Целомудрие души

Февральская стужа побродила вокруг деревни, заскучала, ни с того, ни с сего осерчала, выгнулась дугой и со всей дури налетела на тех немногих, кому взбрендило высунуть нос на улицу. Обескураженные обыватели схватились за голову в надежде уберечь то немногое, что отличает рубанок от детской свистульки. Но было поздно.

Целомудрие души
Окунь. Фото Сергея Малыгина

Первыми в неравной схватке пали крайне редкие и по этой причине широко обсуждаемые приступы трудолюбия. Под раздачу попал и отправленный за керосином Юхани.

— Ого, — едва поежился Юхани, как стужа набычилась и выдула из подкаблучника остатки сомнений.

Будучи мужчиной семейным, сиречь подневольным, он почувствовал себя слепым в женской бане: растопырил руки и принялся кружить на полпути к лавке. Невинный снег запестрел многочисленными следами. С высоты ближайшего скворечника рисунок походил на приступ нетрезвой оспы.

Впрочем, довольно скоро бедолага одумался, ибо топтаться — хоть и на месте — это тоже труд. Он в замешательстве присел на оброненный кем-то березовый чурбачок.

Спустя четверть часа, вздрогнув от воспоминаний о жениных упреках в безделье, оглянувшись по сторонам, Юхани с явной неохотой начал ковырять перед собой носком задубевшего валенка. На свет показался хвост, а вслед за ним и остальная часть рыбьей тушки.

— Окунь, — безошибочно определил Юхани, — его взгляд.

И действительно, заиндевевший полосатик взирал на спасителя выпученными от удивления глазами. Плавники топорщились под стать.

— Граммов на сто пятьдесят, — уважительно кивнул Юхани.

Будет уместно заметить, что положительно все мужское население этой милой чухонской деревушки отличалось завидной честностью. В том смысле, что красть было до обидного нечего, а прелести чужих жен отзывались в сердцах бородатых сельчан похоронным набатом, иногда — пожарным колоколом.

— Твой? — с порога поинтересовался Юхани, решивший навестить друга — Матти Виртанена.

Хозяин внимательно осмотрел беспризорника, пересчитал полоски, потрогал пальцем спинные колючки.

— Нет. Не будь я Матти Виртанен.

Собрались к соседу.

— Твой?

Среди посвященных Тапани слыл знатоком. Он сразу же запихал до предела указательный палец в рот хищнику.

— Нет. Вишь, насколько не пролезает?

Следующий рыбак долго колебался. Наконец, с сожалением вернул ходокам рыбину:

— Нет. Мой щурился.

Теперь уже вчетвером потопали опрашивать дальше… К вечеру обошли всю деревню. Трофей никто не признал.

— Немудрено… — объяснил трактирщик, когда ватага правдолюбцев взгрустнула за очередным кувшином пива. — Владелец помнит полосатика живым.

«Отдышали» окунька до состояния первобытной влажности. Пустили по кругу. Уж он и вертелся, и хвостом вилял… Увы, все без толку… нет, нет и нет.

Решили отнести на место — вдруг хозяин спохватится и вернется. До глубокой ночи искали в темноте ямку, откуда Юхани выкопал улов. К счастью, трактирщик споткнулся о березовый чурбачок, на беду ткнулся носом в снег. В итоге две похожие ямки поставили перед непростым выбором.

Вернулись за стол. К рассвету (утро вечера мудренее) сошлись на том, что разумнее заказать портрет рыбины в натуральную величину, повесить в трактире, а когда какой-либо посетитель опознает в нем свою пропажу, вручить без промедления. Польщенная модель перекочевала в карман малевщика.

Однако, добравшись до дома, хмельной живописец натурщика не нашел. Злые языки поговаривают, что виной тому злополучный чурбачок и третья ямка рядом (улица в деревне была одна). Пришлось писать картину со слов.

С той поры со стены трактира в лица гостей внимательно вглядывается портрет некрупного полосатика, щурясь одним глазом.

Владимир Фомичев, г. Москва

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий