К устью запретной реки

Усть-Щугор

Сказочно красив и просторен российский Север, и, наверное, нигде не ощутишь такой дикой мощи и необъятности природы. Здесь чувствуешь себя уже не отдыхающим человечком, а сильным потомком того народа, который сумел обжить самые труднодоступные и, казалось бы, самые непригодные для жизни места на планете.

В последних числах сентября 2008 года мы вчетвером отправились из Кирова на несколько дней на Печору.

«Ура, мы снова путешествуем!», — под такие возгласы в половине двенадцатого ночи наша машина с закрепленной на прицепе большой дюралевой лодкой начала движение на Север. Ночью же проезжаем мимо столицы республики Коми Сыктывкара, утром — через Ухту. Тысячу километров асфальтового участка пути преодолеваем без остановок и отдыха: один сидит за рулем, второй рядом контролирует его бодрость, поддерживая беседу, третий спит, лежа на заднем сидении, четвертый завалился спать на рюкзаки в багажнике. Через какое-то время меняем позиции.

Асфальт кончается у паромной переправы через Печору, а на другом берегу точно на север, как показывает стрелка на панели машины, идет еще 100 км щебеночной дороги до конечной части сухопутного участка пути — городка газовщиков Вуктыла. Вокруг щебенки — то поросшие сосняком бугры с качающими газоконденсат насосами и факелы вышек, то безбрежные болота, посреди которых иногда торчат кабины затонувших тракторов. В Вуктыле заезжаем на заправку и видим здесь перед собой машину с кировскими номерами. Спрашиваем — кировчане говорят, что неплохо порыбачили несколько дней невдалеке на небольшой речке, везут домой пластиковую ванну соленого хариуса. «Вы на Усть-Щугор? Ну, там-то — о-о!», — выражают они то, что слыхали о цели нашего путешествия.

На вуктыльской пристани спускаем на воду лодку, навешиваем мотор и переодеваемся под пронизывающим ветром с пропархивающим снегом. (А в Кирове вчера было тепло!) Оставляем тут машину, сказав, чтобы за ней присмотрели, садимся в лодку. Опять прямо на север. По реке дует встречный ветер, полуметровые волны сотрясают лодку, заставляя приговаривать: «До чего же вода здесь жестка!» и ужасаться тому, что было бы, если бы мы не взяли теплые зимние костюмы. Впрочем, даже в них и затянутых сверху спасжилетах холод пронизывает насквозь.

Низкие сосняки по песчаным берегам сменяются низеньким леском из тоненьких елочек и березок на болотах и каменистых россыпях. Над этим низколесьем — фантастическая картина! — возвышаются огромные, втрое более высокие редкие желтые лиственницы с коряво разросшимися кронами. Берега безлюдны. Быстро стало понятно, что отправиться по этой реке, не имея запасного винта, было крайне рискованно: полно мелей, а дно — сплошь камни-окатыши размером в пару кулаков. Приходилось следить за береговыми знаками, указывающими фарватер, не хуже капитанов барж, которые, кстати, здесь курсируют между Усинском и Кувтылом довольно оживленно.

Уже в самый момент наступления темноты — почти сутки мы неслись к этой цели, — преодолев на лодке последние 90 км, трясущиеся от холода, пристаем у высокого каменистого обрыва, на котором стоит полузаброшенный Усть-Щугор. На крохотном тракторе с тележкой нас встречает местный житель, предупрежденный о нашем приезде по телефону. Везем вещи к домику знакомого жителя Ухты, который должен приехать сюда на следующий день. В крохотной комнатке домика есть горячая печка и двухэтажные нары.

Жизнь одним днем

Внешний вид поселка, основанного в давние времена бежавшими сюда староверами, при свете следующего дня поразил. На мерзлом грунте — более чем вековые покосившиеся низкие и широкие дома, стены с разошедшимися бревнами местами затыканы чем попало, обиты кусками полиэтилена, удерживаются на подпорках. Особливо стоящие баньки топятся по-черному: дым валит из дыры в стене. Между этой стариной — хибарки заезжих рыбаков. Кто-то из них сколотил себе летнее пристанище из всякого разного материала, кто-то поставил маленький сруб, а кое-кто привез на барже и установил на улице огромную железную бочку, оборудованную под жилище…

Вокруг поселка — беломшаник с редкими тонкими сосенками, который спускается через несколько километров с этого бугра к непроходимым зарослям и болотам. Добраться до поселка на машине можно только по зимнику после хороших морозов, в одиночку лучше не рисковать. А летом не то что дорог — нет даже направлений…

Немножко прогулялись по местному лесу — боже, да здесь дичи как у нас ворон на свалке! Вот что значит отсутствие кабанов и лис, сжирающих яйца и выводки. Зато, случается, заходят сюда северные олени и лоси. А некоторые браконьеры в близлежащих краях, как нам рассказали, промышляют по осени ловлей медведей петлями, расставив их на берегу Печоры у куч с подгнившей вонючей рыбой.

Чем жили здесь люди раньше? Тем, что на противоположном низком берегу есть небольшие луга, где можно накосить травы для скота. На крохотном поле у самого поселка, где из мха торчат редкие травинки, остались развалины фермы — в советское время тут был колхоз (это почти у самого полярного круга!), а в поселке жило три с половиной сотни человек. Сейчас на весь поселок — 2 рабочих места на крошечной метеостанции. Хорошо, что есть электричество и подведена телефонная связь. Кто-то из более молодой части оставшегося населения ездит отсюда работать на вахту: летом выбираются по реке, зимой — по зимнику. Есть и неприкаянно слоняющиеся по поселку.

— Живут одним днем, — говорил про неработающих щугорцев один из рыбаков, приехавший сюда из города, пока его семья отдыхает в Анапе. — Летом завсегда рыбки наловят, рябчиков силками в лесу наловят и пропьют. Лед в октябре встал — идут ловить налимов. Одного себе на еду — другого пенсионерам продал и деньги пропил. С января два месяца ничего не ловится — голодный сезон. Ближе к весне начинает снова идти рыба — ловится сиг. Дрова на зиму не готовят — зимой пустые дома разбирают. Придут просить водки, скажешь им, чтобы помогали бревна для сруба чистить — уйдут, работать не станут. Один как-то по пьяни брата убил. Так его в милиции спрашивают: за что ты его? А тот говорит: а чего он брата убил? Оказывается, они после пьянки третьего брата месяц назад вдвоем втихушку закопали, никто и не знал…

За несколько долгих осенних вечеров мы успели потолковать со многими заходившими на огонек рыбаками, приезжающими сюда из разных городов Коми.

— А как же местные старики-староверы? — спрашивал я, вспоминая телесюжеты о свято сохраняемых в глуши вековых моральных устоях. По мнению рыбаков, стремление к изолированности привело многих к болезненной мнительности.

— Вот коми — приветливый народ, — рассказывал один. — Постучись к ним по-хорошему — они тебя в баню сводят, накормят-напоят, спать уложат. Со староверами такое проходит гораздо хуже. Здесь, бывало, в поселке драки между старухами случались — кричат, досками друг друга бьют. Милицию из Кувтыла вызывали. А из-за чего? Вот, одна бабка говорит, корова соседки ей как-то не так дорогу перешла — примета плохая…

В то же время воровства в поселке нет, на каменной россыпи под обрывом рыбаки оставляют на ночь лодки вместе с моторами и канистрами бензина. И есть в этом месте свое тоскливое очарование, которое призывает сюда многих за сотни километров.

Поймал, посолил и ешь

Никакое блюдо не сравнится с зажаренными с луком свежими хариусовыми печенками!

Хариус — главный объект местной летней рыбалки. К леске спиннинга прицепляют большой длинный деревянный поплавок с прикрепленными к нему на паре поводков длиной в метр-полтора мушками. Когда есть смысл закидывать — узнаешь по поверхности воды. Появились на ней крохотные круги от касающейся поверхности ртом рыбы — можно закидывать. Выходит кормиться хариус обычно на отбивающиеся от берега струи воды, сливы с камней. Кидаешь прямо поплавок насколько возможно далеко и, пока его полукругом сносит к берегу, немножко поигрываешь, чтобы мушки приходили в движение. Сначала позади мушки появляется кружок от чмокнувшего поверхность хариуса, потом тупая поклевка. Но какое сопротивление! Когда вел к берегу первого, думал, что тащу рыбину кило на полтора, а оказалось, хариус был граммов на 400…

Почистив, свежего хариуса можно порезать на куски, посыпать их солью — через полчаса душистую рыбу можно есть. Не пробовал суши в ресторанах, но уверен — свежесоленый хариус куда лучше. Некоторые представители коренного населения Коми могут есть его сразу после поимки без соли, только почистив. Один из таких рыбаков сказал нам:

— Вот кто с юга приезжают к нам, все говорят, что у нас можно рыбу сырой есть. Был я в ваших краях как-то в гостях на рыбалке, поймали мы судака. Я его решил попробовать, сырым съел — тоже ничего, есть можно.

Клев хариуса непостоянен, бывает не каждый день. Если повезет — можно зараз поймать килограммов пятьдесят. Лучший клев бывает, говорят, в июне. Нам с клевом сильно не повезло — пришедшаяся как раз на эти дни волна холода отразилась здесь резким ветром и утренними метелями. Растает после обеда снег — местные старики выходят на огороды копать картошку… А нам удавалось выловить по несколько хариусов уже перед закатом, когда на короткое время успокаивался ветер и становилось чуть теплее.

Вот если бы у нас была с собой небольшая надувная лодка, сказал, глядя на наши мытарства, один рыбак, можно было бы потренироваться на щуках. На противоположном от поселка берегу на лугах есть озеро с заросшими берегами. Ушли бы туда, накачали лодку, выплыли из кустов на чистое место, надергали щук на спиннинг. Лет пять назад кто-то забирался туда таким образом, сказал, что в озере одни щуки, но их ну о-очень много, и все — зверски голодные и непуганые. А клюют ли сейчас? Да с той поры там никто из рыбаков и не бывал…

Речной гигант нельма

Основная ловля сига на удочки бывает тут весной по последнему льду — сиг ходит по реке стаями, но сейчас усиленно кормится. Ловят его, расставив вокруг себя в лунки сразу под десяток удочек с тяжелыми грузилами. Как и хариус, сиг, похожий на крупную селедку, хорош в любом виде: и малосольный, и в ухе, и копченый, и жареный.

Но большинство тех, кто добирается сюда за сотни километров, едут вовсе не за хариусом и сигом. В конце концов, хариуса можно неплохо ловить и на малых реках Коми, не забираясь в такую даль. Вот, рассказывают, стал процветать в республике нелегальный малый бизнес, связанный с заезжими рыбаками. Местный житель ставит где-то в глуши на хариусовой речке избушку с печкой и начинает искать гостей — реклама идет только устно через знакомых. Договариваются по телефону, гости приезжают к дому хозяина, тот запирает их машину в гараж, везет гостей вверх по реке к избушке на моторке, оставляет там, объяснив, как лучше рыбачить, а через несколько дней приезжает забрать обратно. Умудрятся гости не наловить рыбы — поможет, подскажет, без улова не увезет. Какова такса? По-разному, слыхали, например, о пятнадцати тысячах рублей за доставку и неделю эксплуатации избушки. В принципе, на четверых-пятерых мужиков не так уж и много. Народ из Кирова потянулся в леса Коми.

А вот здесь можно поймать большую рыбу. В глубоких местах ходит вкуснейшая нельма — мечта гурмана. Рыбаки утверждают, что доставали нельм до сорока килограммов весом. «Как тебе объяснить, какая она из себя? Ну, вся она на вид как ваш жерех, а вот морда у нее точно как у щуки», — описали они эту рыбу.

Ловят крупного хищника тут оригинально: выезжают на моторке на середину реки, ставят лодку против течения и на самом минимальном газу движутся вправо-влево, медленно спускаясь по мощному течению. Одна рука управляет мотором, вторая плавно дергает размотанную с мотовилец толстенную леску с огромной тяжелой блесной. Некоторые ловят таким же точно образом крупного хариуса, только вместо чудовищных размеров колебалки ставят вертушку. Рассказывают, ради такой рыбалки несколько лет назад сюда приезжал кто-то даже с юга России.

Я напросился в лодку к одному из профессионалов, вышли на воду мы на самом рассвете. Спустил он вниз на спиннинге почти сотню метров лески с обычной щучьей блесной. Увы, в разыгравшуюся поутру метель рыба не клевала. Над несущейся вокруг черной водой кружились хлопья снега, за которыми не видно было берегов… За все утро у меня — единственная поклевка. Сердце подскакивает — но на моей блесне всего лишь крупный хариус.

— Да, а лет тридцать назад мы школьниками вот так по три семги в день ловили, — говорит, направляя сегодня лодку к берегу без улова, ее владелец. — Семга тут некрупная, килограммов от пяти до двенадцати. А вот ниже под Нарьян-Маром я по 25 килограммов семгу ловил.

Запретная река

Напротив поселка чуть выше по течению — устье Щугора, горной реки шириной в две сотни метров с еще более стремительным течением. Когда мы, идя вниз по течению Печоры, залетели на лодке в его устье, сидящие на носу лодки невольно сразу вскрикнули: «Поднимай мотор, разобьешь винт!» И даже не сразу, приглядевшись, поняли, что до каменистого дна здесь — метра 3–4.

Невероятное впечатление производит большая река, с середины которой дно просматривается от берега до берега, среди струй видны мечущиеся хариусы. Начинается Щугор невдалеке от высшей точки Урала — горы Народной. На 350 км вдоль реки и близко нет человеческого жилья и дорог, даже в своих низовьях недалеко от Печоры в нескольких местах Щугор прорывается сквозь отвесные скалы. Река заповедна — сюда с океана осенью идет на нерест семга. Достигнув галечников в верховьях реки, рыбы разделяются на пары, выбивают хвостом на гальке себе ямку. После того, как в ямку отложена икра, самец еще остается какое-то время сторожить ее от наседающих хариусов. Потом семга спускается в Печору и океан.

Менее чем в километре от устья Щугора на острове все лето стоит кордон охраны, не пропускающий на запретную реку никого.

— Меня однажды в жизни с попутной «вертушкой» на день забрасывали в верховья Щугора и обратно забирали, — поведал один побывавший в тех сказочных краях рыбак. — С берега там видно, как по всей реке стоит парами, спинка к спинке, семга. А килограммовых хариусов — просто кишит! Наш олигарх местный с Коми сейчас добился в Москве разрешения на вход на Щугор, поставил в верховьях срубы с баней, купил сюда два катера на воздушной подушке, едят такие по литру бензина на километр пути…

В дни нашей рыбалки в устье Щугора стояла целая охранная флотилия. Поговаривали, что на выходные в верховья реки прилетели из Москвы отдохнуть два министра.

Водяной лезет на берег

Ниже устья Щугора несколько километров вода этой реки течет, не смешиваясь с печорской. С левого берега на большую часть реки — обычная вода прозрачностью под метр, а с правого на сотню с лишним метров — абсолютно прозрачная. Стоя на берегу, видно дно и стайки хариусов на десятки метров от берега при глубине в несколько метров.

В этой совершенно чистой воде, о которой мы были предупреждены заранее и соответственно вооружены, мы решили поохотиться на большую рыбину ночью, раз уж она не клевала днем.

Двое надевают сырые гидрокостюмы, маски с трубками (с аквалангом подводная охота считается браконьерством), третий, когда полностью стемнеет, вывозит их на лодке на этот поток чистой воды. Взяв в полной темноте в руки подводные ружья и подводные фонари, «ночные стрелки» покидают лодку и спускаются по течению по бокам от нее, лежа на воде лицом вниз. Луч подводного фонаря освещает быстро бегущее в нескольких метрах под рыбаком дно.

Но, увы, крупная рыба, хотя бы большая щука, не попадала под выстрел. Внизу мелькали только хариусы, которых большой гарпун перебил бы надвое. За то время, которое рыбаки смогли выдержать в ледяной воде, был сделан только один выстрел навскидку в мелькнувшую у самого дна тень. Стрелял принимавший нас хозяин домика, сам приезжающий сюда из Ухты. Опустившись на дно ночной реки и подтянувшись против течения по шнуру гарпуна, он насилу выдернул гарпун из… морской утки, которая днем клюнула на чьей-то перемет.

— Я однажды летом решил днем с аквалангом реку порассматривать, — вспоминал попавший в утку, уже снимая гидрокостюм в домике и согреваясь у печки. — Переплыл на тот берег, оставил на берегу лодку, надел баллон и пояс с грузами, зашел в воду, меня и понесло. Лечу по течению около дна — несет так, что только головой успеваю вертеть по сторонам. Пролетел с километр, завернул к берегу, ухватился за камни и по дну тихонько вылез.

А совсем рядом местный дед с огромной бородой сидел, рыбачил с лодки на якоре. Гляжу — дергает он мотор, срывается с места и мчит на лодке на полном ходу к деревне.

А у деревни, как рассказывали, дед выскакивает из лодки и бежит с криком: «Я водяного видел! Водяной на берег вылез, весь чешуей блестит!» Еле успокоили потом деда…

Но вот минуло три дня в Усть-Щугоре, пора собираться домой. Проснувшись, сразу тащим вещи к заметенной снегом лодке — дорога-то по времени опять займет почти сутки. Подходит один из местных рыбаков-охотников, раскрывает рюкзак: вот, сбегал на полчаса на рассвете в лес, подстрелили тетерева и глухаря, если хотите — можете купить, дома похвастаетесь дичью.

Нет, спасибо, нам дорога только своя добыча. Пусть даже она и состоит из одних лишь впечатлений.

Олег Суслопаров, Кировская область

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий