на гусей. Сидели, весело вспоминали открытие сезона год назад.
Тогда гусь, подгоняемый рано нахлынувшим на Север теплом, прошел раньше времени и стороной. Но зато на селезнях они отвели душу. Удалось взять редкую в этих краях синьгу. Крупную, всю черную, с желтым носом горбинкою.
А теперь была надежда только на то, что ветер утихнет и начнется лет гусей. Селезни и кулики без открытой воды не появятся.
В балке, засыпанном по крышу снегом, стало жарко. Охотники открыли форточку. И тут Василий махнул рукой в сторону окна и истошно закричал:
— Мужики, гуси!
Приятели втроем одновременно вскочили с лавки и кинулись наружу. В узких дверях из-за своих объемных одежд застряли. Потолкались, попыхтели и, отпихивая друг друга, с трудом выбрались наружу. Схватились за ружья и затаились у балка.
Отбой тревоги
Стая серых птиц, вытянувшись в ломаную линию, приближалась к профилям. Охотники уже приготовились стрелять, когда Саня скомандовал:
— Отставить, мужики! Это бакланы!..
Друзья разочарованно чертыхнулись, выразив свое отношение к красивым с виду серебристым чайкам и их ближайшим родственникам. Пернатые приспособились к цивилизации, стали обитателями свалок и получили от охотников прозвище «помойных гусей».
— Ладно, идите отдыхайте, а я посижу, покараулю… — успокоил Александр своих друзей Василия и Геннадия, взял термос с чаем и направился в засидку караулить пернатых.
Ждать в закутке окопа не холодно, когда ты одет с привычным запасом и поправкой на Крайний Север, где всегда надо ждать худшего, а надеяться на лучшее: термобелье, пуховой костюм, валенки, шерстяная белая маска, а сверху маскировочный костюм. Это снаряжение позволяет часами находиться в снежной яме, почти не двигаясь.
Сидишь, обозреваешь горизонт, тренируешься выдувать призывные гусиные рулады из самодельного манка, изготовленного из спаянных гильз с загнутым пластмассовым мундштуком. Думаешь о жизни, вспоминаешь удачные охоты и не совсем результативные вылазки. Затаенно мечтаешь, что вот сейчас появятся над южными сопками такие волнительные, тонкие, рвущиеся нити гусиных стай…
Первая в сезоне добыча
Два резких хлопка прозвучали неожиданно громко без привычного эха, которое не рождается в тундре, среди еще не оттаявших озер, серых, с проплешинами грязного снега. С высоты полета пернатых был виден сизый дымок и слышен свист прошивающей их стройный порядок свинцовой дроби, которая с сухим треском, как горох о фанеру, рубанула по третьему от головы стаи гуменнику. Он тяжело провалился ниже походного эшелона, как-то неестественно выгнул шею, потерял управление и, как сбитый летчик, штопором, без планирования, устремился к земле.
Охотник встал в полный рост в своем снежном окопе и смотрел на тяжело падающую птицу, сжимая левой рукой теплые стволы ружья. Когда гусь глухо врезался в сугроб, человек быстро вылез из укрытия и, почти не проваливаясь в подмороженный ночью наст, поспешил к первой в этом сезоне добыче.
Солнце уже не заходило за горизонт, а только снижалось к отрогам Путоранских гор. Неяркий свет почти не давал теней от чахлых кустов полярной ивы. Очертания бугров, деревьев, проталин, избушки смазывались в этом зыбком сиянии, как на картинах импрессионистов. Но сбитый гусь со своим темным оперением с белой подбрюшиной, оранжевыми лапами и носом цвета марокканских апельсинов ярко выделялся на белом снегу.
Глаза птицы были закрыты, поврежденное крыло подвернуто под себя, другое вытягивалось и, продолжая махательные движения, царапало наст. Даже лежа на снегу с зарядом дроби в боку, гусь тянулся из последних сил на Север, на свою родину.
Охотнику предстояло окончить мучения птицы обычным и гуманным (если можно использовать это слово) способом — просто свернуть шею. Но что-то дрогнуло в, наверно, не совсем промороженной душе…
Это была его последняя весенняя охота на гусей в ставшем ему родным Заполярье. Летом он сдал в разрешительную систему свое ружье, а в сентябре навсегда покинул Север.
Геннадий Белошапкин, г. Омск