Собачка Белка

По окончании института в 1957 году я был направлен на работу в Сургутский район Тюменской области. Начал обследовать леса, окружающие село Сургут. Хозяин дома, в котором мы снимали комнату, разрешил брать в тайгу свою ростом невеликую и хромую лайку Белку. Когда-то она случайно попала в ловушку.

Собачка Белка
Jack Berry@FLICKR.COM

Добрались мы — я и Белка — до речки Черной, в бассейне которой каждый раз «выхаживали» свои километры. По дороге добыли пару белок, потом еще одну. Шкурки их уже «выкунели», то есть стали «полноволосыми», пушистыми. Первые две зверушки сидели на одной сосне. У речки обнаружили зимовьишко — землянку с железной печкой. Встречались и следы охотников. Перешли на левый берег.

С полудня повалил обильный снег мокрыми хлопьями. Мы с Белкой уже подустали. Присел на пенек, поставил на костер котелок, выпил чаю, а Белка где-то рыскала, пропадала и появлялась вновь. Подбежав, посмотрела на меня удивленно и снова скрылась. Вскоре послышался звонкий лай.

В тайге

Она облаивала восседавшую на березе белку. На мою торопливую стрельбу последняя отреагировала бегством — «замахала» с дерева на дерево, мы за ней еле поспевали по земле, добыли наконец-то. Костер наш за это время потух, но чай докипятили и еще продвинулись вверх по реке Черной, а в 2 часа пополудни повернули обратно в путь.

У реки, на каменисто-галечниковых откосах и близ отмелей, стояло множество слопцов, к ним тянулись тропки приходившего проверять эти самоловы охотника. Решил спускаться вниз вдоль реки Черной. Сначала шел «ходко», но постепенно мой шаг стал затруднять снег — за несколько часов его уровень заметно повысился. Попадались следки белок, но собачка, притомившись, «распутывала» их уже не столь успешно, и больше ни одного зверька древесного мы не взяли. Река петляла из стороны в сторону, я шел по всем ее изгибам, что сильно удлиняло путь. Иногда казалось: вот они, знакомые места, но нет — бесконечные просторы следовали один за другим, а действительно знакомые места не появлялись. Белка снова без устали носилась, «обрыскивая» все более или менее интересные угодья. Вот она в очередной раз исчезла, и внезапно послышался заливистый лай. Здесь, на берегу, виднелись следы косачей и глухарей. Я тихо приблизился к сосне, вокруг которой бегала собачка.

Лаяла, иногда делая паузы, а затем с азартом продолжала облаивать невидимую птицу, которая отвечала ей недовольным покаркиванием и щелканьем. По этим звукам я догадался, что имею дело с глухарем. Невдалеке покаркивали, по меньшей мере, еще два глухаря. Белка временами отбегала, чтобы полаять и на них.

За хозяином болот

Наконец, высмотрел я хозяина местных клюквенных болот, сидевшего ко мне грудью не далее 50 метров. Я выстрелил из тозовки. Глухарь сорвался с ветки и как-то странно, захлопав крыльями, полетел прочь. Белка — стрелой за ним. Перелетев через речку, маховик, так иногда называют глухаря, намеревался сесть на вершину крупной ели, не смог, повалился, затрещали ветви, и все стихло. Сломя голову кинулся я туда и увидел Белку, которая как ни в чем не бывало валялась, каталась в чистом свежем снегу. Я было разозлился и прикрикнул на нее: «А где же глухарь?», но, глянув в сторону, увидел его. Он лежал под елью, сложив крылья, огромный и прекрасный. На радостях я отдал Белке остатки хлеба, и мы пошли дальше.

Шли и шли, а река еще все оставалась незнакомой и в незнакомых берегах. День кончался — 6 часов вечера, уже темнело. Обутый в валенки, я сильно устал и еле волочил ноги. Уже ночью мы наткнулись на старое мое кострище — это была конечная остановка, самая высокая точка прежних моих путешествий по реке Черной. Спугнул еще одного глухаря. Он сидел на высокой ели, растущей на кромке берега. Белка, бежавшая позади меня, не успела облаять птицу, и та благополучно скрылась. Снег с ветром почти занес все прежние мои следы. Я свернул от реки вправо на «короткую» тропу.

Спасительница Белка

Начал подниматься в горку и вдруг почувствовал смертельную усталость. Ноги стали деревянными и не слушались. Сгустилась темнота, и едва заметные следы стали вовсе неразличимыми. Послал Белку вперед, и она, умная собачка, побежала тоже с трудом, так как ее короткие ноги сильно увязали в снегу. Тем не менее она правильно чувствовала тропу, ставшую вовсе незаметной. Так, вслед за ней, я и вышел на лесную дорожку, тоже почти целиком занесенную снегом. Белка двигалась впереди, а я, чтобы не сбиться с пути, искал глазами ее следы. Часто отдыхал, садясь на снег. Хотелось есть и спать. Так бы лег и уснул в мягкой снежной постели под вой ветра. Чтобы поддержать свои силы, съел остатки чаю, сжевав и проглотив его.

Кольнуло сердце, но как будто полегчало, и я поплелся дальше; сгрыз затерявшуюся в рюкзаке какую-то копченую рыбешку. Через каждые два-три шага хватал снег и глотал его комьями. Отдыхал все чаще и уже почти полз, двигаясь, как на лыжах, не отрывая ног от земли. Белка, не видя и не слыша меня, возвращалась и ложилась рядом со мной, когда я, отдыхая, сидел на снегу.

До Сургута оставалось уже недалеко, явственно слышались звуки радио, тявканье собак, а сил больше не было. Даже небольшой рюкзачишко с глухарем оттягивал плечи. Так, на одной воле к жизни, можно сказать, дополз до Сургута. Уже перед самим домом на горке отдыхал. Войдя в комнату, я едва не рухнул на пол. Выпил только чаю с сахаром и свалился спать. Собачка Белочка, по сути, спасла меня от погибели в снегах сургутских. Не оставил Ангел-хранитель, не замела пурга.

Ой мороз, мороз!

В следующий раз вышли мы с Белочкой очень рано, в пять часов утра. Стоял лютый мороз, вероятно, далеко за 40 градусов. Сначала я не очень распознал это обстоятельство и думал: так себе, утренник простой, но потом понял, что ошибся.

В шерстяном свитере под телогрейкой и в шерстяных носках да толстых валенках было прохладно, руки мерзли даже в перчатках и меховых рукавицах. Белка вначале бежала бодро, а потом что-то стала замедлять бег, останавливаться, оглядываться назад. Дорогу перемело даже в лесу, дул ветерок.

Кое-как мы пробились к таежной дорожке-урману. По всему пути, вплоть до самой реки Черной, нам светила яркая луна и блистали звезды. На берегу встретили лунки тетеревов. Снег здесь был весьма велик: иной раз я проваливался в него по колено и выше, так что под конец нацеплял снежка за голенища валенок.

Удивительно, что, как ни старался, даже при ходьбе не мог согреться, а, напротив, мерз сам, зябли ноги и руки. Беланя плелась сзади — «чистила шпоры», как говаривали в старину бывалые охотники, часто останавливалась и ложилась, уныло поглядывая на меня и дрожа всем телом. Ну, думаю, дело плохо. Даже ты, имея такую хорошую шубку, замерзаешь.

Беличьих следов не видно. Наткнулись на стайку тетерь примерно в 10 особей близ порубочных остатков и ветровальника. Сидели, как черные шапки, на березах и соснах. Увидев меня, слетели один за другим.

Без добычи, но живые!

Сделал выстрел, тетерев не шелохнулся, звук выстрела, на морозе сухой и тихий, не потревожил птицу. Повторил процедуру разряжания, отогревания руки, новой зарядки, отогревания. Но, когда я приступил было к прицеливанию, тетерева, а их оказалось несколько, снялись с деревьев и скрылись в лесу. Только я их и видел.

…Иззябшие, прибыли домой рано — часа в два дня. Случайно заглянув в зеркало, я не узнал себя. Лицо сильно изменилось, даже постарело, появились глубокие морщины, губы стали толстыми. Жгло щеки и подбородок. Жена, придя с работы, испугалась меня. Через час еще раз посмотрел на себя в зеркало, заметил, что щеки и подбородок почернели, на обеих щеках обозначились темные полосы от глаз к подбородку — это было глубокое обморожение.

Марк Смирнов, г. Красноярск

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий