Широкие деревянные лыжи с креплением в виде потасканных ремешков то и дело проваливались в снег. Миллионами жемчужных брызг струился на землю лунный свет, и деревья, голые и седые, волшебно блестели среди ночной тишины. Я шел уже пятый километр по бескрайнему снежному простору, и липкий пот в три ручья стекал по уставшей спине. А где-то там впереди, за завесой из спящих елей, воя от злобы и голода, ждали серые лютые волки…
Путь сквозь ночной лес
С каждым шагом рюкзак, казавшийся поначалу легким и непривычно пустым, все больше стягивал плечи и раздражающе тянул назад. Ружье, будто сговорившись с призраками ночи, сползало по объемной куртке и норовило упасть на затвердевшую корочку снега. На многие километры в округе не раздавалось ни звука, кроме моего хриплого дыхания через рот и лыжного шарканья.
Ресницы, выбившиеся из-под шапки кудрявые волосы и колючая борода — все это стало сродни виду Деда Мороза: застыло и побелело и, так же как и все в лесу, поблескивало в свете полной луны.
Две восточносибирские лайки — бурая Тайга и черно-белый Амур — бежали впереди. Работая на совесть и, вероятно, на пределе собачьих сил, они своими откормленными телами прокладывали мне путь. Хотя их удивительная преданность и отчаянное желание помочь вряд ли как-то скрашивали дорогу: я все равно проваливался и продолжал обливаться потом.
Буран — еще один быстроногий самец, имеющий потрясающе лоснящуюся шерсть серого цвета, — бежал за мной. От природы этот малый был намного сообразительнее и хитрее своих побратимов-лаек, и он прекрасно умел понять, когда нужно выбиваться из сил, а когда можно и схалтурить. Он трусил по накатанной мною лыжне и наверняка не без снисходительной улыбки наблюдал за слаженными действиями Тайги и Амура. А я, заскучавший от однообразных движений, представлял, как насвистывает пес, и молча завидовал серому проходимцу.
Я не рассчитывал добыть какого-то определенного зверя — я шел «наобум». Преодолев поле, словно погрязшее в неземном светопреставлении, я оказался перед лесом, который в теплое время года поражал своей богатой листвой, а осенью — толстым желто-красным покровом под ногами.
Выстрел в темноту
Я остановился, чтобы передохнуть. Вроде бы короткий отрезок пути вымотал настолько, что идти дальше противилось и тело, и начинающий отключаться мозг. Собаки сбились в кучку и, пыхтя, толпились рядом. Я смотрел по сторонам, думая, как бы лучше миновать лес, но на ум приходило только одно — остаться здесь, уснуть и замерзнуть.
Такая перспектива, по понятным причинам, не могла меня удовлетворить, и я, сжав кулаки и глухо кашлянув, отправился дальше бороздить сугробы, чтобы целым и невредимым добраться до землянки.
Я схватил ружье, выстрелил (по-моему, даже не прицелившись) туда, где мне показались красные огоньки. Конечно, это было необдуманно и спонтанно, но отвечать за свой резкий выстрел в тот момент я не мог: страх сковал мой разум и заставил действовать, полагаясь только на инстинкты. Точнее на главный человеческий инстинкт — выжить.
Прошло, наверное, секунды две-три (до выстрела, во время и после), а я уже представил, как вокруг меня, клацая зубами, появляются голодные волки. Моментом я даже ухватился за мысль, что сегодня — мой последний день и я буду съеден в лесу, с детства знакомом и любимом. Романтично, не спорю, но глупо и трусливо.
Собаки испугались и стали грозно озираться по сторонам. Но, не увидев ничего и не почувствовав, принялись удивленно и чуть-чуть виновато поглядывать на меня. Я осмотрелся, отдышался и, улыбнувшись невесть чему, вновь заставил свои окоченевшие ноги продвигаться в молчаливую глубь.
Холодный пот
Дыхание сделалась еще более прерывистым и хриплым. Ночь уже овладела каждым сантиметром тайги. Дорога шла на подъем, что заставляло меня выкладываться так, будто я участвовал в Олимпийских играх. А собаки — а что собаки? — теперь уже тащились за мной, как скрипящие вагоны за кабиной старого машиниста.
Похрустывали от мороза и ломались ветки, и ветер, ледяной и жестокий, начал завывать где-то вдалеке. Я вытер пот со лба и подумал: какое, должно быть, это странное зрелище — потеть и мерзнуть одновременно. Странное, но забавное. Я снова улыбнулся и шлепнул ружьем, все-таки сползшим с плеча, подбежавшую Тайгу.
Лайка взвизгнула и непонимающе на меня посмотрела. В голове появился десяток фраз: одни — блещущие остроумием, другие — невозможно красноречивые, а третьи — просто эффектные в силу сложившихся обстоятельств. Но я промолчал. То ли от того, что губы примерзли друг к другу, то ли от того, что боялся лишний раз вдохнуть зимний, словно застывший воздух.
Тайга все еще обижалась. Она опустила свой хвост, хотя до этого ежесекундно виляла им, как будто раскачивала маятник вселенской значимости, и гигантскими собачьими прыжками устремилась вперед. Оставив далеко позади всю нашу процессию, она обернулась, и, как мне показалось, взгляд ее был виноватым и вместе с тем испуганно-кричащим.
Серый вихрь
Я тут же отмахнулся от этого. Что я мог видеть? Конечно, светила луна, и можно было разглядеть деревья и силуэты на достаточно далеком расстоянии, но уловить характер взгляда… Это вряд ли, поверьте мне. Все-таки я был неумолимым фантазером.
Вдруг моя лайка Тайга исчезла: ее подхватил вихрь из лап, шерсти и клыков и унес куда-то в застывшие дебри. Я уже стрелял, но, как оказалось, дробью. Волк, что испытал на своей шкуре всю отсутствующую мощь этого заряда, остановился — слишком резко, чтобы я хоть как-то успел среагировать, — и оскалился. В лесной тишине прозвучал рык, злобный и неприятный, и волка след простыл.
Ничего не понимая, я смотрел туда, где еще пару секунд назад стояла моя лайка, потом туда, куда убежали волки, таща ее в свои тайные владения. Я задавался вопросом: как такое возможно?
Мои легконогие самцы приуныли, испугавшись недавнего визита серых хищников. Только теперь я начал дрожать. Я все еще стоял на месте, стараясь не дышать и успокоить бешено колотившееся сердце. Как вообще один из стволов оказался заряжен дробью? Что я за бестолковый охотник? Как я мог такое допустить?
Постепенно я начал чувствовать, как все мое тело обволакивает холод. Я проверил ружье: пусто… Я забыл зарядить его после первого выстрела! Я вставил патроны с крупной картечью и пошел дальше. Мне было страшно и холодно, но оставаться на месте… Да какому сумасшедшему это могло прийти в голову?
В одной связке с собаками
Наверное, я устал. Наверное, все еще не верил, что моя бурая собачка утащена в лес на растерзание. А может быть, она уже…
Я энергично помотал головой: нельзя было думать об этом. Возле меня стояли еще две собаки, и я должен был их спасти, да и себя тоже.
Подъем закончился. Оставалось преодолеть еще километр, выйти к вечно бодрствующему болоту, свернуть направо, к ельнику, растопить печку в землянке и спокойно заснуть. Я достал из рюкзака веревку и привязал ею лаек. Я боялся, что мои собаки станут новыми жертвами кровожадных тварей, поэтому крепко держал их рядом. Я понимал, с кем имел дело: с самыми терпеливыми и искусными хищниками, которые только могут встретиться в мире. Волки. Что тут еще сказать?
Болото было покрыто корочкой льда и снега, но такой неплотной, что местами пробивали ключи. Я шел по известной мне кромке опасного водоема, не страшась того, что в любую секунду могу оступиться и увязнуть в жиже. Я не мог провалиться, я знал дорогу: я бывал в этих местах не один десяток раз.
Наконец, зловещее место осталось позади, и я вышел на небольшое поле, за которым меня ждал старый пышный ельник. Я прибавил шагу и с любопытством обнаружил, что моя рука, та, которой держал веревку, ужасно затекла и, наверное, побелела от напряжения.
Волки идут по следу
Я обернулся и увидел их: семь приземистых силуэтов, маячивших у болота. Между нами было около трехсот метров. Я еще сильнее схватил веревку и со всей быстротой, с какой только мог, покатил к землянке, до которой оставалось не больше пяти минут. Собаки опасливо озирались и скулили. Несмотря на свою природную храбрость, перед численным превосходством лайки струсили, и, не буду скрывать, я тоже.
Расстояние сокращалось. Я понимал: ружье сейчас мне не поможет. Я смогу сделать два выстрела и убить кого-то из них — если только повезет и я не промажу, что конечно же маловероятно. Поэтому единственным выходом, доступным мне в той ситуации, был один: добраться до землянки и запереться в ней вместе с собаками до утра, а там посмотреть по обстоятельствам.
Собаки вырвались вперед, им тоже не терпелось уйти от напряженной погони. Вот уже показалась снежная верхушка просторной землянки, и я заскользил еще быстрее. Я с невероятной мощью открыл дверцу. Она глухо ударилась о стенку, и снег с крыши ссыпался прямо к моим ногам.
Собаки заскочили внутрь, и я, скидывая лыжи, последовал за ними. Я закрыл дверцу на крючок и включил фонарик. Возле новой печки лежали заранее приготовленные дрова и береста для растопки. Плотно сложив поленья в печи, я зажег бересту и почувствовал приятное спасительное тепло.
Отдых в убежище
Лайки улеглись в дальний угол, прямо на мою импровизированную кровать. Я не стал возмущаться, лишь устало улыбнулся и снова принялся наблюдать за необычным танцем красно-жгучего огонька. Потрескивали дровишки, но кроме этого звука больше ничего не слышалось, как будто и не было волков, и погоня мне всего лишь показалась.
Спать совсем не хотелось. Я все еще не мог смириться с мыслью, что моей верной Тайги больше нет, а где-то вне стен теплой землянки кружат свирепые волки. Я корил себя за потерю лайки, но, сколько бы я ни перебирал в голове различных вариантов своего поведения, так и не мог придумать другого исхода событий. Волки были слишком умны и бесшумны, а я… напуган.
Так прошла ночь: в раздумьях, в составлении плана на новый день. Я с любовью и сочувствием наблюдал за спящими собаками. Ближе к утру, часа в четыре, Буран подошел и положил голову мне на колени. Я погладил лоснящуюся шерстку, а потом и вовсе уткнулся в нее лицом. Мне хотелось чувствовать рядом с собой кого-то живого и любящего — это было для меня как лекарство.
Я взглянул на часы. Половина восьмого утра. Видимо, мне все-таки удалось заснуть. Огонек в печи погас, но в землянке все еще было тепло и уютно. Собаки лежали возле меня, косо посматривая на рюкзак. Тут я понял, что ничего не ел со вчерашнего обеда, а в потасканной сумке «томилась» булка хлеба, тушенка и здоровенный кусок сала. Полбулки и некоторую часть сала я отдал собакам, остальное съел сам. Попивая горячий чай, я услышал звуки. Вроде бы кто-то ехал сюда на снегоходе.
На охоту!
Я отворил дверь и увидел моих соседей. Два крепких мужика гнали по накатанной лыжне.
Один из них, в красной шапке, свистнул:
— Андрюха, эй! Ты, поди, еще спишь?
— Да вот проснулся, — ответил я, пожимая протянутую мне руку.
— Ты так все проспишь, — подъехал второй, — тут недалеко волки лежали, по ходу мы их только что спугнули!
— Да вы что! — я сделал вид, что удивился.
— Но! — воскликнул первый. — Еще снег «дымится»! Давай, выводи своих шавок — сейчас охоту устроим!
Деваться было некуда. Рассказывать о моем ночном приключении я желанием не горел, так что пришлось спрятать свой страх в самый дальний уголок души и готовиться к охоте. К тому же я не мог забыть о Тайге и должен был поквитаться с обидчиками. Я взял ружье и с улыбкой вышел из землянки…
Оксана и Владимир Стариковы, Тюменская область
