До охотничьей избушки оставалось не более полукилометра. Обогнув овал озера, куда впадает довольно широкий и глубокий ручей, тропка взбегает на угор и спотыкается о порожек вросшей в землю таежной обители, за свой долгий век приютившей и оказавшей теплый ночлег не одной сотне охотников и рыбаков…
Неоднократно коротал летние ночи в этой избушке и я. Далековато добираться, но зато безлюдье и клев отменный в любую погоду.
Случилось
Переправа через ручей состояла из нескольких жердей, давным-давно переброшенных каким-то рыбаком с берега на берег, и я, зная их надежность, решительно шагнул на хлипкий настил.
Но второй шаг чуть не оказался трагическим: под ногами что-то хряснуло, и не успел я испугаться, как ухнул в воду, притом с головой, в полной амуниции, в болотных сапогах и увесистым рюкзаком за плечами…
Вынырнул, попытался встать — глубина по самые глаза. Пришлось цепляться за кусты и вытягивать себя на берег. Выбрался, с одежды течет, в болотных сапогах по пуду воды, а рюкзак, как кирпичами набили.
Бухая сапожищами, тяжело переваливаясь, ломлюсь по тропинке, как африканский бегемот, к избушке, до которой осталось метров двести. Подхожу. У порога скидываю на землю рюкзак и, приплясывая, начинаю стягивать одежду. Хотя и лето, а все равно в мокром шмутье дуборно.
Вытряхиваю содержимое рюкзака на траву — ни одной сухой вещички.
Раздеваюсь догола, благо вокруг тайга и глазеть на меня, кроме пичуг и зверушек, некому. Тщательно отжимаю всю одежду и, содрогаясь, напяливаю влажное трико и рубашку, остальное раскидываю по веткам кустов проветриться на солнышке.
Нужно срочно протопить печурку, чтобы обсушиться и что-то приготовить к обеду. Бегу собирать сушняк и седой мох. Спички мои, конечно, накрылись медным тазом, и я мысленно костерю себя наипоследнейшими словами за то, что забыл дома ружейные гильзы, в которых в полиэтиленовых пакетиках упакованы серянки с пластинками от спичечных коробков.
Гильзы на случай ненастной погоды и непредвиденного купания, подобного сегодняшнему, залиты стеарином. И вот как нечистый на ушко шепнул «оставь дома», я и отложил в сторону…
Закон не писан…
Начинаю обшаривать избушку, перевернул все вверх дном, обыскал лежанку, полочки над ней, опустившись на колени, выгреб из всех углов на середину мусор, перебрал его и, к своему ужасу, не нашел ни одной пригодной спички, даже пустого коробка не оказалось.
Вот тебе и закон таежников: уходя из лесной обители, приютившей тебя, обязательно поделись спичками и остатками провианта, повесь их в мешочках под потолком, чтобы мыши не добрались, заготовь будущему путнику бересту, пучок лучин и охапку сухих поленьев, за что он тебе поклонится в ноги.
Но, увы, на этот раз и именно здесь данный закон не сработал: ни спичек, ни щепы, ни макаронинки и ни крупинки не оставлено про запас. Кому-то таежные законы — до лампочки.
Что же делать? Во попал в дурацкую ситуацию! Неужели придется, напялив мокрую одежду, возвращаться домой? С ума сойду, пока доберусь, хорошо, если к полуночи попаду.
И тут я вспомнил, как после войны, в период тяжелейшей разрухи, наши деревенские мужики и бывшие фронтовики при отсутствии спичек пользовались кресалами. Подбирали такие осколки камней, которые при ударах друг о друга здорово искрили. От искр загорался трут, раздув который, мужики прикуривали самокрутки.
Главное — не опускать руки
Я кинулся к печурке и остервенело принялся стучать камень о камень, которыми была обложена железная печурка. Но, увы, ни один не искрил. Вот те раз, оказывается, не всяк голыш обладает магической силой огнива. В задроге бреду на берег. Окатышей мало, в основном песок и глина.
Больше часа скитался по отмелям и наконец наткнулся на гравийную косу, затянутую тонким слоем ила и песка. Пришлось изрядно потрудиться землекопом, прежде чем подобрал с десяток камней, из которых можно было высекать искры.
Теперь встал вопрос: где взять трут или из чего его изготовить? Вспомнил о двух замызганных и драных матрасах на лежанке. Надергал из дыр грязной слежавшейся ваты, распушил ее, как «созревший одуванчик», нашел несколько обрывков старой газеты, для верности нащипал из стен старого мха и… принялся за работу.
Долго-долго бился, пока подобрал два кремневых осколка, которые при высекании производили более приличный искропад. В течение часа работы ватный «одуванчик» раз пять начинал тлеть, но тут же затухал. Наконец, мне удалось раздуть затлевший «одуванчик», от него вспыхнул пучок мха и клочки газеты. Вскоре в печурке затрещали лучинки и сучья сушняка…
Опасность миновала!
Судорожно вздохнув, вытираю обильный пот со лба. Фу-у-у… Кажется, экстремальная ситуация позади. Глянул на часы и обалдел: день был на исходе. Надо же, почти восемь часов ушло на растопку печурки!
На озере в тот раз я прожил три дня, поддерживая в очаге постоянный огонь. Вместо хлеба и сухарей хлебал тюрю и ел каши из подмоченного пшена и гречки. Зато ухи и жарехи наелся от души.
Еще долго снились мне тревожные сны, как бьюсь и никак не могу разжечь огонь в камине или в печи, как теряю спички и зажигалку, и все меня ругают за растяпство, а на душе муторно и очень неспокойно…
Владимир Неунывахин, г. Новокузнецк
