Уж лет 40 минуло со времен тех неординарных событий, но цепкая память произошедшее все ж бережет… Мне довелось охотиться с дворнягами… на кабана! Расскажу обо всем по порядку.
Дед мой Петр Терешенков прошел Великую Отечественную войну от первого до последнего дня, многие ордена и медали за боевые заслуги получил. В последний разгромный для супостата год мог прихватить из Австрии и Германии богатые трофеи. А привез только клееный бамбуковый спиннинг с инерционной катушкой, велосипед и… ружье. Но какое! Приклад — из красного дерева с резьбой начала XIX века, со сценами сафари на львов и соколиной охоты на пернатую дичь!
Наследство деда
Угасая (проявились фронтовые раны и контузия), завещал все это «богатство» мне. Ну как тут студенту биофака не выполнить последнюю волю родственника?
Спиннингом его был приучен лавливать с шестилетнего возраста. Велосипед, сработанный из рурской германской стали, с непомерно дутыми шинами, стал на год позже первым в моей жизни средством передвижения. Ездить, правда, вначале приходилось под рамой.
А вот ружье… Стрелять из него начал с двенадцати лет, но… по подброшенным консервным банкам и мишеням. Штучной работы курковая двустволка била кучно. Дед был наипервейшим и признанным в крае охотником. Мне в компании его друзей стыдиться не приходилось…
На настоящей охоте с дедом мне доводилось бывать нечасто. Я жил с родителями далековато от районного приднепровского городка… Но, когда обучался в старших классах школы, придумывал поводы, чтоб попасть к деду на открытие осенней охоты на водоплавающую дичь. Здесь-то его военные трофеи были задействованы вовсю.
За пернатыми
Я на велосипеде, груженный провизией, палаткой и боеприпасами, катил семь километров к водокачке, где хранилась наша лодка. Дед же с ружьем и спиннингом шел налегке.
О лодке скажу особо. Долбленка, выделанная из распаренной осины, легко скользила по водной глади, ведомая одним веслом. Сейчас мастеров, способных создать такие суденышки, не осталось, забыты и секреты их… Как можно изготовить из полуобхватного осинового бревна челнок, средь сердцевины борта которого полтора метра?
Плыли по Днепру к устью притока — Осьме. Дед греб, я спиннинговал. Охота на уток совпадала со щучьим «предзимним пиром». Потому-то всегда и были мы с добычей. Выезды наши длились по нескольку дней. Щук, окуней, попутных голавлей и язей, также взятых на спиннинг и не съеденных нами, дед засаливал.
А вот что касается утки… Дед позволял стрелять только крякв. Бить чирков, водяных курочек и куликов запрещал напрочь. И то… Палить по сидящей на воде стайной птице — ни-ни.
— Подобьешь пару дуплетом, а сколько подранков, не готовых к перелету, сгинет! — поучал мой наставник. — Дробь-то мелка, а «сечь» далека.
Вот и приходилось выбирать одиночные цели, к тому же низко летящие бить, чтоб наверняка. И за несколько дней настреливали максимум 4-5 матерых кряковых селезней. А могли бы… Настоящим охотником был дед, а не суетливым добытчиком. Любил побывать на природе и, не унизив и не изгадив, старался взять от нее лишь малую толику.
Вести от земляков
…Позвонили со Смоленщины, родины моего детства, и предложили поучаствовать в промысловой охоте. Мол, затерявшийся в среднерусских ельниках малюхонький колхоз, выращивающий по чуть-чуть рожь, ячмень и картофель средь раскорчеванных вырубок древья, просит о помощи. Сильно беспокоят местных жителей пришедшие с югов кабаны — уничтожают часть посевов прямо на корню.
Успешно сданные досрочно зачеты и экзамены, и… считай часть зимы в полном моем распоряжении. Как не использовать освободившееся время для охоты?! Аж зазудели ладони от предчувствия погонь и стрельбы — сыграла дедова наследственность…
Ружье — в чехол, охотничью амуницию — в сумку и… в дорогу. Из Воронежа пересадка на Смоленщину в Москве. А дел в столице невпроворот: и гильз латунных 12-го калибра, дефицитных в ту пору, прикупить да порохом бездымным со свинцовой картечью и пулями-«жаканами» обзавестись. Чем не заботы? Все отыскалось в Державной, в самом центре, поблизости от Кремля на улице Горького…
Охотничий сбор
Вот я и на Смоленщине в разношерстной компании… Охотовед, какие-то личности с непонятным прошлым, агроном, представляющий интересы колхоза, и я. Как полагается, накануне загона зверя — застолье. Правда, обошлись без крепких напитков.
— За Петра Ильича, памяти его очередной год исполнился, — поднял стакан районный блюститель охоты. — А тебя, Юра, — обращаясь ко мне, продолжил, — вызвонил, чтоб деда крепче помнил и ружью его продыху не давал. Ладная двустволочка… Сколь раз уговаривал продать. Ан нет, тебе он его заведал! Оно, может, и правильно, а мою охотницку династию некому и сберечь…
«Вечеря» наша длилась недолго. В «добрый час», как говаривали в старину, и… на покой. Ночью, несмотря на календарь, пришла резкая оттепель, и температура поднялась почти под плюс три градуса по Цельсию. А к утру запуржило, укутало землю покрывало из влажно-липкого снега.
В дорогу с дворнягами
Затемно отправились тропить кабана. Чвак-чпок… чавкают сапоги по заснеженной «каше». Пятерка собак дворняжьей породы с неохотой брела впереди. «Ну и ну, — подумалось мне, — с дедом-то я ходил на охоту в подмастерьях с чистокровными лайками и гончаками, а тут…».
— Не горюй, — уловив мое настроение, решил приободрить такой же, как и подопечные, безродный провожатый по прозвищу Шишок, — собаки не подведут! Хозяин сказал: первый выстрел — твой. Так не забудь, когда они обложат кабана, крикнуть: «В угол!». Собаки отскочат, и пули их не заденут… Помни об этом!
«Странно, — подумал я,— охотничий термин иной. Да ладно, тут глухомань, книг Аксакова не читали». За околицей встретились сметки волчьих следов, и собаки подтвердили свое дворняжье происхождение. Поджали хвосты, сели на липкую смесь и заскулили.
— Хоть, хоть! — понукал их Шишок. — Будет и вам добыча!
Собаки резво среагировали на напутствие, рассыпались веером, и… начался гон. Хрипой их прилай поднял семью кабанов, матку и пятерых подсвинков прямо на нашем пути.
Бежим с охотоведом в паре. С ветвей вековой березы склонил голову тетерев. «Стрельнуть?» — пронеслось в мозгу. Остановившись, я поднял ружье.
— Ты что, на штраф от меня налететь захотел?! — предупредил меня представитель власти. Затем, смягчившись, добавил: — Пули у тебя в стволах, а не дробь, все равно не попадешь из «гладкостволки»…
Ряды редеют
Охотовед трубит в рог. Собираются остальные участники, возвращаются и собаки.
— Дворняжки, а обучены, — хвалится подопечными Шишок. — Смоленских и московских заезжих охотничков с их породистыми «обуваю»…
— Что зря языками чесать?! — прерывает его охотовед. — Это кабанье семейство, которое ваши псы напугали вусмерть, точно скочует из здешних мест. А главный виновник погромов на полях — крупный секач. Он залег в еловой лощине.
— Но председатель просил… — протянул агроном.
— Знаю! А сейчас под предлогом борьбы с кабанами новую дичь, появившуюся в лесах, извести решили?.. Разорник картофельных буртов один. И мы возьмем его… Но подсвинков с маткой не тронь! Накажу всех! И тебя, и председателя, и Шишка с дружками. А собак его постреляю… Лицензии я выдаю!
Надежды на изобильное дармовое мясцо растаяли. Нашу компанию мигом покинули и агроном, и Шишок, и его сподручные… Вдвоем остались мы с охотоведом. Да еще, как ни странно, не убежали дворняги. Забыл в досаде их кликнуть Шишок.
Начался и настоящий гон
По слякоти полуснега, полугрязи двинулись к ельнику. Собаки, понуро опустив морды, шли следом. Некому было их понукать. Каких-то 12 километров осилили аж за четыре часа: совсем раскисла снежная накидка земли.
Вдруг вожак стаи дворняжек, черно-белый малорослый кобелек, приподнял свои свисающие уши и резво дернулся вперед. Пошла за ним и вся свора.
— Учуял, — только и успел проговорить охотовед, на ходу снимая карабин с предохранителя, и добавил вослед: — Выгоним на тебя: твой выстрел — первый, как и обещал. В память о деде!
Я спустился в низ еловой ложбинки, зная по прежнему опыту, что гон закончится здесь. Устроился под разлапистой елью, срубив несколько сучьев и простукав ствол топором, чтобы не так докучала таявшая снежная нападь. Приготовив ружье, стал ожидать.
Минут через 40 на опушке показался вепрь. Почуяв меня, собаки окружили его, «обложили». Вертятся веером — тот только кругом ходит… А вожак — плюгавая двухцветная дворняжка, — выждав момент, вцепился крупному секачу в самое уязвимое место. Взвыл вепрь от боли, упал на задние ноги.
— Бей, — закричал подбежавший охотовед, — твой кабан!
Но ружье выпало из рук — стрелять по униженному зверю не было сил… И все ж охотничий азарт преобладал. Сосредоточившись, я выцелил глаз кабана.
Нажал на курок, но… чуток промахнулся — видел, как «жакан» вырвал клок кожи из «брони» секача и, срикошетив, сшиб еловую ветку… Напарник не растерялся и в упор из служебного карабина расстрелял поверженного дворнягами могучего вепря.
Обратный путь
Вдвоем не так просто освежевать столь громадную зверюгу, вот и провозились до наступления темноты. Собачонки сидели в сторонке — ждали заслуженного ливера. И получили его. Без драк, возникающих порой и у породистых псов, проглотили нарезанные печенку и сердце, а потом спокойно смотрели, как мы разделывали тушу на куски.
Здесь после загрузки рюкзаков вырезками мяса и начался самый трудный отрезок пути — возвращение домой. Взяли с собой лишь немалую толику мякоти — килограммов по 30 у каждого за плечами. А впереди — дорога по прямой, а местами и через бурелом, аж под 15 километров набегает.
В полной темноте преодолевали мы то расстояние, но дворняжки не отставали, а порой и подсказывали своим ходом, как обходить лесные завалы. Далеко за полночь, измученные не столько дорогой, а непосильной ношей, добрались до малой, затерянной в лесах деревеньки…
Следующим утром местный тракторист в сопровождении егеря нашел и привез не забранные нами останки в поселение. Правда, ехал не напрямик, а лишь ему знакомыми просеками. И то с километр те оставшиеся центнеры мяса пришлось к прицепу переносить вручную. Хорошо, что волки и лисы еще не успели до угощения добраться…
И начался в деревеньке незапланированный праздник. С обильным мясоедением, песнями и плясками. Благо, молодежь тогда еще не вся покинула отчие дома…
Раздумья о произошедшем
То была моя первая и последняя охота с беспородными собаками. Я не считал ее как бы выходящей из рамок традиционной, за столетия сложившейся русской забавы, а просто не представлялось подобного случая. Та охота на кабана в сельской глубинке была еще и тем примечательна, что подтвердила: при правильном подходе и воспитании можно научить отменно работать по зверю и простецких дворняг.
Уже в зрелые годы, отправляясь в угодья со своей западносибирской белоснежной лайкой Прибоем, зачастую и мыслишка мелькала: «Вот ты, породистый пес, выследил и осадил кабана, подвел его под выстрел, а смог бы, как те, деревенские, собачки, остановив, оскопить его?».
Наверное, нет. Не к тому действу чистопородных лаек приучали. Хотя, как знать…
Юрий Демин, г. Воронеж
