Пескава, шитик и долбленка

зубастая хищница

С годами понимаешь: лучшая рыбалка остается в прошлом и конечно же не одна. Трудновато стали даваться знатные уловы на «диких» водоемах, а солидные трофеи от покрытого чешуей хвостатого племени, достойные места в семейном фотоальбоме, вообще теперь редкость… И память как индикатор времени возвращает меня в 60-е годы ХХ века.

…Режет плавно прозрачные струи верхнего Днепра лодка-долбленка. Я, улегшись на носу, вглядываюсь и высматриваю в водах топляки и коряги — не налететь бы на них и не зацепить крючок. На корме дед орудует веслом, а попутно в зубах держит шнур от снасти для ловли на «дорожку».

Рядком со мной, бок о бок, лежит, свесив морду с борта и навострив уши, цвета свежего снега зверовая западно-сибирская лайка. Непременный спутник подобных походов. А посередке лодки — Павел Сергеевич, московский наш гость. Дюже захотелось ему, высокопоставленному чиновнику, испытать настоящей днепровской рыбалки, да и с дедом — фронтовым другом в честь 20-летия Великой Победы пообщаться.

…Лодка-долбленка. До сих пор для меня остается загадкой секрет ее производства. Как можно, скажите, из полуобхватного руками осинового ствола соорудить суденышко четырехметровое с шириной бортов в центре более 150 см? Однако были мастера. Долбили, парили на огне, вытягивали древесные волокна осины, доводя до нужных очертаний.

Ушли в былое знатоки ремесла того… Но нет-нет, да встретишь у старых охотников и рыбаков в российских глубинках-окраинах лодки-долбленки. Долговечными и практичными они оказались и используют их до сих пор люди, живущие в ладу с природой.

Речной «крокодил»

…Дед бросает весло на борт и делает резкую подсечку. В двух десятках метров от кормы возникает бурун, и вот уж зубастая хищница вершит «свечку», высоко взлетев над поверхностью, в секундном стоянии на воде трясет пастью, пытаясь освободиться от впившихся жал тройников блесны. Звенит в струну натянутая бечева. Застопорилось суденышко, пошло под натиском рыбины кормой поперек течения, делая лодку неуправляемой.

Дед Петр передает весло мне, хоть сложновато с передка грести им одним, но справляюсь — был уж подобный опыт: выравниваю «посудину» и медленно, несмотря на тяжкий ход ее, продвигаю вверх по течению, не допуская провисания шнура… «Колдовство» по вываживанию речного, нашенского «крокодила» длилось не менее часа. Уж дюже могучая и упористая зубастая хищница попалась.

Черное, с белесыми проплешинами на боках, коротковатое, но толстенное рыбье тело-обрубок с огромнейшей головой-пастью под пуд потянула. Не съедобен был сей экземпляр из-за жесткости и сухости мышечной ткани и, по дедовским канонам, подлежал выпуску на волю.

— Братцы, да вы что?! — взмолился столичный гость. — Это же такая, такая выдающаяся…

У него даже дыхание перехватило, не смог мысль до логики смысла довести. От переживания голубые глаза помутнели.

— Что ж, — молвил дед, с ехидцей потирая руки, — понял тебя. Из головы чучело сделаем, похваляться будешь перед присохшими к стульям сослуживцами рыбацкой удалью своей. Ну а уж раз так получается, остальное присолим, и на корм псины пойдет.

Физиономия Павла Сергеевича расправилась, а слезки, было выступившие, как у обиженного отнятой игрушкой ребенка, испарились на ветру.

Ответственное задание

…В предыстории рыбалки сей лежала на дедовском столе телеграмма: «Терешенкову Петру Ильичу т.ч.к. Приезжаю двадцать пятого т.ч.к. Обеспечь рыбалку т.ч.к. Павел т.ч.к.».

Я, пятиклассник, из-за досрочно сданных экзаменов в школе при советском посольстве в Венгрии, оказался у деда с бабушкой в Смоленской области за неделю до получения той депеши.

Нагрузка по подготовке к плаванию-рыбалке легла на меня. Предстояло изыскать наживки и насадки, да не какие-нибудь, а самые уловистые. Простое самое — накопать навозных червей, в мох-сфагнум влажный и пропитанный анисовым маслом с порошком из красного кирпича их поместить для очистки нутра, придания пахучести и прочности…

А вот с опарышами возникла загвоздка. Намыть их можно было только в общественном туалете на колхозном рынке. Царившие в том месте «ароматы» подвигли меня направить на выполнение этого задания дальнего родственника — учащегося ремесленного училища. Витек пошел добывать ценнейшую для рыбака наживку.

Намыл он миску отборного опарыша, да вот напоследок не повезло — не выдержали прогнившие полы, и мой помощник провалился по пояс. Выручили его пожарные. Но с тех пор и до конца жизни двоюродный племяш, знатный в дальнейшем механизатор, имел уличное прозвище Витька Опарыш…

Пескаву, то бишь личинку миноги, я решил намыть сам. Простецкая операция: черпай продырявленным ведром илистый грунт и выпрастывай на поверхность. Но пескава та во множестве средоточилась у стоков бани.

То ли нравились ей мыльные осадки на грунте, то ли привлекали благоденствующие на нем мотыль и трубочник. Как бы там ни было, но с полсотни «скользучих», в палец толщиной и в три длиной выползков я добыл, изрядно извозившись в грязной банно-прачечной воде и иле…

Испытание холодом

Шитик на «прицеле». Лучшая насадка для бели. Вот его-то сбор для меня был очень интересен, на речке-беженке к Днепру с мелкими перекатами и погрудными омутками. А на обрывах оных в брошенных норах раков таился налим. Невеликий, по 300-400 граммов, но многочисленный и верткий, «уходистый» от руки-ловушки, тем привлекательный и в азарт вводящий.

…Полчаса жму на педали велосипеда от городка по знаменитой смоленской дороге — пути бегства Наполеона. И вот я у бережка лесной речушки. Разуваюсь и… в путь по руслу. В прозрачной холоднющей воде, доходящей мне до щиколоток, на дне просматривается не то что камушек, но и малейшая песчинка. Что уж говорить о шитиках.

Домики личинок ручейника, крытые павшими мелкими сучками-травинками, встречались на отмели повсеместно. Глаз лишь наметанный нужен, отличить чтоб подгнившую палочку от кокона с обитателем. Полулитровую банку я наполнил быстрехонько и переключился на налимчиков.

Знакомы все бочажки, в берегах отвесных подводных — их норы, проемы в корягах, где бережется от перегрева скользкий северный хищник. Здесь уж счет времени не веду: покрывается тело пупырышками, синеет, челюсть о челюсть дробь выбивает, но полнится рюкзачок заспинный ворочающейся рыбкой, и, сжав зубы, продолжаю путь вниз по потоку.

Лишь как ноги от переохлаждения чуять перестал, на сушу выбрался и, как на неживых ходулях, потопал к оставленному за два километра вверх по течению велосипеду. Лямки рюкзака от тяжести копошащихся пленников натирали голое тело, однако гордость за добытое пересиливало все невзгоды.

Уютный лагерь

…Плывет долбленка, воды носом не сечет, а раздвигает как бы, плавен так ход. Павел Сергеевич «колдует» над трофеем: потрошит, отделяет щучью голову, присаливает и оборачивает для лучшей сохранности газетным листом. Тушку, отписанную лайке, небрежно бросает под сиденье.

А у деда опять потяжка. Подсечка… и килограммовый щуренок бьется о днище.

— Блесну поменее «пришпандорил», — вздохнув, озвучил дед, — а то на ужин без ушицы останемся. В полводы вести теперь буду.

За световой день, что плыли мы до станового лагеря, случилось еще немало рыбьих хваток. Все реализовывал дед Петр, а оставил лишь полукилограммовых окуня, язя и голавлика. Больших рыбин отпускал на волю.

— Знатное варево сготовим перед ночлегом, — изрек мой наставник, причаливая к берегу и отирая ветошью натруженные, покрытые рыбьей слизью руки.

Что ожидало нас на крутояре, не могли представить ни я, ни москвич. Оказывается, за то время, пока меня озадачили «приготовками» к рыбалке, дед связался с работниками военного лесничества, и те соорудили нам просторный шалаш, устланный свеже высушенной молодой майской травой. И поленницу, вернее кучу порубленного сухостоя, для начала комфортного бытия оставили. Приплыли-то мы не на день-два, а на полторы недели…

Пока однополчане обустраивали ночлег, готовили ужин с ухой и копченым на костре салом, печеной картошечкой на углях, я расставлял донки по берегам обрыва. Вертелась пескава, из рук выскальзывала — кто же хочет просто так на крючке оказаться! Но к полной мгле, в отсутствие в период сей ночного светила, обернуться я успел.

Дымит костерок, запахи ароматные идут от лагеря. Поднимаюсь по кромке кручи, цепляясь за корни подмытых разливом деревьев, и слышу:

— А ты помнишь, как Кенигсберг с баржами, забитыми протухшей килькой, брали?

— Еще бы! А бросок на Берлин…

Да… засиделись мои старшие товарищи у костра. Заслужили освободители Отечества отвлечься и вспомнить о былых заслугах… Тихо-тихонько, чтоб не побеспокоить их беседу, я отведал ушицы, лучком зеленым с краюшкой ржаного хлеба перекусил и, закутавшись в овчинку, отправился баиньки.

Улов на донках

Утро встретило пеленой густого тумана в ложбине реки, а солнечный рассвет вызвал феерию всполохов в «млечной», загустевшей от прохлады воздушной влаге. Дед не спешил приступать к рыбалке: не его это ипостась — удочки и донная ловля.

А вот Павел Сергеевич на опарышей и шитиков таскал в ближнем затоне, заросшем поднявшими цвет кубышками, мерную плотву и красноперок. Петр Ильич, присев по соседству с ним, лишь посмеивался сквозь усы.

— Внук! — гортанный начальствующий голос донесся до меня. — Не пора ли снасти донные проверять?

Команда та к действию меня подвигла. Но… по договоренности нашей предварительной с дедом, должен был я захватить с собой приезжего гостя.

— Павел Сергеевич, — кричу, — пора донки проверять!

— Да ты что, Юрок? От клева такого отказаться?

— Как знаете…

Пошли с любимцем моим снасти вытаскивать, проверку осуществлять. На первой донке голавль полуторакилограммовый лесу растягивал. На следующей — соменок, позарившийся на миногу вертлявую, присел. Не мал, но и не велик — всего-то на десяток килограммов потянул.

— На балычок копчененький враз пойдет, — констатировал дед. — Знаешь, а давай все ж дождемся спада азарта ловли мелочевки моего однополчанина и проверим с ним оставшиеся донки. Вижу по лескам, на них немалые рыбешки «ходят».

Да вот отвлечь Павла Сергеевича от вытаскивания полутораладошечной бели, бравшей с ходу, оказалось проблематично. Натаскал два ведра, да все ему мало.

— Пашка, — осек его дед, — хорош, заканчивай! Завялим улов твой, будешь внуков своих и женушку заместо семечек тешить до следующего посещения меня. Ты ж настоящей рыбалки хотел!

Остепенился гость, с нами пошел оставшиеся донки проверять, вытягивать и «гостинцы» с них принимать. Восторгом сияло лицо его, испещренное шрамами войны, и они, прежде синюшные, побледнели, как бы уйдя в никуда. То и понятно. Уловистыми оказались донки, снаряженные пескавами. Громадные язи, голавли и окуни — не в размер нынешним — бились на самодельных кованых крючках…

За ершом

Первая и последняя донная постава на живца была в тот раз. Вместо нее дед предложил… соревнование по спиннинговой ловле.

— А ты, малец, — обратился он ко мне, — пока мы закидывать будем, чтоб к вечеру ершей натягал. Ушицу знатную наваристую, не в пример вчерашней, спроворим, чтоб пред сном тело и душу потешила.

Ерши так ерши, ловля их мне не наказание, а очередное испытание в начинающем проявляться, хоть и в зачаточном состоянии, рыбацком мастерстве. Колючий недомерок недюжинной хваткой отличается.

Чуть что зазевался… и червь с крючком в самом нутре рыбьем оказывается! Накалывай тогда руки, время теряй, снасть освобождая. Потому-то в ловле ерша особое внимание и навыки требуются…

Омуток, обитель ершей, я нашел не сразу. Перед тем удачу испробовал на других рыбах… Окунь, подлещик шли там отменно, но в задание не вписывались. Очередной заброс, нырок поплавка в глубины, и… на кончике лесы повисает первый ерш. Надфилем спиливаю бородку крючка, чтоб возни со съемом не было.

Удилище тоже немалый помощник: наилегчайшая липовая пятиметровка, обработанная дубовым отваром и натертая воском, делает лов результативным. Тут не зевай: ушел червячишко под воду, стронулся индикатор — подсекай, и рыбешка в ведерко сама уж соскакивает, подвергшись легкой встряске за леску…

Кулинарный шедевр

Пока мои старшие товарищи состязались в умении владеть спиннингом, я разжег костерок. На треногу поставил ведерный котел, в родниковую воду опустил сомовью голову, по закипании коей дополнил варево тушками голавля и язя. А под апофеоз в готовящееся яство засыпал без счета нечищеных, истекающих слизью ершей чуть не по бровку.

Все это варил без крупы и картошки, отбивающих вкус юшки. Заправил лишь специями: лаврушкой, черным перцем и головкой репчатого лука. Присолил, понятное дело. Ну уж так захотелось превзойти предыдущего вечера рыбное первое блюдо…

Завечерело… Закатилось солнце за всполохи разразившейся в далеком ее западном пристанище грозы. Я сготовил уж деликатес свой. Ершей, навар основной обеспечивших, изъял. От костей крупняк избавил, оставив в котле густейший навар, сомовью голову и его же потроха. А друзей моих старших все нет и нет.

Дух парной идет от котла, запах его так и будоражит. Не удерживаюсь, зачерпываю кружкой варево и, обжигаясь, втягиваю густую вкуснейшую жижу. Подбивает мордой руку лайка: угости, мол, и меня. А чем делиться-то с ней? И так она уже рыбьих жирнющих хребтов натрескалась.

— О–ого-ого! — доносится с середки реки голос Сергеевича. — Спешу на поживу! Ароматы все скулы от голодухи свели!

Встречаю его, помогаю лодку вытащить, а он мне связку окуней подает. Так себе — на 200-300 граммов, но много. Мне, пацану, тяжеловато тащить будет.

— Спасибо тебе, Юрок, за местечко подсказанное.

Да, я дал ему наметку на отмель, где гоняли «полосатики» мелочевку. Узрел это действо, когда выставлял донки. Но подсказку еще и реализовать надобно было.

Незабываемый отдых

…С тьмы обрисовывался круг света костра, а там уж, присевши на бревнышко, дед очищал от хвои и слизи шляпки молодых маслят, проявившихся первой волной.

— Что, Пашка, обманул я тебя? Не захотел в отстающих товарища в спиннинговании оставить. Да и ты не сплоховал. Вон сколько хищников на блесну наловил. Я же жаренкой грибной решил вас побаловать.

Дед взъерошил седые волосы и продолжил:

— Наблюдал за тобой — не растерял армейский запал в кабинетах своих, словом одним — молодчина.

Пролетели денечки декады, отпущенной нам временем колким, от будней отнятых. Разнорыбицу лавливали, случались и обрывы лесы на жерлицах от крупнодонной щуки… Нахлыстом тревожили голавлей и язей, но большую часть улова все ж выпускали.

Особо тешил я дедов пескаришками, пойманными на перекатах и отмелях. Понравились они им обжаренными до растворения косточек на сковородке…

Печальное самое — расставание с полюбившимся, обжитым за деньки местом. Сколь радости и успехов рыбацких с ним связано. Чтобы нивелировать отбытие, дабы душу оно не щемило тоской, в этом тоже особый талант нужен. Но дед мой все предусмотрел.

К назначенному сроку прибыли два могучих лесовоза. На один погрузили лодку и скарб, в кабинах разместились сами, и через несколько часов езды по бездорожью, форсированию бродов мы оказались в отправной точке — городе Дорогобуж.

Юрий Демин, г. Воронеж

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий