«Оборотень»

убил лося

Был жаркий июльский день. В доме Ивана Анисимовича Обдиралова, помещавшемся почти что в центре города Москвы, все находились при деле и, занимаясь работою, как-то особенно суетились. Старуха Федосья, исправлявшая должность повара, спешно приготовляла к завтраку лакомые блюда. Кучер Ермолай торопливо чистил драгоценных коней, подмазывал четырехместный щегольской тарантас и сметал пыль с нарядной ямской сбруи. Камердинер Николай проворно промывал ружья, смазывал охотничьи сапоги и кормил Находку, черную самку из пойнтеров, приобретенную Иваном Анисимовичем где-то за морем и слывшую собакой редкостной.

Приготовления к поездке

Супруга Ивана Анисимовича Клеопатра Васильевна с видимым желанием скорее окончить работу начиняла громадный саквояж белыми хлебами, булками, разного рода сырами и колбасами. Девушка ее Груша с особенным прилежанием и непомерной быстротой разглаживала шикозную (шикарную. — Прим. редакции) блузу барыни; а сам Иван Анисимович в каком-то тревожном состоянии крупными шагами расхаживал по кабинету, изредка проглатывал по небольшой рюмочке коньячку и, посматривая в окно, отдавал разного рода приказания Ермолаю.

Что именно за человек был этот Иван Анисимович и чем он на самом деле занимался — достоверных сведений об этом не имеется. Говорили, что он ходатайствовал по делам, но действующим лицом не замечали его ни в одном из тяжебных дел; говорили, что по временам пускался он в торговые предприятия, но и торговли от его имени нигде и никакой тоже не замечалось. Слыл он человеком ловким и дельным, круг знакомства имел обширный, принадлежал к числу членов какого-то общества охоты и славился как искусный стрелок и как знаток охотничьего дела.

В день, о котором идет речь, Иван Анисимович собирался с товарищами на охоту.

— Поп! Попочка! Где ты? — громко и с расстановкою проговорил вдруг Иван Анисимович, продолжая бродить по кабинету.

— Что тебе нужно, Ваня? — отозвалась супруга Ивана Анисимовича, находившаяся в соседней комнате.

— Да подойди ко мне, поцелуй ты меня, шельма, ведь я уезжаю на охоту.

Через несколько минут в кабинете Ивана Анисимовича раздался громкий звук поцелуя; в ту же минуту послышались и редкие удары колокольчика у парадного входа…

Трапеза перед дальней дорогой

Вошел капитан Ш** в сопровождении своего верного друга кофейного пойнтера Дональда. Явился майор Т** с желто-пегим сеттером Джином. Обрадовал своим приходом и Владимир Васильевичь Д** с Армидой — замечательной самкой французской породы, и начались приготовления к отъезду.

Прежде всего приступили к «очищенной» и вкусили только что испеченного затейливого пирога; потом снова употребили надлежащую порцию «очищенной» и присели к котлетам; далее повторили прием «очищенной» и принялись уписывать другие всякого рода яства, запивая их портвейном; и, наконец, распили бутылочки две-три шампанского. В продолжение всего этого времени из уст собеседников сыпались интересные рассказы. Иван Анисимович в промежутках громко расцеловывал Клеопатру Васильевну.

Прислуга между тем наполнила как следовало тарантас: положили в него большой запас пороха, дроби, картечь и все охотничьи принадлежности; уложили добрую порцию «очищенной» и разного сорта «виноградного», положили в него кой-чего и съедобного в изрядном количестве.

Часа в четыре лихая тройка пегих, управляемая Ермолаем, подъехала к парадному крыльцу. Иван Анисимович перекрестился сам, набожно перекрестил и расцеловал Клеопатру Васильевну и поспешил с товарищами к тарантасу.

Уселись. Ермолай подобрал молодецки вожжи, и кони рьяные, потряхивая головами, ровной рысью понеслись по московской мостовой.

Прохожие, любуясь экипажем и конями, разевали рты от удивления; некоторые из них почтительно кланялись Обдиралову, многие только улыбались, провожая глазами экипажи, и о чем-то втихомолку переговаривались. В скором времени весть об отъезде Обдираловала на охоту разнеслась чуть не по всему городу.

Все шло своим чередом: Обдиралов с товарищами благополучно миновали Кремль, благополучно проехали потом Воскресенскими воротами и благополучно же остановились, наконец, у подъезда Московского трактира. Вошли, уселись, спросили кой-чего выпить и полакомиться, часика два-три побеседовали по-приятельски и отправились снова в путь.

Часов в десять с чем-нибудь они были уже и за Крестовской заставой. Молодец Ермолай тут мигом прибодрился, шевельнул слегка вожжами, громко свистнул — кони помчались стрелой и быстро исчезли в непроницаемой дали… Лишь слышен был стук удалявшегося экипажа, да густое облако пыли неслось по дороге.

В отсутствие хозяина

На другой день после отъезда Ивана Анисимовича дом его осаждали разного рода посетители: приезжали пользовавшиеся почетом купцы, являлись богатые помещики, приходили мещане и цеховые, пробирались к нему и чиновники разных присутственных мест. Всех их принимала Клеопатра Васильевна и на вопрос «Где же Ваш Иван Анисимович?» наивно отвечала:

— Он отправился на охоту.

— Как на охоту, а дело? — вопрошали посетители.

— На все свое время, — замечала Клеопатра Васильева. — Не все же делами заниматься! Ведь эдак и одуреешь! Нужно и о себе позаботиться. Я очень рада, что он поехал на охоту, по крайней мере поотдохнет немного от обычных занятий, поразвеселится хотя ненадолго да и здоровье-то поправит; моцион ведь великое дело!

— Так-то оно так, да как бы он обо мне-то не забыл! — беспокоится один.

— Все это так, только он дал мне слово! — недоумевает другой.

— Как же, он мне обещал! — с отчаянием восклицает третий.

Такие восклицания сыпались со всех сторон.

— И полноте! — успокоительно щебетала Клеопатра Васильевна. — Не тревожьтесь! Муж мой — человек аккуратный, дела на безделье менять не станет, ничего не забудет, все сделает. Времени у него на все достанет. У него быстр очень взгляд! — заканчивала Клеопатра Васильевна, как-то особенно улыбаясь, наклоняя еле голову и мастерски прищуривая свои темные очи.

Каждый из посетителей успокаивался, крепко пожимал Клеопатре Васильевне нежную ручку и выходил совершенно довольный, с полною надеждою на благополучное окончание дела, двигателем которого был «быстровзглядный» Иван Анисимович.

Особый рецепт

Иван Анисимович между тем наслаждался жизнью. В места охоты, то есть в деревню, где проживал егерь-добычник Пафнутий, прибыл он с компанией в полночь. С распростертыми объятиями встретил Пафнутий дорогих, давно желанных гостей. Мигом осветили избу, расселись по местам, пошли расспросы о том, о сем, начались и приготовления к ужину.

Прежде всего, добыли ведро вина для крестьян и принялись варить из 15 фунтов (более 6 килограммов. — Прим. редакции) говядины суп для пятерых. Пафнутий, как всегда и везде это водится в подобных случаях, должен был участвовать во всех питиях и яствах. Варили суп не просто, а так, чтоб из ведра воды, в которой варилась говядина, бульона оставалось не более пяти тарелок.

Потом приготовляли яичницу, да и опять-таки приготовляли не просто, а с особенным искусством, то есть по «обдираловской методе»: в громадную сковороду, поставленную на горячие уголья, вылили десятка три яиц, положили в них надлежащее количества масла и мешали все это с особенным усердием, то есть так мешали, что желтки и белки сбалтывались, образовывали однообразную массу, из которой каким-то способом выходило нечто необыкновенно приятное, особенно после доброго глотка «очищенной».

Наконец, уселись ужинать. Съедено было все дочиста, причем, само собою разумеется, и выпито было сколько следует, как говорится, сколько влезло. На рассвете добрые охотники улеглись. Пафнутий на сон грядущий утешил гостей обещанием отыскать несколько выводков тетеревей, навести на вывалку дупелей, доставить возможность вдоволь натешиться по бекасам и перебить несметное число куропаток. Молодцы-охотники засыпали приятно, с полною надеждою предстоявший и уже занимавшийся день провести весело.

На болоте

Убаюкавши своих гостей сладкими обещаниями и медовыми речами, Пафнутий принялся энергически действовать. Растолкав крепко спавшего сына своего, он обратился к нему со следующей повелительной речью:

— Васька! Беги скорей, переколоти все, что ни на есть, а коли невмоготу будет — так хошь прогони подалее. Да смотри ж, слушай, что я тебе приказую: чтоб все было чисто по всем местам! Макова зерна чтоб не нашлось дичины.

— Ладно, — отвечал Василий, знакомый уже с подобными наказами и, переваливаясь из стороны в сторону, побрел на охоту.

Иван Анисимович со товарищи по пробуждении ото сна, каковое пробуждение последовало не ранее двенадцатого часа, выпили малую толику «очищенной», малую толику закусили и отправились потешать себя охотою. Кучер Ермолай шагал за ними с мешком, наполненным питиями и яствами, а вожатаем был сам Пафнутий.

— Стойте! — скомандовал Обдиралов при входе в большое болото. — Идти в линию! Собак держать в порядке! Подметываться к товарищам им не дозволять! Ну, расходитесь! Вот так! Стой! Ермолай, подноси мешок!

Выпили, закусили и зашагали…

«Салют» пернатому

Из-под Находки вскочил бекас.

— Тпр-ро, капитан, пали! — кричал Обдиралов после двух выстрелов.

— Тпр-ро! — прокричал и капитан, отсалютовав бекасу.

— Тпр-ро! Улю-лю! — нараспев протянул майор, сделав залп из обоих стволов.

Тяжело вздохнул Владимир Васильевич, намереваясь заместить выпущенные заряды и внимательно следя глазами за бекасом, который вдруг совершенно неожиданно замер в воздухе от меткого выстрела Пафнутия.

— Молодец, Пафнутий! Бекас все-таки не ушел! — кричал Обдиралов. — Сюда, господа, сюда! С полем! Ермола, ей!

Сошлись, расселись по кочкам, глоточка по два пропустили водочки, закусили ветчинкой, закурили сигарочки, разговорились.

— Черт знает, как это случилось! — говорил Обдиралов. — Я только что приготовился к выстрелу, а тут арапник зацепился за скобку, ружье покачнулось, ну и, конечно, промахи!

— А я второпях-то зарядил крупняком, — произнес капитан.

— У меня было хуже, — рапортовал в свою очередь майор, — заряжая ружье, я просыпал дроби почти что половину каждого заряда; выстрелы-то были верны, я даже заметил, как бекас после них понизился, но слабы!

— Я бы убил его непременно, — закончил Владимир Васильевич, — но он вышел из меры, пришлось далеконько стрелять!..

По объяснении причин своих неудачных выстрелов охотники приложились снова к рюмочке, отдали должную честь закусочке и поплелись далее.

Погоня за дупелем

Долго сновали собаки по болоту вправо и влево, не находя дичи; наконец, Джин остановился, сделал потом скачка два-три вперед и прилег к земле всем корпусом, упершись окончательно по птице. С важной и величавой осанкой подошел к нему майор и дрожащим от волнения голосом скомандовал:

— Пиль!

Нехотя поднимался сытый дупель, производя обычную, волнующую каждого охотника стукотню крыльями. С особенною ловкостью, отставив правую ногу вперед, приложился майор и сделал два редкостные, всех оглушившие «пуделя»…

Воззрился Джин в птицу и вложился за ним, как следует; за Джином пустилась Находка, за Находкой понесся Дональд, а за Дональдом — Армида… Дружно, как по команде, принялись они все вместе гонять дупеля, перемещая его из места в место и не внимая зову своих владельцев, отчаянно дувших в свистки, хлопавших арапниками, не жалевших, наконец, и собственного горла, как средства более внушительного.

Что тут делать?! Поневоле уж пришлось охотникам снова размещаться по кочкам, припадать к рюмочке и выпивку заедать приличною закусью…

Рюмочки произвели благотворное действие, как и следовало ожидать: от сердца отлегло; подобрали наши добрые охотнички воротившихся из экскурсии собак, но, несмотря на благодушное настроение, задали этим «сотрудникам» своим приличную «дерку» и побрели уже прямо к сече, на которой, по словам Пафнутия, водилось многое множество тетеревей.

Чья же добыча?

В стороне виднелся пруд, окаймленный густою осокою. Ну как не осмотреть пруд? На нем могли ведь встретиться и утки!

Подошли к пруду и окружили его со всех сторон. Поднялась полновесная кряква. Все хватили разом, и утка упала.

— Господа! Я убил утку!

— Нет-с, она упала от моего выстрела!

— Ну вот еще! У меня была крупная дробь, я стрелял в угон!

Поднялся великий крик и спор: оказывалось, что каждый убил утку. Нечего делать! Вопрос ведь не шуточный, кому принадлежит честь убиения утки? Решить его необходимо. Для решения потребовалось ощипать утку, освидетельствовать ее раны и осмотреть в них дробь.

Ну и ощипали, и освидетельствовали, а спора все-таки не решили. Бросили жребий, и утка была самой судьбой присуждена Обдиралову без всякой апелляции. По этому случаю опять выпили, и выпили порцию уже порядочную с присоединением к «очищенной» и «виноградного».

Между тем время идет и идет. Солнышко уже устало гулять по небу, как говорят наши дети. Охотиться по тетеревам оказывалось поздно; решили отдохнуть на поляне, находившейся за прудом и примыкавшей к большому лесу, да и поспешать потом к дому. Но на поляне встретился пастух и объяснил, что поляной этой каждый вечер проходит к реке лось. Изволите видеть, штука какая! А сердце не камень! Порешили караулить лося и этим трофеем закончить охоту.

В силу такого заключения расселись на поляне подле большого леса шагах в 60 один от другого, зарядили ружья картечью, выпили, как водится, по чарке «очищенной» и принялись смотреть в оба. Капитан тотчас же задремал, майор уснул, Владимир Васильевич сладко улыбался, мысленно беседуя с милой, а всему голова — ретивый Обдиралов, усевшись рядом с Пафнутием и разговаривая с ним вполголоса, потягивал «лиссабончик».

Лось!

На поляне неожиданно появился всадник на лихом коне; промчавшись во весь мах несколько саженей, он остановился, окинул взглядом местность и поскакал в обратный путь. Несколько минут слышался топот его лихого коня, затем все снова смолкло.

Стемнело. На пруде усердно квакали лягушки, а в высоте посвистывали пролетавшие стадами кулики, да изредка приятно крякали бекасы… Вдруг послышался какой-то шорох; затрещали в лесу сухие сучья, на поляне показалось что-то черное, громадное…

Иван Анисимович и Пафнутий встрепенулись, всматриваются… Поляной шагах в 30 от них тихими шагами двигается лось… Мигом вскочил Иван Анисимович на ноги, торопливо шепнул Пафнутию:

— Смотри ж, не выдай, в случае…

Мигом прицелился и разом хватил из обоих стволов… Крепко стукнулся громадный лось о влажную землю.

— Ура! — неистово, во все горло заорал Обдиралов. — Сюда, сюда, скорей, живо! Я убил лося! Ура! Ермолай! Мешок живей!

Проснулись спавшие и отрезвились от грез мечтавшие охотнички от такого богатырского оклика. Оглушительное «ура» было ответом призыву. Все собрались поспешно у мешка.

— А ведь вы прозевали, лось был к вам ближе! — говорил товарищам счастливец Обдиралов.

— Я видел, но хотел доставить тебе возможность убить лося; на своем веку я перебил их много!

— Ну да что тут много толковать, — перебил оправдание Обдиралов, — давайте-ка лучше выпьем!

Повторения приглашения, конечно, ждать никто не подумал. Выпили, закусили; пошли смотреть убитого лося.

Объяснение загадки

Но, о чудо! Распростершись без малейшего движения, лежал на земле бездыханный труп… небольшого черного козла!..

— Что такое, господа, где же лось? — говорил изумленный Обдиралов.

— Что такое?… Те-те-те! Вот так лось! — насмешливо протянул капитан.

— Только еще козел, братец ты мой, а лося-то жди!

— Позвольте, позвольте, господа! — вступился Владимир Васильевич. — Вы этим не шутите! Тут дело выходит серьезное.

— Какое-такое серьезное? Чему еще тут выйти? И так уж штука вышла! — хохотал майор.

— А то вот и выйдет, что это просто оборотень!

— Как оборотень? Что такое оборотень? — опешили майор и капитан.

— А такой, как видите! — продолжал совершенно убежденный Владимир Васильевич. — Я сам видел лося, а тут вдруг козел.

— И я видел лося.

— Я тоже!

— А я же и убил лося!

— Так видите, господа, все видели лося, а вдруг тут козел! Сами вы посудите! — ораторствовал Владимир Васильевич. — Ей-богу, это оборотень! Да вон он, вон он! — вдруг неистово загорланил он, указывая на бегущего в стороне русака.

— А, проклятый! Уж и в другом виде появился! — не на шутку рассердился майор, взвел курки и мигом сделал залп. Заяц наддал и был таков.

— Что ж, убил? — спросил обрадованный промахом Обдиралов.

— Черт ли его убьет, коли это оборотень? Ты, я думаю, видел, какими клоками падала с него шерсть!

— Очевидно! Ясно!

— Оборотень! Оборотень! — неистово загалдела компания всем хором.

— Так сжечь его, шельму, на костре! — возопил разъяренный Иван Анисимович.

— Браво! Идея! Жечь его!

— Ермолай! Пафнутий! Скорее сухих сучьев! Оборотня жечь!

— Ура-а-а-а-а! Ура-а-а-а-а! — загремело по лесу.

Ссора на поляне

Вдруг совершенно неожиданно и незаметно для воодушевившихся «немвродов» (охотников. — Прим. редакции) прискакал на этот невообразимый гвалт проезжавший тут незадолго перед тем всадник.

— Что тут за шум и что вы за народ? — грозно крикнул прибывший. — Кто дал вам право стрелять здесь? Как смели вы убить моего козла?

— Молчать! — разом заревели друзья. — Я капитан… Майор… Чиновник… Как смеешь… дерзости… разделаемся… — чуть не с пеной у рта орали расходившиеся охотники, так что ничего уже нельзя было разобрать, кроме общего угрожающего тона.

Крепко сжимал всадник находившуюся в руке его нагайку, желая пустить ее в ход, но одумался, заметив сильное опьянение храбрых рыцарей и вспомнив, вероятно, старинную поговорку «лежачего не бьют», он дал шпоры своему коню и так же быстро исчез, как и появился.

Долго провожали его бранью наши приятели, но, наконец, пыхтя и отдуваясь, как будто после тяжелой работы, обратились они снова к своей неизменной и незаменимой спутнице — бутылочке, печаль услаждающей и радость усугубляющей. Пошли вновь толки, но уже менее шумного свойства — о козле, о лосе, о зайце, об оборотнях. Порешили, что и всадник был тоже не что иное, как оборотень. Козла, причину смятения, изрубили на мелкие части и зашагали к избушке Пафнутия.

Изменение планов

Семья Пафнутия давно уже поджидала дорогих гостей и для встречи их подготовила разного рода забавы. Перед окнами водили хоровод, и дюжие парни задавали выпляску; а на завалинке смиренно, потешая себя орешками, посиживали и юные девы-красавицы. С приходом доблестных героев, мужественно отстоявших честь свою, началось угощение и пошел пир, как говорится, на весь мир.

Девки и парни объяснили между прочим, во-первых, что у помещика А** действительно пропал черный козел, которого он усердно искал, объезжая верхом весь околодок, а во-вторых, что лось действительно бывает на поляне каждый вечер.

— А! Так он жив! — воскликнул Обдиралов. — Решено: останемся на завтра!

— На завтра, на завтра, конечно! Чудесно! — отозвались собутыльники.

— Осмелюсь доложить Вашей милости: охотиться не с чем! — подошел, сняв почтительно шапку, Ермолай. — Водки ни капли, вина ни чуть-чуть, провизия скушана! Всего и осталось лишь белого хлебца кусочек да одна колбасишка.

— А! Так домой! Какая ж охота! Лошадей чтоб в минуту! — закричал Обдиралов.

— Закладывай! Закладывай! — закричали друзья, как будто спеша от пожара…

«Слава» на всю Москву

На другой день после победы над лосем часов в двенадцать утра к дому Ивана Анисимовича подъехала щегольская карета. Вышедший из кареты господин крепко дернул ручку колокольчика. Ответа не было. Дернул еще раз — дверь не отворялась; еще и еще подергал сильнее — та же история. Рассердившись, посетитель подошел к калитке и несколько раз кряду дернул веревку, протянутую к колокольчику людской. В калитке появился Ермолай.

— Что, Иван Анисимович дома?

— Дома-то дома, да еще не вставали.

— Как не вставали? Болен что ли?

— Никак нет-с, а мы, почитай, только что воротились с охоты.

— А! Ну что ж вы там сделали? Иль ты не знаешь?

— Как нам не знать! Мы, чай, носили за ними мешок-то.

— Какой мешок?

— Известно, какой! С каким завсегда ездим — значит, с вином да с закусками.

— Ну что ж там убили, как поохотились?

— Да поохотились обнаковенно, как следовает, все по порядку.

— Да ты мне скажи, братец, толком: что именно сделали?

— Что сделали? Выпили, выходить, четвертухи с три (свыше 9 литров. — Прим. редакции) — поболе «очищенной»; съели, значит, пуда с два (почти 33 килограмма — Прим. редакции) всякой всячины.

— А убили что? — начинал терять терпение любопытный.

— И убили нонечь порядком: значит, утку убили, да лося, да козла, да еще, выходит, обортня убили.

— Что ты за чепуху мелешь? Какого оборотня?

— Так, значит, господа говорили, что обортня, — спокойно продолжал Ермолай, и рассказал, как было дело. — Завтра едем опять! — закончил свое повествование Ермолай.

Любопытный господин так и покатился со смеху, проворно вскочил он в карету и поскакал сообщить интересную весть об убиении Обдираловым оборотня.

Весть мгновенно разнеслась по Москве, и с той поры Обдиралов стал известен под именем Сокрушителя оборотней, а многие, вероятно, для краткости или по незнанию называли его и просто Оборотнем.

П. Квасников, 1879 г.

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий