Первый

Михалыч читал Тарковского. Керосиновая лампа, иногда негромко потрескивая (немного воды попало в бутыль с горючим), очерчивала ровный круг на столе. Книжные страницы были хорошо освещены, читалось легко, и невольно вспоминалось деревенское детство, когда с сестренкой готовили уроки по вечерам…

Поначалу, когда принял пасеку на Горячем ключе (так называлось урочище, где она стояла), никак не мог привыкнуть к такому скудному освещению. Вся изба казалась погруженной в полумрак, настроение сразу портилось, на душе становилось тревожно и тоскливо.

Вспоминался свой дом в селе, яркие электрические лампы, мерцающий телевизор. Но на экране бурно плескалась какая-то «невсамделишная» чужая жизнь, которой Михалыч не понимал и страшился.

От нее и сбежал в тайгу, надеясь в хлопотном труде пасечника подлечить израненную душу, обрести ясность мысли и душевное спокойствие. И какова же была радость, когда, надумав по вечерам от скуки понемногу читать перед сном, натолкнулся на книги Тарковского, которые еще летом машинально положил в рюкзак с вещами, собираясь на новое место…

О высоких материях Михалыч не думал. Он просто знал — это было вбито с детства, — что «без труда не вынешь и рыбку из пруда», что «труд кормит, а лень портит» и т.д. Всю жизнь работал сам и детей своих воспитал в таком же духе.

А когда начались лихие 90-е… он растерялся. Рухнул мир, в котором раньше все было просто и ясно. Стало ничего не понятно, перевернуто… Добро и Справедливость, казалось, вообще исчезли.

Стремясь уйти от всего этого, Михалыч с радостью ухватился за предложение поработать в тайге. Пасека была небольшая, место обжитое и веселое. Кругом — вода: и звонкий, бурливо-неумолчный Кандат, и рыбная протока Максимиха.

Чуть в стороне — шумливый Амыл. Он нес свои воды у подножия величественного горного кряжа Чокура, который своей громадой нависал над всей округой. В ясные дни был высок и светел, в ненастье — угрюм и насуплен, курился туманом и тучами.

Но все равно, независимо от погоды, вид этих двух горных рек в таежных берегах Чокура создавал ощущение мощи и спокойствия. Здесь, в отсветах тайги, небес и бурливой воды, душа напитывалась красотой и глубиной, приходило понимание мира вокруг себя и осознание в нем своего места.

Вот таким становилось мироощущение пасечника, поневоле проводившего большую часть времени в одиночестве, оторванного от цивилизации и имевшего «собеседниками» лишь верного Тобика и пчел — бессловесных мудрых насекомых, занимавшихся своим извечным делом…

Заветная мечта

Как любой таежник, Михалыч боготворил рыбалку и охоту. Часто ловил то на одной, то на другой речках. Питался сам, кормил семью, отправляя иногда с оказией родным ведерко-другое соленого или копченого хариуса, ленка.

Жить в тайге и голодать — невозможно. Только не ленись, успевай. Где-то недоспи — будешь и с мясом, и с рыбой. Меньше придется продуктов брать из дома. При такой жизни это много значило для семейного бюджета.

Будучи заядлым рыбаком, Михалыч не меньше внимания уделял и охоте. Искренне считал ее примером истинного дела, требующим терпения, знания и любви. Действительно, нельзя по-другому в тайге, стыдно быть здесь праздным зрителем, но почетным участником, пусть даже учеником. Только трудом можно заслужить любовь природы — тогда будет удача.

Как охотнику-любителю, Михалычу везло. Удачливо посещал глухариные токи, стрелял уток и другую речную и лесную «мелочь». Но была у него, как и у любого охотника, своя мечта. Очень хотелось добыть своего первого медведя.

Когда устроился пасечником, к осени выправил лицензию на отстрел косолапого, но один на это дело идти не решался: страшновато без опыта. Ждал, что, может быть, кто из бывалых охотников-профессионалов заглянет. Рядом — промысловый участок, но хозяин его пока еще не объявлялся: рановато…

Перемена погоды

Вторая половина октября выдалась слякотной. В тайге в это время все затихло — кажется, замерла сама жизнь. Не слышно птичьего гомона, ночных шорохов, только ветер шумел в вершинах оголившихся деревьев, да иногда старый ворон пролетит над кромкой пихтача.

Дни тянулись мокро и нудно. Чокур зачастую был скрыт туманом, Кандат шумел глухо и однотонно. Ни на рыбалку выскочить, ни рябчиков пострелять — потом полдня сушиться будешь. Скорее бы уж снежок лег на уставшую от влаги землю, тогда все оживет вокруг, повеселеет.

Наконец, однажды утром, проснувшись, увидел, что вся округа как бы затянута белым покрывалом. За ночь выпал хороший снег. Это самое желанная для охотников пора — время пороши, или переновы. Вся прошедшая за ночь лесная жизнь предстает, как на ладони. Если знаешь ее — не ленись, читай!

Настроение было приподнятым. Хорошо позавтракав, Михалыч решил сходить до соседней невысокой горки — Сохатика. Надумал поискать рябчиков, на них интересно охотиться. Может быть, и глухаря подшибить удастся, а то с продуктами было слабовато. И так почти всю последнюю неделю питался одной рыбой: то уха, то жареная, то пареная… уже в рот не лезла, надоела.

Свистнул верного Тобика, который уже рыскал вокруг пасеки по пихтачам, вынюхивая свежие следы. Надел патронташ, на плечо — верную вертикалку — бескурковку 12-го калибра, которую любовно называл «слонобоем». Потихоньку пошел к косогору. Часа полтора проходил по закраям лесных полян — удалось подстрелить трех рябчиков: быть сегодня славному супу!

Тобик, периодически подбегавший к хозяину, куда-то исчез, и Михалыч забеспокоился. Нужно было уже и поворачивать назад: время — к обеду. Хорошо бы еще проверить кое-какие «перспективные» рябчиковые места, а собаки нет.

Стычка с косолапым

Вдруг выше по косогору послышался громкий лай. Пес «басил», рвал взахлеб, периодически прерываясь. Эту реакцию Тобика охотник знал: бывало, когда ночами подходил к пасеке медведь, собака лаяла так же.

«Черти тебя поднесли на такую дичину! — ворохнулась в голове первая мысль. — А вдруг это шанс? Нет, надо попробовать, а то срок истекает, пропадет лицензия!..» — вызрело в голове решение.

Зарядив оба ствола пулями, снял ружье с предохранителя и, крадучись, стал потихоньку подниматься вверх — туда, где бесновался Тобик. На чистине небольшими группками рос кустарник: много рябинника, ольховника, попадались кусты жимолости.

Переходя-перебегая от одного такого укрытия к другому, слышал взревывание, глухую возню, перемежавшуюся хриплым лаем собаки. Выглянув потихоньку из-за кустов, наконец, увидел зверя: тот кидался на собаку, пытаясь поймать ее, но это не получалось. Пес уворачивался и, похоже, уже успел «расчесать» медведю зад и «галифе».

«Вот это Тобик так Тобик, ну и храбрец! А я-то думал, что ты только лаять-брехать на хозяина тайги можешь по ночам на пасеке. Ох, только под лапу медвежью не попади, живого места ведь не останется! — молнией мелькали мысли в голове Михалыча. — А медведь-то хорош! Черный и жиру, видно, много накопил. Шерсть лоснится — в самой поре. Эх, была не была, момент удачный, надо бить!».

Стараясь успокоить дыхание, стал выцеливать лопатку и шею зверя, но медлил. Медведь постоянно крутился, перемещался, да еще боязно было задеть собаку, оттого выстрелил не сразу. Но понял, что попал: косолапого шатнуло вбок. Чем хороша пуля, выпущенная из гладкоствольного ружья, так это тем, что останавливает зверя на месте.

Дальше началось удивительное — бурый хищник всплыл на дыбы и стал вертеть приплюснутой головой, будто высматривая, откуда в него пальнули. Поднявшись вертикально, он полностью открылся. Мушка заплясала на его груди, грянул выстрел. Будто увидев пороховой дым, медведь кинулся вниз к охотнику!

Потом все было, как в замедленной съемке: прущий, как танк, косолапый; Тобик, отчаянно хватавший врага за ляжки. Третий выстрел, четвертый… пятый, после которого глаза Михалыча стали уже поневоле искать вокруг себя дерево потолще, но рядом был только высокий кустарник.

Лишь шестая пуля тормознула зверя. Он как-то неуверенно затоптался на месте, не обращая внимания на все усилия собаки, повернулся вправо и медленно, пошатываясь, побрел назад, откуда бежал.

— А-а-а! — возликовал, трясясь в нервной дрожи, Михалыч. — Не нравится тебе? Стой, куда пошел?! — и выстрелил хищнику в спину, целясь между лопатками.

Желанные трофеи

Расстояние было небольшим, и пуля «слонобоя» буквально швырнула раненого зверя вперед. Медведь упал и затих, далеко вытянув вперед передние лапы. Судороги пробегали по спине, то поднимая на загривке шерсть дыбом, то опуская ее. Плотно прижатые к голове уши шевельнулись.

Тобик с вытаращенными глазами рвал бурого хищника. Вся пасть была забита шерстью, в горле катался хриплый рык. Дав ему еще немного потешиться на добыче, хозяин оттащил собаку, ласково уговаривая ее и успокаиваясь постепенно сам.

Лежавшая перед ним туша была хороша. Взрослый самец лет 6-8 отроду, с роскошной черной шерстью, а под шкурой — сплошное сало. Видно было, что лето и особенно осень прошли для него не зря. Перед тем как покинуть тайгу и погрузиться в долгий сон, зверь энергично накапливал жир.

«Что только ни ест медведь, все ему впрок», — говорят бывалые охотники. Поэтому он быстро жиреет. Никто из хищников так не отъедается за осень, как косолапый.

Разделывая добычу, Михалыч понял, почему после шестого выстрела зверь повел себя так странно: пошел назад, будто забыл, что до этого буквально летел вперед. Первые две пули попали в грудь и в бок.

Третий, четвертый и пятый выстрелы, похоже, ушли в «молоко». А вот шестая пуля угодила в голову, развернув медведя вправо, поэтому он и пошел назад. Седьмая поразила сердце…

Два дня ушло на разделку туши и доставку части мяса (мякоти) и пластов сала на пасеку. Шкуру нужно было тащить на небольшой волокуше из двух березок, не понесешь же ее по частям. Потом еще дней пять понадобилось на перетапливание сала.

Получилась полная фляга белоснежного ценного медвежьего жира плюс желчь, на которую также есть спрос. Клыки и когти хищника для друзей и знакомых пасечник тоже не забыл. Ну а уж об адреналине на охоте и говорить нечего! Подобного всплеска Михалыч не испытывал за всю свою жизнь!

P.S. Вот таким был «чистый остаток» от добытого косолапого, сбылась давняя мечта. Рассказывая друзьям по «цеху» об этой первой для него медвежьей охоте, пасечник всегда добавлял: «Дай Бог, чтобы не последней», — хотя верующим человеком себя прежде не считал.

Наш словарик

Урочище — участок, отличный от окружающей местности.

Кряж — невысокая горная цепь.

Александр Моршнев, Красноярский край