Меня потянуло в деревню, на природу. Даже не знаю, чего мне больше хотелось: или посидеть с удочкой на берегу в ожидании клева, слушая умиротворяющую тишину сибирской глубинки, или внимать неторопливым обстоятельным историям старого рыбака, деда Захара.
Захар Дмитриевич никогда не говорил по заказу и начинал свои байки неожиданно. Его глухой, бархатистый голос вначале рассказа был тих, но затем усиливался постепенно, по мере развертывающихся событий. К концу повествования куда-то пропадала присущая ему хрипотца, а в тембре появлялись звонкие, чуть ли не юношеские нотки. Выражение лица тоже менялось, розовели щеки, разглаживались морщинки на лице, и старик как бы молодел на глазах.
В этот раз он встретил меня у калитки, вероятно, ждал, хотя и сказал, что выглянул посмотреть, «не находит ли хмара». Несмотря на последнее замечание, мне было все же приятно думать, что старик тоже нуждается во мне.
Наскоро перекусив с дороги, мы, захватив удочки, пошли на озеро. Клев в этот день был небольшой, и Захар после трехчасового безуспешного сидения впустую предложил пойти домой, ибо у него, помимо рыбалки, имелись «кое-какие неотложные дела».
Вдвоем быстро расправившись с нехитрой сельской работой во дворе, мы пошли париться в баню. Парились молча, и, только когда сели ужинать, Дмитриевич, похлебав ухи, откинул голову назад, тряхнул седыми кудрями и начал говорить…
«Посторожи улов»
— Был такой случай со мною в армии, а служил я на Урале, близ небольшой деревеньки, на берегу огромного озера. Было жаркое лето, солнце жгло так, что никто не знал, куда от него спрятаться, дождей же не было вовсе.
В тот день я нес службу в суточном наряде, как говорят в армии, «стоял на тумбочке». Солдат в любую погоду должен соблюдать форму одежды, я же расстегнул китель от шеи до пупа и засучил рукава.
За такое нарушение нас наказывали особо, ибо считалось, что так мы уподобляемся эсэсовцам. В то время в роте не было ни одного офицера, и можно было допустить маленькие вольности. Неожиданно в проеме двери возник старший лейтенант Фоменков, наш командир роты.
А надо сказать, что его любили все солдаты без исключения за его хотя и строгий, но справедливый характер. Бывший гимнаст, он имел отменную выправку, а уж если шел строевым шагом, то все без исключения любовались его выправкой и статью.
Однако на этот раз командир был чем-то озабочен и не обратил внимания на мой внешний вид.
«Петренко, — сказал Фоменков, — пойдем со мною, я отдам тебе ведро с раками, да никому не отдавай без моего разрешения».
И, пока мы шли к небольшому складскому помещению на улице, я успел привести свою одежду в порядок.
Обманул…
Через полчаса в роту вошел капитан Федоренко, командир третьего взвода, известный запанибратскими отношениями с солдатами и тем, что ничего не «проплывало мимо его рук».
Несмотря на то что Федоренко родился в Днепропетровске, а Петренко, то есть я, под Новосибирском, учитывая одинаковое звучание наших фамилий, он называл меня «зэмэля» и считал земляком. Вот и сейчас, завидя меня, офицер расплылся в добродушной улыбке и сказал, что Фоменков просил его забрать у меня раков.
После недолгих препирательств я уступил более опытному и хитрому человеку. Однако на душе у меня было тревожно, и предчувствие не обмануло меня…
Надо ли говорить, что час спустя пришел командир роты и потребовал своих раков обратно, на что я не знал, что ответить. Он не принял никаких моих объяснений и сказал, что через полтора часа ведро с раками должно быть у него.
Друг познается в «беде»
— Приказ есть приказ, и солдат во что бы то ни стало должен выполнить его, даже если он касается такой малости, как куча членистоногих обитателей озера. Делать было нечего, и я со своим горем пошел на кухню к своему земляку Коле Кижеватому.
Коля был известен тем, что из любой ситуации мог «выйти сухим из воды». Мне только оставалось удивляться, откуда у 18-летнего парня имелись такая сноровка и жизненный опыт.
«Будут тебе раки», — сказал Кежа, как в обиходе именовался мой знаменитый земляк. Он взял на кухне две булки серого хлеба, и мы пошли с ним на озеро.
Увильды — это необычное озеро, и не зря в обиходе и печати его называют жемчужиной Южного Урала. Вода в нем чистая-чистая, прозрачная-прозрачная. Зайдя по шею в воду, я спокойно мог любоваться ногтями на своих ногах, явственно видел косяки мальков, без устали снующих взад-вперед, и еще массу интересных вещей, но речь сейчас не об этом.
По совету повара я крошил хлеб в воду и… о чудо! Раки как бы нехотя выползали из своих потайных укрытий и, как фашистские танки в кино, медленно отправлялись навстречу своей добыче, не понимая, что они сами ею вскоре и станут.
Сказано — сделано!
— Через полтора часа ведро было полным. В армии же я научился ловить раков не только днем, но и ночью, но об этом я расскажу тебе, мой юный друг, в следующий раз, а сейчас пора идти на вечернюю рыбалку, и я обещаю тебе, что она будет гораздо успешнее дневной…
Так оно и случилось, ибо дед Захар слов на ветер не бросал.
Геннадий Лысенко, г. Новосибирск
