Мой первый барсук

«К вашей милости!». «Что скажешь?». «Да вот пришел к вам, сударь, насчет охоты…». «Ах, Федор, как ты мне надоел с твоей охотой!». «Да ведь какая, сударь, охота: барсучьи следы нынче видел… — тут Федор подался шага на два вперед и таинственным полушепотом продолжал: — На холмике-с, что за косогором, как Сырой Бор-то пройдете, так влево…».

Мой первый барсук
Барсук_by BioDivLibrary@FLICKR.COM

Ожидание в лабазе на дереве

Дело оказывалось заманчиво: за барсуками мне еще ни разу не приходилось охотиться, да и вообще-то я никогда страстным охотником не был, а охотился дилетантом, находя больше удовольствия в обстановке охоты, чем в самой охоте, но барсуки меня заинтересовали. Федор-лесник, завзятый, хоть и весьма своеобразный охотник, сильно обижался на недостаток жара, с которым я относился к этому занятию, и, очевидно, сильно надеялся на эффект своего сообщения о барсучьих следах.

— Ну вот барсуки, говоришь ты: а у нас и собаки нет подходящей.

— Да на что ж, сударь, собака? Мы, знаете, вилочки такие сделаем — кузнецу прикажите — да вилочками этими самыми его в зашеек… — и Федор сделал даже подходящей жест, чтоб показать мне, как это он барсука вилочками в зашеек. Я, с своей стороны, особенной прелести в охоте с вилочками, несмотря на соблазнительные объяснения Федора, положительно не предполагал; но был далеко не прочь поохотиться за любопытным зверьком иным образом, поэтому тотчас же и отправился с Федором исследовать замеченные им следы.

Со свойственною русским горячностью я решил в этот же день или, вернее, в ближайшую ночь заняться охотой. Осмотрев с Федором следы на холмике и разглядев их направление, я выбрал со стороны, противоположной той, откуда, по нашим соображениям, должны были прийти барсуки, большую развесистую ель, на которой и устроил себе помещение на ночь. Следов было мало, и, так как дело было летом, я предположил, что тут участвовали молодые барсучки с матерью. Следы мы исследовали очень осторожно, не подходя к ним близко.

Вечером, часов в девять, мы отправились на место охоты, вскарабкались на ель и засели на приготовленное из досок и мха седалище. Устроились очень комфортабельно. Лунные июльские ночи только еще начинались, погода стояла теплая, и я вначале с большим наслаждением разглядывал мрачные силуэты деревьев и грандиозные контуры теней их под нами. Бледная луна придавала какой-то волшебный, таинственный колорит величественной картине леса, который представлялся мне с нашего возвышения совсем не таким, каким я привык его видеть снизу.

Первое время все мои чувства были поглощены дивною прелестью окружающей природы, но часа через полтора все вокруг стало делаться уже слишком знакомым, луна начала тускнеть, мой созерцательный восторг уменьшаться… а барсуки все не являлись. Даже терпеливому Федору стало надоедать это ожиданье, и он начал укорять меня в неосторожности: оказалось, видите ли, что я слишком близко подходил к следам да придумал эту «вышку строить» на дереве, словно на волка зимой, ну дело дрянь, и выходит: то ли было бы если б я его, Федора, послушался да вилочками бы…

Словом, ночь оказалась неудачной. На следующей день я подыскал другой холмик, вполне похожий на первый, но без всяких признаков следов. Норки барсуков, предполагалось, были от этого холмика на таком же расстоянии, как и от первого: отчего бы, казалось, барсукам и не прийти сюда жировать? А что следов их рытья не было на холмике, то я себе объяснял это тем, что незадолго до нашей охоты были дожди — могло замыть.

Опять устроили мы на дереве помещение и сговорились с Федором дежурить по очереди: одну ночь — я, другую — он. Федор ворчал, стоял все за «вилочки», но от дежурства не отказывался.

Прошли еще четыре ночи, четыре обидно неудачные ночи, Федор чуть из себя не выходил, я был раздосадован донельзя, но отказаться от барсуков после стольких хлопот, ожиданий и бессонных ночей ни одному из нас и в голову не приходило. Надо было придумать что-нибудь другое, на что можно было бы рассчитать повернее.

С собакой

У меня был тогда недурной гончий кобель Оскар — я решился воспользоваться им для нашей охоты. Внимательно исследовав местность и рассчитав, в каком месте должны были находиться норки, заметив, в которую преимущественно сторону обитатели их ходят жировать, я поздно ночью отправился туда с собакой.

Расчет мой основывался на том, что барсук при его осторожности, почуяв беду, будет спасаться к норке. Я думал навести собаку на его след и захватить его затем во время его побега домой. Расчет оказался отчасти верным. Когда Оскар пошел по следу, зверек — так, по крайней мере, следует предполагать — почуял и пустился домой. До сих пор все нам благоприятствовало; но тут случилось происшествие, на которое мы положительно не рассчитывали.

Я пустил собаку от норки, то есть недалеко от норки, так как самой ее я еще не нашел вполне определенно. Собака пошла, но барсук, очевидно, сделал дугу и повернул еще раньше назад, другой дорогой; так что, пока собака прошла по следу и завернула на его возвратный путь, барсук был уже недалеко от дому — одним словом, Оскару совсем не пришлось гнать зверя, и зверь, услыхав собаку, пошел спасаться домой.

Такого рода заключение я делаю из того, что Оскар, описав почти на моих глазах круг, прибежал, как оказалось, к норе; здесь он начал беспокоиться, визжать и неистово царапать землю. Я понял, что надеяться заполучить зверька из его жилища — нечего и думать; отозвал собаку и, в сознании собственного бессилия, ушел домой. Результатом этой ночи было только то, что мы узнали, наверное, место норки.

Чтобы дать нашему зверьку поуспокоиться, мы ночи три-четыре не показывались. На пятую ночь мы отправились без собаки (на этом настоял Федор) с ружьями, заряженными вторым номером дроби. Стали мы уж под утро шагах в 40—50 от норки.

После доброго часа ожиданий мы заметили крупного барсука, лениво, почти неслышным шагом пробирающегося домой; изредка только он как-то, словно нехотя, похрюкивал. От меня он был шагах в пятидесяти, от Федора — ближе: первым выстрелил он. Глаз наш уже настолько привык к полутьме, что мы довольно ясно различали блестящую шерсть зверя, и стрелять было не особенно трудно.

Тем не менее, боясь упустить заманчивую добычу, я не вполне понадеялся на выстрел Федора и выстрелил по зверю почти вслед за ним, но обзадил. Затем мы оба кинулись к зверю. который после первого выстрела еле тащился, и я ударом ружья по носу прикончил его.

Мы ликовали. Убитый барсук оказался старым самцом четвертей около пяти (почти 90 сантиметров. — Прим. редакции), без хвоста. В боку у него сидел почти весь заряд Федора, и, вероятно, только толстый слой жира помешал ему издохнуть сразу. Смерть его произошла от моего удара (нос у него, конечно, самое чувствительное место) — значит, барсук все-таки мой!

— Мой барсук, Федор?

Федор только ухмылялся и ласковым голосом побранивал «барсучонка», что долго его промучил, и на радостях забыл даже, кажется, и про свои пресловутые «вилочки».

В. К., 1882 г.

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий