Для меня нет ничего интересней и желанней весенней охоты на селезней! Радость от общения с пробуждающейся природой, заливные луга с изумрудной зеленью, симфония звуков всепоглощающей страсти любовных дуэтов птиц, прилетевших для продления потомства, яркое весеннее солнце — все это пробуждает в человеке счастье, подъем всех его внутренних сил.
Иногда в эти дни бывают и мокрый снег, и крупа, которая сечет твое лицо, и нудный дождик, но это лишь придает красоту охоте, словно перчик к наваристой куриной лапше.
В этот раз, к нашей великой радости, была разрешена охота на водоемах с лодок, с подсадными утками или чучелами.
Раннее утро. Чуть брезжит рассвет. Один за другим охотники спешат на пирс к своим лодкам. Встречаемся, радостно обнимаемся со знакомыми, приветствуем друг друга, хотя и не знакомы, быстро уплываем в таинственный сумрак озера, где уже отчаянно громко кричат утки, мощно трубят лебеди, верещат кулики и где-то в вышине кричит стая гусей. Хорошо-то как! Ветер холодный, бодрящий, восток все более и более пламенеет, вдали чернеет полоса камышей, и ты мощными гребками летишь по водной глади на заветные плеса. Скорей, скорей!
Но вот и знакомое место: два плеса, одно узкое, метров пятьдесят, другое широкое и почти круглое, а мыс между ними — высокий камыш, наполовину сваленный зимними ветрами и метелями. Выставляю чучела между плесами, чтобы видно было моих уток с обоих плесов.
Чучела у меня чудесные, из легкого прочного пластика, ярко раскрашенные и частично перекрашенные мною. Они совершенно непотопляемы и не переворачиваются даже в сильный ветер.
Наконец, я забираюсь в камыш, маскируюсь, воткнув вокруг себя дополнительные стебельки, и замираю.
Совсем рассвело, но солнце еще не вышло из-за далекого частокола леса, чучела покачиваются, как живые.
Слышу, как совсем недалеко закричала утка. Я достаю свой манок и стараюсь повторить ее песню. Я знаю, как важно уметь правильно воспроизводить утиный призыв: неправильный звук лишь отпугнет селезня. Слышу шварканье селезня, а потом вижу, как он стремительно летит на призыв утки. Резко снижается, и слышу любовные звуки: хлопанье крыльев, страстные крики и плеск воды. Через несколько минут селезень взлетает, я кричу в манок, и он летит на меня.
Лежит он между чучелами спиной вверх, и я не подбираю его: он тоже как чучело, только голова под водой, будто кормится.
Пока любуюсь им, не замечаю, как с противоположной стороны сел чирок.
У меня два чучела селезней чирка-трескунка, и живой селезень сел невдалеке от них, прямо возле камыша, метрах в десяти от меня. Я не стреляю по нему — уж больно он близко от меня, поэтому вспугиваю его и стреляю, когда до него стало метров тридцать. Падает он прямо в чучела, и волны медленно прибивают его к камышам.
Вдруг слышу свист летящих гоголей. Ну и СУ-27! Мгновенно останавливаются в воздухе и почти падают в гоголиные чучела. (Они у меня плавают отдельной группкой). Первого селезня добиваю сидячего, второго — третьим выстрелом влет.
Все, пока хватит! Нужно позавтракать и заняться фотосъемками. Откладываю ружье, завтракаю и держу наготове фотоаппарат.
Солнце взошло, яркое, веселое. Такой красоты едва ли увидишь даже на экране, и я щелкаю фотоаппаратом раз за разом: чирка, прибитого волной к камышу метрах в десяти от меня, гоголей, качающихся на волнах, сами чучела, селезня, застрявшего в траве совсем близко от меня. Он лежит в тихой воде среди мелкой поросли и под водой даже видно его голову.
Вдруг надо мной совсем низко летит лебедь. Я его щелкаю фотоаппаратом, но, к сожалению, этот снимок совсем не получился. Но зато повезло с чирком. Он сел совсем близко от меня, и я его запечатлел на пленке…
Алексей Липин, г. Омск
