Неясыть

Эта история произошла давно. Решил Николай Иванович поохотиться на зайцев в тех местах, где в детстве, помнится, немало их было переловлено петлями-поставушками, скрученными из тонкой стальной проволоки и аккуратно поставленными на глубоких и утоптанных задними лапами зверьков «выгульных» тропах.

Неясыть
by hans s@FLICKR.COM

Воспоминание детства

Охотились обычно на зимних каникулах, когда мальчишкам, казалось, девать некуда жизненную энергию. Ну, продолбишь острой пешней в реке прорубь, напоишь корову, бычка, в дом наносишь ведрами воды, сколь мать велит, глядишь, можно и компанию собирать.

Компания уже ранее сама собой сбилась. Тут, понятно, все уличные сверстники. Братья двоюродные, а как же. Витька верховодит, потому как на два года старше. А это, ох, как много в детском возрасте значит! Да и собрались идти охотники не далее, как за усадьбу родного дяди, удобно расположенную на краю деревни, в уютном месте, прикрытом от непогод березовым колком.

Чуть дальше — «страшниха»-краснотал, заячьи угодья. А тропы выводят прямо к саду из разных сортов яблонь, груш, винограда, разбитому на солнечном взгорке. Ниже, где колодец и глухой тын из плотно подогнанных друг к другу прутьев, огород бабушки Соломии. Здесь к осени царствуют величественные кочаны хрустящей капусты. Достойная цель заячьих походов!

Наверное, каждому деревенскому мальчишке, прошедшему «охотничьи университеты», близки подобные воспоминания. Удивительно, как они греют душу до сих пор. Словно погружаешь лицо в густой мех только что снятого с путика, попавшего в петлю и «уснувшего», матерого зверька. Азарт добытчика переполняет сердце. Потрогать еще теплую добычу нетерпеливо тянутся руки сверстников, прячущих под шапками ревнивые взгляды.

И тогда вот он, выход!

— А ну, марш все к нам домой! — командует Виктор. — Станем зайца обдирать в сарае. Я этого «косого» еще с осени заметил на нашей капусте. Пусть мать его в русской печи потушит с картошкой на всю кампанию.

Сам деловито забрасывает трофей на веревочке за плечо. И даже если заяц попался не на Витькином путике, все облегченно вздыхают. Дружба соблюдена.

Дома у Витьки, в низкой и теплой «пластянке», обмазанной глиной, обитают вместе с ним и родителями восемь душ. Жарко пылает русская печь. Трофей быстро разделывается, мясо рубится на мелкие кусочки, чистится и нарезается картофель, и вот уже полуведерный чугун варева ставится на огонь.

За окном потемнело, выступила синь. К холодам, значит. Приятно слушать бывальщину из уст дяди Михаила — Витькиного отца, старого охотника! К тому же, вкусным запахом скоро потянуло от печи. Младшие задвигали глотками, невольно проталкивая в пустые желудки тягучую слюну.

На середину чисто выскобленного стола тетя Cоломия нарезала горкой утром выпеченный подовый хлеб, посылает ораву мыть руки. В оловянные миски каждому накладывается его порция. Тут же лежит тяжелая ложка. Сама семья поест позже пищу, приготовленную заранее. Нужно добытчиков в первую очередь накормить.

Как же вкусна доставшаяся Кольке заячья «булдыжка», томленная с картофелем! Никогда, кажется, такой не едал! Довольная кампания, сказав «спасибо», вываливается на улицу.

А там — игры, катание на санках с крутого берега реки, мимолетные свары и примирения навечно… Пока домой не позовут.

«Теперь уже ничего этого нет…»

Теперь уже ничего этого нет. И людей этих в большинстве тоже нет. Вспомнится, бывает, Николаю Ивановичу то или иное лицо из детства, словно на открытке рождественской, и тут же пропадет. Слишком много времени лежит между тем временем и сегодняшним днем, слишком далеко разбросала судьба всех по только ей известным тропкам и местам. Да и разные сроки пребывания на этом свете каждому подарила.

К примеру, тот же Витька — брательник старший, двоюродный. Уехал на Камчатку, и там, считай, почти всю жизнь провел, на склонах Ключевской сопки, если не врет. В совхозе электриком проработал, а жена — заведующей столовой. Большой начальник по тем местам, выходит.

Жена, грузная гостья, и не скрывала этого, когда однажды в алтайскую деревню нагрянули по дороге на отдых, в Крым. Видно по ним, что Витька при ней, а не она — при нем, как должно быть в правильной семье. Витька там тоже охотничал — петли из тросиков стальных по речке Усть-Камчатке на медведей ставил. Пообещал шкуру выслать. Но жена так зыркнула на него, что он замолчал.

И дети совместные у них были, да нехорошо судьба Витькина закончилась. Сгубил его спирт питьевой, повсюду там продаваемый. В определенный период — разменная монета. Ведь руки у брата были золотые, всему поселку телевизоры и радиоприемники чинил. Даже из тундры, или, как она там у них называется, приносили. А то и приезжали за мастером.

Вот и нашли его неживым на недалеком стойбище, у одинокой корячки. От спирта сгорел. Жена даже в дом не приняла. Похоронили посторонние.

Другой член компании, Толька, был воспитан так, что родителям помогал, пока те были живы. После их отхода в мир иной всю многочисленную родню вокруг себя сплотил. Но где-то простыл и, когда в больнице умирал от туберкулеза в инфекционном отделении, никого к нему не пустили. Лишь супруга у тумбочки сидела. А он смотрел на нее ввалившимися глазами, наводил резкость потемневшими зрачками, словно на память фотографировал.

Еще о многих можно бы рассказать. У большинства поживших, стоит напрячь память, свое перед глазами всплывает.

Запустение

Почему-то тянет к преклонным годам побывать в тех местах, где безусым мальчишкой бегал. Кого ни расспрашивал, всех тянет.

И сегодня повлекло не такого уж азартного и не очень здорового Николая Ивановича на осеннюю порошу, в знакомые места, за зайцем сходить. Без собак, натасканных по зверю, которых, впрочем, у него отродясь не бывало. Просто так — постоять на тропе, молодость вспомнить. Может, и подфартит, выплыло из памяти старательское слово.

Привез его друг в дальний конец деревни, Островом называемый. Раньше речка-невеличка широко и полноводно по весне разливалась, затопляя низинные места. Иногда непрошеной гостьей в дома врывалась. Трудности вместе с соседями перемогали. Но с жирной земли никто не уходил. В половодье налетят гамузом братья двоюродные на конной телеге в собственное подворье за обстановкой небогатой, опять же за ремками нужными — и к соседям на неделю, а то и две, от стихии спрячутся.

Весело тогда с мальчишками колобродить, интересно, необычно даже. Водная стихия волю и простор навевала. Многие из этого конца села в армию матросами уходили. Да и свивали свои гнезда на дальних берегах. Лишь Колька отдал долг Родине и вернулся в родные места. А на Острове, когда родни не стало, уж давно не бывал.

«Как-то там сейчас, — подумал он. — Поди, новые русские дач настроили, дорогу заасфальтировали, и не узнаешь Остров».

Смотрел Николай Иванович на родимые с детства места. Запустение и уныние царило вокруг. Усадьба дяди, некогда цветущая и ухоженная, захирела и пришла в негодность. Домик, некогда просторный и вмещающий дружную семью, нынче оплыл от дождей, крыша провалилась, остались пластяные стены. Баня, сделанная по-черному, в которой мылось по 15—20 человек в день, превратилась в глиняный холмик. И, самое главное, вырублен до основания и, видимо, пошел на дрова оригинальный сад, где выращивался виноград и разные другие, неизвестные здесь, сорта растений.

Птица в пустоте

Поставил его друг на «номер» как старшего, а сам резво, на здоровых и тренированных ногах, в загон побежал, оставляя сбоку «страшниху» да вымахавший почти до самого неба березняк. Сразу видно, что зверя мало стало, кое-где сметки, двойки из следов отпечатались на снегу. Троп, жирующими зайцами натоптанных, совсем не видать.

Натянул Николай Иванович потуже старую шапку, из ондатры сделанную, прислонился к дереву и стал ждать удачи. К вечеру морозом придавило. Луна, круглая и яркая, зацепилась за березовую ветку, повисла, освещая лес. Словно в парке поселковом фонарь горит над очищенными от снега дорожками.

«Забавно даже, — думал Николай Иванович, — сейчас добудем зайца, 15 минут, и мы дома, на четырех колесах-то».

Слышно было, как загонщик стучал в пустую кастрюлю где-то недалеко. Николай Иванович взял ружье наизготовку.

Вдруг что-то тяжелое ударило его по голове, содрало шапку и понесло ее между берез, поднимая все выше и выше. С перепугу, не упуская из виду улетающую шапку, охотник выстрелил по ней, почти не целясь. Шапка упала метрах в сорока. Николай Иванович недоуменно побежал к трофею.

При свете луны было видно, что в воздухе медленно кружились, опадая на снег, мелкие бело-черные перья. В отдалении от охотника будто леший гугукнул и захохотал среди берез, удаляясь в сторону «страшнихи». Подбежавший загонщик не увидел стреляной добычи, а лишь своего товарища, поднимающего со снега ондатровую шапку. Николай Иванович выглядел смущенным. Поняв все, товарищ по охоте захохотал:

— Что, с неясытью познакомился? Я ее в начале загона спугнул. Красивая птица. Хорошо, что с перепугу не убил. А зайца здесь совсем нет. Ушел человек — ушел и заяц. Я уж давно такое явление наблюдаю. И не только по сегодняшней охоте. Исчезают старые деревни с естественной средой обитания — исчезает дичь. Поехали лучше домой. Жена пельмешек наварит, я поросенка недавно заколол… Я тебе Сабанеева новый том покажу. На днях, по случаю, у заезжего коробейника на рынке купил.

Владимир Ильиных, с. Быстрый Исток

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий