Утекает март, и весна просыпается… Солнышко светит и греет любовно, снег подался, и радостное журчание воды, пробивающей подснежные корки, отрадно действует на душу… Опередив календарную весну, уже с 6 марта показались на полях одиночные чибисы, а 13-го нахлынули весенние певцы — жаворонки, и резкое карканье ликующих грачей, прибывших в конце февраля, звонко раздается в морозном вечернем воздухе… Клонит ко сну, и необычайно долги кажутся весенние дни… В 6 часов утра — день, в 6 часов вечера — тот же день… А давно ли стояла суровая зима?.. Ушла она безвозвратно и для нас почти бесследно.
Надежда только на себя
17-го числа февраля мы закончили нашу охоту из-под гончих, закончили довольно удачно, завоевав козу, из-за которой бились две зимы сряду… Прошли те времена (8 — 10 лет), когда в данной местности повсюду стояли леса, когда убить козу было не труднее, чем теперь русака…
А нынче — это целая эпоха… «Ах, вы убили козу!.. Да как, да что, да где?» И дошла «ахатня»… И не удивительно, впрочем: куда ни сунешься — всюду понастроены хутора с неизбежными… лесоистребителями… Покотом (подряд, один из одним, по всей поверхности без промежутков. — Прим. редакции) валят деревья, строят срубы, гнут ободья, куют деньгу…
Где же тут удержаться козе?.. Русаку — и тому жутко… Зато серый приятель не унывает, вошел в силу и получил полные права гражданства в окрестных селах… А что же мы-то, охотники?.. Мы — ничего… То есть нельзя сказать, чтобы уж совсем ничего, но, тем не менее, вполне без результата…
«Один в поле не воин», — говорит пословица, и в данном случае я ее всецело беру на себя… И потому именно на себя, что наши местные охотники, наша полиция, наше земство на словах города берут, а чуть до дела — пас!.. Спрашивается: и почему же пасуют все перед таким врагом, который всякому надоел?.. Видно, такова беспечная хохлацкая натура.
Чтобы преследовать волка, необходимо иметь возможность заняться этим делом, как и всяким другим, необходимо располагать известными средствами, с помощью которых можно вести его с расчетом на успех. Борзых у нас нет и в помине; наша подлая гончая преследует несчастного русачишку и постыдно ретируется к ногам охотника, если причует волчий след.
Волчий район
Остается одно средство — возможность свободно располагать временем… Волею судьбы я лишен и этой возможности, и, следовательно, в моем распоряжении остаются единственно ружье и случай… Ружье со мной неразлучно, но случаи, как и подобает случаям, редки… Редко — это во-первых, а во-вторых, есть случайности счастливые и противоположные им…
Эти последние, как никогда, преследовали меня с самой осени, во всю минувшую зиму… Район, где я живу, поистине волчий район; не забиваясь вдаль и ограничивая его крайними пунктами — селами Царевкой, Конятиным, Нехаевкой, хутором Мостами, селами Рождественным, Корильском и Краснопольем, получим окружность верст 15-20 (16-21,3 километра. — Прим. редакции) в диаметре, и если от города Коропа провести к этим местностям радиусы, то каждый приведет прямешенько к волчьему выводку, безошибочно…
Об этом знают все, ибо, если есть волчьи выводки, они должны питаться, конечно, не манной небесной, а домашней скотиной названных сел и близлежащих хуторов на счет беспечного обывателя.
Питаются, благоденствуют и мирно проживают, хотя, кроме земства и полиции, между местным людом, хотя и немного, а все же есть охотники… В Корильске — известные братья Захарцы, у Краснополья — И. С. Ш-с-тк, под хутором Комендатовщиной — Филипп, в Царевке — Плаксин, под Конятиным — Д. И. Т-в-с-т-л-с, в хуторе Мосты — известный Петро и К. Н. Ю-р-к-в-ч, а в городе Коропе — Ваш покорнейший слуга.
Кроме того, и по селам, и по хуторам — не без стрельцов, и между дворянами и крестьянами можно смело набрать полсотни «палилок», хотя и не особенно смертоносных, но все-таки способных изрыгать свинец. Нужно прибавить, что села окрестные людные, Захарцы и И. С. Ш-с-т-к имеют волчьи тенета, и в нашем же районе живут становой (полицейский чиновник. — Прим. редакции) и урядник.
Про земство не говорю, не говорю, во-первых, потому, что по поводу высказанных много прежде истин о волках — уже успел разобидеться какой-то земской барин, а во-вторых, у нашего земства и без волков бездна болячек, и, следовательно, по этой причине ему простительно.
Добыть бы серого!
Дело, сказать коротко, хоть «волком вой!». Думаю, сказано это не про наших волков, ибо если они и воют, то никак не с голодухи…
Минувшая зима была малоснежна, не отличалась ни вьюгами, ни морозами, как две ее предшественницы, и бедна порошами. Русаков было больше, чем в прежние года, но видел я их меньше, зато на волков нагляделся достаточно. И, несмотря на горячее желание и разные ухищрения добыть серого, в итоге одна горькая обида…
В декабре, не припомню которого числа, выдалась мягкая порошка, и мы с Петром отправились в мелоча под Нехаевский борок погонять русаков… Гончие работали очень хорошо, охота шла удачно: три русака были второчены, по четвертому вели гончие… Вдруг я услыхал необычайный визг, выстрел…
Спешу туда — оказалось, что волки сбили гончих и чуть не заловили выжлеца, улепетнувшего в ноги к Петру, который пустил по серым хищникам безвредный выстрел шагов за сто…
Замечательно то, что волки кинулись на гончих не с голодухи, а просто жируючи, ибо эти пять молодцев два часа тому назад среди белого дня и чистого поля под самым хутором на глазах оравшего крестьянина угнали, зарезали и съели лошадь… Разве это не обидно?..
Старый упрямец
Второго числа января я приехал в Мосты и получил от Петра сведение, что падаль лежит третий день и что вчера волки подходили…
Я не имел возможности остаться на ночь, но все-таки сходил посмотреть место засады; оно было выбрано очень удачно: рядом с свиным сажем (строение для содержания в неволе животных), в угле лошадиного загона.
В широких яслях на сене под крышей сидеть было очень удобно; падаль лежала на обширной прилесной поляне в 20 шагах от рубленой стены загона, в которой было проделано для наблюдения и стрельбы отверстие не более двух вершков (около 9 сантиметров. — Прим. редакции) в диаметре…
Уезжая, я пожелал Петру удачи, но посоветовал прорубить окно вершков в восемь (свыше 35 сантиметров. — Прим. редакции), так стрелять через отверстие, в которое едва входят ружейные стволы, притом стрелять по волку, который чаще всего бросается на падаль стремглав, в высшей степени неудобно…
Уехал я, скрепя сердце, и Петр меня не послушал, и Аллах наказал старого упрямца… В первую же ночь пожаловали четыре волка; трое стояли поодаль, а четвертый подошел к самой стене, за которой сидел охотник, сделал прыжок, схватил моментально падаль (часть свиньи) — и в ноги!.. Последовал выстрел, но картечь обнизила… Второго выстрела через крошечную дырку сделать не удалось, и волк ушел здоровешенек…
Дворняга в кустиках?
Петр стрелял с вечера, а под утро я приехал в Мосты… Выслушав рассказ о ночном приключении, в маленьких санках в одну лошадь, управляемую мальчишкой, я выехал в местечко Млины. От самого хутора дорога идет лесом (две версты), который, переходя в мелоча, сходится с Сеймовскими лугами и Рижковским полем…
Выехал я, чуть занималась заря. Под впечатлением рассказа Петра я, садясь в санки, вынул из чехла ружье (что делаю только ночью), вложил заряд и поехал наготове… Лесом все время ехал шагом, зорко посматривая по сторонам в чаянии увидать если и не волка, то, по крайней мере, следы ночных бродяг, но и следов не было.
Выехав в поле, я опушкой леса уже поехал рысью — ожидать было больше нечего: впереди меня на виду прошло до десятка саней, спешивших в местечко Млины на ярмарку; в стороне саженей 20 (свыше 40 метров. — Прим. редакции) от дороги крестьяне поднимали стог сена, а между ними и дорогой шагах в 30 от последней в кустиках стояла дворняга… Что же могло стоять тут, кроме собаки?
«Ну, что бы — так то волку. Нет ведь, этого случая не дождаться», — размышлял я, не обращая особенного внимания на собаку, с которой живо поравнялся… Случай как тут был!.. На забитой лесной дорожке это стоял волк ко мне грудью, а вдали за ним саженях в сорока (85 метров. — Прим. редакции) сидели еще четыре штуки…
Я рванулся в санях, лошадь дернула, мальчик не мог совладать с ней, и, пока я соскочил, серый удирал полным махом в кусты, и я успел послать за ним заряд на саженей 30 (почти 64 метра. — Прим. редакции). С саней я не мог ударить, потому что волк был с правой стороны и лошадь унесла мимо него вперед.
Смущенный и раздосадованный, я пошел посмотреть действие выстрела. Картечь пошла хорошо. Зверь рванулся полным махом, на пятом прыжке я нашел капли крови, но шагов за 200 волк пошел шагом, и «краска» на снегу пропала… Выходит, все обошлось благополучно.
Не будь крестьян, бравших сено, я, конечно, догадался бы, что вижу не собаку, а волка, имел полную возможность подойти за санями на тридцать шагов и ударить, как в мишень… Так не вышло, а это ли еще не обида!
В компании серых хищников
Недели через две около тех же Мостов случился небывалый казус. Я был в селе Рождественном и, желая пройтись перед вечером, пошел пешком в Мосты — за четыре версты. Как ни уговаривал меня приятель, чтобы обождать и ехать вечером вместе, я не подумал взять свою двухстволку и благополучно проследовал к месту назначения.
Приятель мой К. Н. Юрк-в-ч, Божьей милостью охотник, имеющий несколько пистонных и «центральных» ружей и штуцеров, имеющий и лошадей, кучеров, повадился ездить из села Рождественного в Мосты и обратно преимущественно вечерами всегда один в одну лошадку всегда безоружный… Часов в восемь вечера, сидя в Мостах, я поджидал приятеля; наконец, он ввалился в комнату красный и взволнованный, прямо из-под волков…
Ровно на полпути лошадь его начала сторожиться, похрапывать и упираться… Было темновато, и Юр-к-в-ч заметил впереди среди дороги что-то темное… Не размышляя долго, он стегнул кнутом лошадь, конь рванулся вперед и помчал, и тогда седок разглядел, что мчится он в компании: с боков у санок — по волку, сзади — еще два волка… Он мчался и, по его выражению — орал… Проскакал с версту, под лесом встретились подводы с бревнами — волки оставили его и заскочили в лес.
Что было бы, если бы лошадь начала бить и опрокинула санки?.. Благодаря Бога, приятель мой уцелел; он даже не вполне сознавал опасность и испугался не особенно, ибо, рассказывая, хохотал и добродушно бранился… Кнут — оборона плохая… а ружья, которым можно бы было сделать что-нибудь, — не было… Не обидно ли!..
Приятель мой шутил и рассказывал, а я между тем приказал тотчас же впрячь лошадь, и через каких-нибудь полчаса с Петром и поросенком отправились на поиски за дерзкими нахалами…
Лошадь мы пустили шагом, подавливали поросенка, приняли все предосторожности… В том самом месте, где бросили погоню за Юрк-в-чем, волки вышли на дорогу шагов за сто, прошли немного за санями, не приближаясь, потом остановились, подумали и пошли прочь…
Поросятина не соблазнила: дескать, кушайте сами на здоровье!.. Может быть, и это не обида?..
Отрава для зверя
Вслед за этим происшествием Петр начинил пилюлями Валевского несколько щенков и положил их на волчьих тропах… Щенки исчезли, но куда и как? Одному Аллаху ведомо. Проследить было невозможно: с полуночи до 10 часов утра валил снег, упала глубокая и мертвая пороша и покрыла результаты…
Съели щенков волки и погибли где-нибудь в завалах валежника или сошли к селу Краснополье, где разгуливал падеж рогатого скота, — бабушка надвое сказала… Достоверно лишь то, что щенков Петр на известном месте не обрел и что после сего около Мостов вместо четырех шатался и доднесь (до сего дня. — Прим. редакции) шатается один «материк»…
И с ним не обошлось без истории… В средних числах февраля в Мостах учили молодых волов (объезжали), и при сем удобном случае со свойственными хохлу сметкой и расторопностью одного быка так «чудесно» объездили, что он задохнулся на глазах десяти олухов… Вот и свежинка…
— Хиба жив не буду, убью вовка! — говорил мой Петро…
С комфортом в засаде
«Надо непременно покараулить, — решил я, — не все же судьба-мачеха…». И время позволило. Ввиду того что на первую ночь волки редко подходят к падали, я отлично выспался и на следующий день засел в известном загоне с 7 часов вечера…
Ночь стояла лунная и не особенно морозная. Окно в стене было увеличено, и, завернувшись в теплый тулуп, я справа поставил штуцер Яхимка, бьющий до 300 шагов в точку и очень сердито, двухстволку Беккера с картечными зарядами, а для развлечения, ввиду того что курить нельзя, а бодрствование поддерживать нужно, запасся жареной колбасой…
Окно я замаскировал сеном… место засады — лучше желать нельзя… Помещался я сажени на три над уровнем площади, на которой лежала падаль, за стеной, где постоянно топтались, пыхтели и жевали два десятка рабочих лошадей, рядом с сажем, в котором возились, хрюкали и «зловопили» полтораста штук свиней…
При подобных условиях можно было ручаться, что зверю не светрить (учуять. — Прим. редакции). Проглядеть его было тоже мудрено: всю площадь передо мной вплоть до самого леса залило лунным светом, и в ста саженях без труда замечалась каждая тычинка… Кроме всего этого, от нечаянного появления зверя с боков или сзади я был застрахован Шариком, дворным лохмачом, до того чутким, что на расстоянии версты зверь не смел пройти близ Мостов не облаянный.
Сидел я с полным комфортом, сидел и надеялся всю ночь напролет… В 8 часов утра надежда меня оставила, а я с своей стороны оставил вагон; кроме трех-четырех дворняжек, теребивших падаль, ничего не видал.
Надежда на собак
На следующую ночь я опять в полном составе засел в засаду. С вечера потеплело, и часов с десяти повалил мокрый снег мириадами хлопьев; часам к двум ночи погода прояснилась, а волк все не являлся. В 3 часа у падали собралось штук пять дворняг, в 4 — я насчитал их более десятка, псы подбивали прямо лесом из соседних сел и хуторов, с полной беспечностью возились и грызлись.
Когда караулишь волка на падали, то собака, по-моему, лучшая примета; она ест урывками и вся настороже: поминутно отрывается, прислушивается, приглядывается, ветрит, и чуть лишь запахнет, как говорится, не псарным — пес с тревожным визгом удирает во всю мочь…
Псы были совершенно беспечны. Дело подходило к утру; на заводе в 3-4 саженях от загона давно пыхтел паровик и копошились рабочие… Скрипнула одна, другая дверь, в людской тоже поднялись, и, глубоко посетовав на судьбу, я отправился в комнаты…
Было пять часов. Сон мой совсем отбило, так что я протер ружья, пробежал нумер «Голоса» и едва задремал около шести… И вдруг слышу сквозь сон что-то необычайное… Силюсь проснуться, вскакиваю и вижу взъерошенного, освирепевшего Петра…
— А Боже ж мий, а яж думав, що вы там сидите… Ну, думаю, от же коли йому лоск… А вони — сплять!.. — вопиет он.
Досаднейшая обида
Слушаю, таращу глаза и ничего не понимаю… А дело было ясно, и я узнал его… На самом рассвете часов около семи одна из скотниц, выйдя к коровам, заметила шагах в шестидесяти за постройками волка.
Шарик рвал и метал; баба бросилась к Петру, и сей старый… ворчун вместо «централки», находившейся у него под руками, схватил пистонного «Веблея», к которому имеет слабость, и бросился в свиной саж, приказав кому-то натравить собак на волка…
Поощряемые людьми псы под предводительством Шарика познали серого, и он кинулся удирать мимо сажа, а Петр в сорока шагах проводил его двумя хлопками пистона… Ружье предательски осеклось, и волк направился прямехонько ко мне… то есть не ко мне, а к тому месту, где я был час назад…
Когда совсем ободнялось (рассвело. — Прим. редакции), я пошел осмотреть место: ровно в 18 шагах прошел зверь от того места, где я сидел, прошел таким местом, что я мог бы убить его не один, а четыре раза подряд!.. Досадней этой обиды, кажется, нельзя придумать, однако через неделю времени судьба ее придумала…
Выстрел в воздух
Истерзанный неудачами, я начал царапать глаза и встречному, и поперечному, но все ограничивалось одними сборами и обещаниями… Становой обещал собрать когда угодно и сколько угодно людей, Иван Степанович — непременно устроить облаву… Наконец, разрешились.
В селе Краснополье волки среди белого дня начали хватать свиней, ночами зарезали в загонах несколько лошадей, а у самого Ивана Степановича Ш-ка на скотном дворе завалили быка… Наш становой днем наехал на волка, жравшего у дороги падаль… С ним было заряженное двухствольное ружье…
— Вообразите, — подъезжаю, а вин стоить… шагов у сорок… Що тут робить?.. Я и выстрелив у вирх… Винь отбиг шагов сто, и знов став… Я проихал, а вин вернувся.
— Зачем же Вы стреляли-то вверх, добрейший Григорий Степанович?..
— А хай йому бис! Я його не займу, нехай вин мене не займае…
После этого случая становой вместо одного подвязал два колокольчика у дышла, а краснопольцы освирепели и поднялись во главе с Иваном Степановичем… Назначали облаву, дали звон… Надо было ехать, но поездка не ладилась: приятель мой прихворнул, а Петра по случаю Масленицы хоть выжми…
Участники операции
Путного ничего не предвиделось, но все-таки, дабы не ехать одному, я уговорил отправиться ради компании и брата моего приятеля, не только не охотника, но даже не любителя, единственно ввиду того, что сбор был назначен у Владимира Ефимовича Р-к-ч-а, доброго малого, который тоже ополчился на волков…
Да и почему же ему было не ополчиться?.. Случайно он приобрел прекрасное ружье центрального боя, к которому накупил в Киеве дорогих и красивеньких пороховниц, дробовниц и пистонниц; снаряженные гильзы, приобретенные вместе с ружьем, покоятся в ящике красивого шкафчика, чая движения… И так два года…
Положим, в эти два года Владимир Ефимович раза два ополчался и на зайцев и даже по одному выстрелил будто бы, но, тем не менее, он не из пылких и до того, что, выходя иногда в поле, непременно забудет что-нибудь не особенно нужное на охоте — или ружье, или заряды… Словом сказать, Владимир Ефимович лишь потому обзавелся принадлежностями охоты, что живет по соседству с Иваном Степановичем…
И вдруг облава… С одной стороны — волки, с другой — приятное времяпрепровождение в живых разговорах с людьми, с которыми связан известными жизненными интересами и стремлениями… Является на сцену земское дело с его деятелями, поговорить мы любим, и пошла писать…
К 11 часам дня мы собрались у места облавы, где, по словам Ивана Степановича, его распорядители «облаживали дело». В деревне Царевке у неизбежного кабака застали станового с неизбежным урядником, человек двадцать стрельцов всяких — и слепых, и хромых, и расслабленных — и до сорока человек загонщиков. Тут же были Филипп и Захарец, двое саней с тенетами (сетями для ловли некрупных животных. — Прим. редакции) и начальник над оными Василий Сергеич, прозванный Студент, в силу того что по постам ел скором.
Нам предстояло окинуть небольшой отъемный борок, в котором всегда держатся волки, место крепкое и надежное… От поля стали бросать тенета; пошла рубка вех и гомон, потянулись стрельцы, дружно беседуя… Загонщики должны были занять от примыкавшего к борку луга и идти на тенета и стрелков…
Дмитрий В., 1882 г.
