Дневник охотника. Рыбалка в межсезонье

полосатый разбойник

Лев Толстой жил на доходы от поместья, Сергей Довлатов — на мамину пенсию. Я обеспечиваю себя сам, и, видимо, по этой причине мое творчество не изучают в школах, и моим именем не названа улица в Нью-Йорке. Что приносит большее огорчение — отсутствие признания или потребность зарабатывать деньги — не скажу, не знаю. К тому же возраста я преклонного, а значит, впереди маячит шанс обрести первое и избавиться от второго.

Впрочем, подобный (висельный) оптимизм зиждется не только на пометках в томах из серии «Жизнь замечательных людей». Его разделяет и собачка — курцхаар Тузик, хотя нет да нет привносит долю скептицизма:

…в стране счастливой охоты тоже случаются дни тишины.

Нельзя сказать, что в зале ожидания мы сидим, сложа руки. Отнюдь, весь сезон охоты по перу провели с той степенью активности, кою в народе ласково характеризуют как «дурной кобыле семь верст не крюк».

Большую часть трофеев, ощипанных и потрошенных, отправили охлаждаться, дабы предъявить сомневающимся в наших способностях. Правда, среди неверующих попадаются и те, кто не в состоянии отличить замороженного тетерева-косача от синей универсамовской курицы. Обиды, тем паче зла, на адептов витринной кулинарии не держим, ибо звезды сияют для всех, но по-разному…

За щукой на озеро

Звонил приятель, приглашал на рыбалку. Валенки есть, желания — кот наплакал. Угнетает не столько мороз, сколько часовая неподвижность. Вероятно, «охота к перемене мест» меня еще не покинула.

— Будешь лунки сверлить! — настаивал Юра.

Условились встретиться в выходные на даче. Много лет назад я приобрел участок по Горьковскому направлению и до сих пор не жалею. Там есть все, что необходимо для экстремального отдыха: прожорливые комары, злые гадюки, коварные егеря и беспокойные соседи. Чего нет, так это: водо-, газопровода, электричества на постоянной основе, сносного урожая и песочных корзиночек «Ягодное лукошко» ни в одном из близлежащих магазинов.

Сейчас первый месяц весны, потому дебит с кредитом уравнялись.

В начальный — наивный — период дачной карьеры я укорял председателя регионального отделения «Московского общества охотников и рыболовов»: мол, отчего его подчиненные не совершают рейды на болота, как только встанет лед. Ответ был исчерпывающим и предельно искренним:

— Они не дураки, чтоб себе… (уши) морозить.

Мы с Юриком с годами не поумнели — потащились ставить жерлицы, когда столбик термометра недвусмысленно рекомендовал прильнуть к печи и не высовываться. В доме остался ушлый пес Тузик, сославшись на мигрень и общее недомогание.

То ли щука прознала о наших намерениях, то ли снулый живец ей не приглянулся, но дело дальше легкого разочарования и банального окоченения не продвинулось.

Стоит ли пролистывать свою жизнь?

Прощаться с перфорированным моими стараниями озером все-таки грустно. Оно — как недописанное школьное сочинение, что пылится в ворохе старых вещей и, найденное, тянет вернуться. Назад, в состояние духа, когда здравый смысл, скрипя и кривляясь, уступает горячности, а расквашенный в потасовке нос — предмет гордости тщеславного мальчишки.

Юрик и вовсе не переживал. Для него поездка на рыбалку была очередной галочкой в биографии. Внушительная стая этих «птичек» испещрила Юркино резюме на манер статистического анализа неглубоко, а точнее — поверхностно. Как-то я подарил ему свою новую книгу — выстраданную новеллу о любви. Писалась она долго — лет десять, а уже к вечеру приятель предложил обсудить:

— Пролистал твой роман…

— Давай! Но… после полного прочтения! — сразу прервал я энтузиазм критика-торопыги.

Думается, многие из нас совершают одну и ту же ошибку, когда «пролистывают» собственную жизнь, не вдаваясь в подробности, пробегая дни, словно километровые столбики. И не факт, что за поворотом желаемое не окажется на поверку пустышкой, — блестящим в свете фар донышком разбитой бутылки. Запоздалое раскаяние будет саднить натоптышем в душе, но обратной дороги нет, как невозможно войти в реку дважды.

Привычная перебранка с курцхааром

Тузик встретил жалобами на сквозняки и разнузданное поведение мышей:

— Сыр украли. В ноги дует.

Юра недоверчиво заглянул в холодильник, пес отвернулся. Мнительность друга под стать выдающимся способностям моей изобретательной собачки. На этой почве меж ними зачастую вспыхивают мелкие ссоры, к счастью, никогда не выходящие за рамки приличий и не перерастающие во взаимную неприязнь.

— У меня в гараже мыши запаску сожрали! — Юра потряс аккуратно взрезанной и абсолютно пустой продуктовой упаковкой. — Но, чтобы машину угоняли целиком, слышать не доводилось.

— Ваши намеки чрезвычайно оскорбительны, — песик надулся и демонстративно чихнул. — Лучше бы щели законопатили, не май месяц!

Упреки мужчин в бесхозяйственности — привилегия слабого пола. Однако загнанный в угол крыс не упустит возможности ранить преследователя не делом, так словом.

— …И вообще: в доме не убрано, простыни влажные… дрова сырые — того глядишь, угорим.

— Юра, — я постарался выступить миротворцем, — козий сыр наша общая с Тузиком слабость. Сродни той, что толкает на преступление кинозвезду в дешевом супермаркете. Проявим снисходительность, и нам воздастся.

Мартовская уха

Как гласит древняя лапландская пословица, съеденную колбасу обратно не затолкаешь, вот и приятель смиренно уселся за стол перед тарелкой с одиноким яйцом на ромашковом фоне. Бутафорию позднего ланча дополнил жиденький чайный сбор, ибо жестянка с настоящим зеленым покоилась забытой на кухне в городской квартире.

Ближе к вечеру, пока не стемнело, мы сгоняли на озеро за старой узкоколейкой и умудрились натаскать с полдюжины окуньков — полосатых разбойников. Тузик, прищурившись, оценил улов и ехидно предложил состряпать заливное «Кошачья радость».

Привыкший к его манере проявлять сострадание, я не обиделся, а начистил десяток картофелин, пару морковок и поставил нехитрые ингредиенты на огонь дожидаться рыбью заправку. Когда закипела вода, Юрик от себя добавил пузатую цибулю, соль и другие положенные в таком случае специи.

За окном трещал мороз, в углу сердито копошились оговоренные мыши; мы обжигались мартовской ухой из полосатых разбойников, и воспоминания о былых охотах служили блюду неплохим наваром.

Не стреляй!

…Кабанчик прошел под засидкой примерно в то же время, что и накануне. Я опять не стал стрелять. И даже не включил новенький мощный подствольник. Целиком и полностью отдался слуху и воображению. Судя по вчерашним следам, зверь был некрупный.

Отчего он в одиночку наведывался на бывшее колхозное поле, оставалось загадкой. А узнать ой как хотелось. Повадки птиц мне знакомы, с поведением копытных — на «вы». Уложить зверя с близкого расстояния представлялось несложным, а растянуть ожидание — рискованным. Выбрал второе.

Словно той давней весной, когда впервые сидел в шалаше на тетеревином току. Вместо одного рассвета встретил шесть, и единственное о чем сожалел, что не взял с собой видеокамеру. Тогда, поддавшись уговорам начальника базы, «стукнул» под конец норму проплаченных косачей и уехал, сохранив в памяти мистические звуки и завораживающие танцы брачующихся птиц.

Нынче же пришедшая с годами мудрость удерживала палец на спусковом крючке, давая возможность адреналину вновь и вновь пинать подуставшее сердце. Вот бы так растянуть и свою жизнь: «Эй! Постой, не стреляй. В долгу не останусь. Эй…».

Владимир Фомичев, г. Москва

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий