Конец сентября. В 6 часов утра начал подниматься на знакомую по зимним прошлогодним походам гривку. Ясно, тихо, тепло; многочисленна надоедливая мошкара. Внизу, слева от меня, на небольшом хребтике с каменными выступами, которые местные охотники зовут скалками, проревел марал, еще левее ему как-то смутно, глухо «Муу» ответил другой. Звери некоторое время перекликались, демонстрируя отличия своих голосов.
Вдруг я услышал впереди себя совсем близко, за рекой на солнцепеке, голос третьего «быка». Побежал вверх, но это было грубой ошибкой, так как звери сами шли ко мне и оказались даже несколько ниже меня. В их сторону тянул слабый ветерок. Услышав быстрый топот за бугром, бросился туда и увидел двух маралух примерно в 60 метрах и «быка» в 50 метрах. Все смотрели на меня.
Марал был очень крупный, черный, круглый в боках, с широкой, как у коня, спиной, рога по 5-6 отростков. Маралухи тоже темные, выглядели чуть ли не в два раза меньше «быка». Самки побежали, самец вплотную за ними.
Выстрел не достиг цели. Обошел кругом и выбрался на тот небольшой хребтик, где регулярно подавал голос другой марал. Этот зверь, несмотря на то что я стрелял в каком-то километре-полтора от него, продолжал время от времени реветь.
Около 8 часов стал спускаться к нему в сиверок с густым березовым лесом. Марал «пропел» последний раз, когда я не дошел до него всего 100-150 метров. Услышав шуршание моих шагов, он 3-5 раз «гукнул»: «Гук, гук, гук, гук» или «Дук, дук, дук!». И его группа, то есть он и самки, бесшумно скрылась.
Следует сказать, что такими звуками марал-самец обычно подгоняет своих самок, когда нужно быстро убежать прочь. Причем всегда бежит за ними следом, подгоняя и в то же время охраняя своих «подруг».
Когда я отошел от места, где спугнул эту группу, на 500 — 700 метров, снова услышал голос того же самого марала выше по склону. Даже спугнутый человеком, он продолжал «петь». Уже ярко светило солнце, когда примерно в 9 часов раздался последний в этот день рев марала.
Маралы, владельцы гаремов, перекликаясь друг с другом, оповещают соседей, что определенный участок занят данным конкретным самцом. Рев самцов адресуется и самкам.
Каменные козлы и маралы
Замечательна приспособленность диких зверей к «родным» своим местам обитания. Приведу ряд эпизодов из моих авианаблюдений.
Западнее реки Эйлинхема на южных склонах Куртушибинского хребта не далее 10 километров от Енисея нередко попадались на глаза сибирские горные козлы.
При опасности, то есть вспугнутые нами, старались спрятаться. Три самки сбежали с открытого склона и встали в кустах, другая группа самок на левом берегу Хемчика скрылась в глубокой и длинной каменной щели типа пещеры. Группа самцов спряталась под карнизом огромного камня, превратившись в невидимок. Сибирские козлы, даже просто стоящие близ камней, почти не отличимы от них, словно обломки скалы.
В местности Кызык-Чадыр, горном скалистом массиве между устьями Уюка и Ожу, встретили горных козлов — самку и сеголетка. Испугавшись вертолета, они выскочили откуда-то снизу и сразу юркнули в расщелину скалы, замерли там на несколько секунд, потом быстро переместились в соседнее углубление и встали недвижимо, как статуи.
В другом участке Кызык-Чадыра, в его крутых и грозных в своей неприступности скалах, побежали еще два горных козла темно-бурых, почти черных. Бежали неторопливо, встали и исчезли, слились с камнями. Поразительно одинаков цвет глыб и стенок каменных с окраской шкур козлов. Весьма справедливо другое их название — «каменные козлы», которое можно истолковать двойственно. С одной стороны, они обитают в горных скалистых участках, а с другой — цветом своим напоминают камни, их окружающие.
Напрашивается название «каменный» и для маралов. Бурый цвет шкуры самок и сеголетков маралов удивительным образом совпадает с цветом отдельно лежащих среди белого пространства солнцепеков камней разной величины, то беспорядочно разбросанных, то сгрудившихся. Пока звери неподвижны, они будто обломки скал, часть неживой природы родных гор и лесов. Невооруженный взгляд может не узнать в них живых существ.
Ускользающий, призрачный зверь
За годы полевых наземных и авианаблюдений мне посчастливилось видеть много тысяч сибирских косуль. Некоторые из этих изящных зверей удивляли меня тем, что могли буквально на глазах исчезнуть из вида, раствориться среди деревьев и кустов. Позднее я пришел к выводу, что этому способствуют плавные движения и склонность к замиранию, затаиванию длительному. Они делают косулю ускользающим, призрачным зверем.
По моим наблюдениям, косулям доступно ясное определение контурности и масштабности живых предметов. Обладая тонким чутьем и острым слухом, они живут в труднодоступном нашему пониманию богатом мире запахов и звуков.
На всякий случай лучше обойти стороной
Щелканье затвора «Фотоснайпера» косули слышат на расстоянии около 100 метров, настораживаются и потихоньку стороной обходят мой скрадок.
При выходе из леса к открытому участку долины иногда долго стоят, изучая, исследуя предстоящий, возможно, опасный путь, подозрительные места при дальнейшем движении старательно обходят стороной.
Маменькины дочки (и сынки) дольше живут
Много лет изучая сибирских косуль, я убедился в том, что новорожденные косулята еще целый год нуждаются в опеке матери, ее примере в опасной, нелегкой жизни в условиях дикой природы.
Сеголетки косуль, оставшиеся без матери, чаще всего обречены на гибель: уже будучи полугодовалыми, они почти не боятся человека, даже потревоженные им, не бегут в укрытие, а остаются на «чистом» месте и т. п. В этом я убеждался не раз. Возможно, так же они ведут себя и с хищниками. Рассказывают о доверчивости молодых косуль и охотники. Так, А. Соколов из пос. Ивантай Красноярского края сообщил о случае крайней неосторожности, проявившейся у косуленка, к которому он подошел на 10 метров по чистому полю близ леса и даже сфотографировал его.
По-видимому, в первую зиму жизни среди сеголетков, на мой взгляд, идет отбор на несамостоятельность. Выживают те зверята, которые внимательнее следят за поведением матери, меньше отдаляются от нее, моментально реагируют на подаваемые ею сигналы.
Марк Смирнов, г. Красноярск
