Николай наконец-то увидел небольшое озерцо, спрятанное в зарослях осоки и других болотных трав на неприметной седловине среди гор. Сосед по охотучастку Александр как-то наблюдал здесь настоящие танцы лосей. Во второй половине зимы сохатые, так же, как и маралы, испытывают солевой голод, недостаток витаминов и микроэлементов из-за скудного питания, пьют минерализованную воду из наледей, и моча их становится красной.
Следов лосей он не встретил, шел лишь ноябрь, да и лед не выглядел надежным. Николай постучал по нему посохом и ступил осторожно, разглядев тонкую пленку воды под снегом. Ланка уже выбежала на гладь озера, и, помахивая хвостом, направилась к противоположной стороне.
— Куда?! Назад, вода там! — крикнул он собаке и сделал несколько шагов вдоль берега.
Предательская вода
Остроухая помощница быстро поняла хозяина и побежала ближе к торчавшим на берегу зарослям. Охотник сделал еще два десятка шагов и, ощутив слабость льда, направился в заливчик следом за собакой. Оставалось сделать три шага. Собака уже на берегу и, похоже, кого-то причуяла.
С этой мыслью он провалился в воду двумя ногами одновременно и не достал дна. Падая, Николай успел дотянуться до кочки, удивившись, что не достает дна. Холодная противная вода хлынула в сапоги, обхватила грудь. Он бултыхался, не ощущая опоры, и все еще удивлялся новому для него чувству беспомощности. Ружье, одетое через плечо, и рюкзак тянули книзу. Захотелось снять их и выбросить на берег, но что-то останавливало принять такое решение.
Коля ухватился за кочку двумя руками и старался вытащить свое тяжелеющее тело. Первая, вторая, третья попытка, в мозгу вновь мелькнуло: пора раздеваться! Ноги, казалось бы, зацепились за что-то, но это была трава.
Собрав все силы, он подтянулся, вначале грудью, а потом и целиком выполз на киселеобразный, липкий снег и выплюнул изо рта пучок осоки, за которую в последний момент, видимо, успел ухватиться зубами.
Вспомнилось неожиданно, как, еще будучи пацанами, купались на озерке, также заросшим осокой и тростником. Чтобы добраться до чистой воды, надо было преодолевать тину, заросли колючего роголистника. Николай решил тогда пошутить над другом и стал колотить ладонями по воде, пускать пузыри и орать:
— Тону, тону, помогите!
Тот среагировал быстро, почти мгновенно оказался рядом и, схватив приятеля, потянул его к берегу. Николай резво оттолкнулся от спасателя и поплыл к берегу, но потом ему никак не удалось убедить товарища, что тонул понарошку. В то время ему казалось: утонуть он не может — плавает как рыба!..
Несколько секунд пролежал Николай на кочке, ругая себя и собаку, убежавшую в лес по своим делам.
Потом встал, отшагнул от берега, от предательской черной воды, и попытался снять сапоги. Ему пришлось сесть в снег на мокрый рюкзак. Охотник действовал подсознательно. Снял сапоги, слегка отжал портянки, носки. Снова натянул носки и сапоги, достал топор и бегом кинулся к ближайшей березке.
У костра
Бересту отхватил, содрал, тут же нарубил веток, выбирая те, что посуше. За елкой-сухостоиной пришлось сбегать в сторону. Из нагрудного кармана достал не успевшие промокнуть спички в упаковке из пленки. Пальцы рук плохо гнулись, однако слабенький огонек побежал по берестинке, перекинулся на сухой лишайник-бородач и скоро заплясал на толстых ветках. Пока махал топором, рубил дрова, успел немного согреться, но мокрая обувь представляла проблему.
«Однако где же собака?» — думал он. Костер уже приличный разгорелся, можно бы обсушиться по-настоящему.
Портянки, конечно, не высушишь, не развесишь, в мерзлый грунт палку не воткнешь, и деревьев рядом нет; на руках долго держать надоест. Как попало: то прыгая вокруг костра, то падая в снег и роняя одежду, обсушился. В сырые сапоги обулся.
— Ланка, Ланка, где ты пропадаешь, бродяга этакая!
По следу ее, по следу с посохом, да еще быстрее, чтобы окончательно согреться бежал. А вот и она, черная бестия, гроза соболей. Догоняет сзади, хвостом вертит, словно говорит: «Чем недоволен, хозяин? Я свое дело знаю, исправно службу несу, а ты оплошал, долго здесь топчешься!».
Как на нее сердиться, верный и единственный помощник, кормилица. И сегодня успела, еще до озерка этого проклятого, соболька загнать на кедр. Охотник быстро обнаружил зверька, разглядел среди хвои и комков снега на ветках, сшиб одной пулькой, шкурку не попортил.
«Ладно, на сегодня хватит приключений, домой пойдем, Ланка»,— думает хозяин.
Соболевка
Мысли быстрее ног бегут, иногда и вспять поворачивают. За долгие годы странствий по лесу, по тайге буреломной, по колодникам набегался, напрыгался Николай с ружьем и карабином, много зарядов сжег. И был у него один момент, когда собака больше него испугалась.
Тогда он получил задание из института соболей метить. Двух помощников дали — Гошу и Витю. Они вдвоем в верхней избушке жили, капканчиками с обмотанными дугами соболей ловили. Два раза в день путики проверяли, чтобы зверьки попавшие не успевали ногу сломать и замерзнуть. Ну, и за месяц пять соболей пометили, на ушки им кнопочные пуговицы укрепляли, в тетрадку номерок записывали.
Николай тем временем с Ланкой по горам таскался. Она ему соболей искала, а он лазил потом на деревья, с удилищем и петлей на конце привязанной, их снимал. Удачно пометил четырех собольков, а пятого из дупла в валежине вырубил, не отстал от напарников.
Два раза, прямо на разлапистых кедрах сидя, подтягивал к себе хищника, отвлекая левой рукой клыкастую мордочку, хватал правой за шею. Не получалось в одиночку набрасывать на голову зверька специальный пакет: чтобы ухо легче было достать и в зубы не попасться. Просто прижимал пленника к колену и метку на ухо надевал, проткнув дырочку острым ножом (к стволу дерева надо ушко пристроить!).
Это самый ответственный момент. Нельзя большую дырку делать, метка сорвется, а в маленькую штырек трудно вставить. Да и соболь-то не сидит спокойно, не поймет, зачем его схватили, ревет, молнии в глазах сверкают. Зубы ой какие острые у него!
Один только раз раньше еще прозевал Николай, чуть без пальца не остался. Пришлось клыки палкой разжимать и с мясом палец из них вырывать. Кличку тому соболю Аскыр дали, и увез он его вместе с Алтыном и Маной на ВДНХ. Много радости было на лицах у посетителей павильона, куда определили сибирских дикарей для контраста со звероводческими экземплярами. Те, обленившиеся и зажиревшие, никакого сравнения не выдерживали, а таежники могли и за палец сцапать зазевавшихся.
Все шло вначале хорошо, но часто зверьки вниз прыгали, не хотели выступать в виде подопытных кроликов. Результат: медленно материал набирался. За три года двадцать семь соболей пометили. Девять из них повторно ловились, двух выпускали заново, а четыре уходили за пределы участка на 15—30 километров. С помощью соседей-охотников удалось это узнать, по меткам, возвращенным на второй и даже третий год.
На грани смерти
Сам же ученый и охотник в одном лице едва не погиб. Сорвался он с дерева, когда лез за очередным соболем, чудом успел за сук схватиться, а на втором его куртка зацепилась.
В тот день и произошла памятная встреча с медведями. Ланку он на поводке вел, чтобы не вернулась к соболю, оставшемуся на дереве (хватило ума дальше не лезть за ним после срыва!). Николай спешил в избушку и бегом бежал вниз по кедровому склону.
Кто-то впереди зафыркал, зашумел. На дерево вскарабкался медведь, вернее медвежонок, хотя сентябрь уже кончался. Вдали мелькнул другой крупный зверь. Николай затаился, и собака легла сзади в мох. Медведица пыхтела где-то внизу в высокотравье. Разглядел ее охотник и выстрелил.
Молчание разорвалось через минуту истошным криком. Собаку отвязал, думал подранок ревет и на нее бросится. Убежала она в избушку, а кричал второй медвежонок, который в траве прятался. Стрелял Николай медведей по нужде, и то только когда оленей не было. Но тогда медведицу они съели втроем и еще соседей угостили.
Предупреждение от Чары
Вырабатывалось у Николая чувство осторожности не сразу, постепенно. Приучили его долгие годы к привычке надеяться на себя, только на свои силы. И даже когда казалось, они были на пределе, он находил выход из трудного положения, откуда-то брались новые силы.
Проваливался под лед, встречался накоротке с медведем, тушил загоревшуюся юрту, ночевал у костра в тридцати-сорокаградусный мороз — все нипочем!
Однажды, наверное, Бог его спас. Заночевал Николай на краю старой гари. Костер развел, на лапнике вытянулся, оглянулся по сторонам: все деревья ровно стоят. Уснул. И чудится: вроде бы, смотрит на него собака его первая Чара. Подошла к нему, хвостом вильнула, потом зубы оскалила, будто осерчала за что-то.
— Чара, Чара,— позвал он, но собака прыгнула в кусты и совсем как волк растворилась в темноте.
Жутко стало Николаю, он вздрогнул и проснулся. Осмотрелся вокруг, видит: дерево одно наклонилось. Встал, перенес лапник, перетаскал дрова, костер на новом месте развел. Под утро дерево это упало. Как раз на его старую лежанку угодило…
В поисках собаки
Ланка, бежавшая впереди, вновь исчезла. Он по привычке запоминал, в какой стороне находится собака, и в этот раз быстро вышел на след, впереди которого виднелась четкая «двучетка» соболя, зверек шел спокойно, не напуган.
Через сорок минут охотник уже подбегал на звонкий лай. Лаяла собака с визгом и перемолчками. Николай догадался, что зверек прячется в дупле. Так оно и оказалось. Дупло открывалось наружу длинной узкой щелью, и было расположено в березе метрах в трех от земли. Пришлось делать небольшой помост из валежника, чтобы сделать выстрел из «тозовки».
Оставалось часа полтора светлого времени, и надо было спешить, до избы еще километра четыре. И снова ушла в поиск Ланка на последнем черничном перевальчике. Казалось, нет предела ее выносливости — настоящая восточносибирская лайка, черная, с белым пятном на груди.
Напрасно пытался найти ее след Николай, снега здесь выпало мало, и темнота сгущалась. Он добрался в зимовье, растопил печь, перекусил, развешал на просушку одежду и обувь, переоделся в сухое и с фонариком пошел обратно. Долго звал Ланку, путался в ее следах, стрелял — все бесполезно.
Как прошла ночь, не вспомнить. На память пришел рассказ знакомого промысловика, как разорвала медведица двух его собак, оставшихся ночевать на берлоге. Молодого кобеля она разорвала пополам сверху над берлогой, а мать его с вырванным животом валялась в стороне. «Хорошо хоть Ланка не медвежатница!» — укладываясь спать, тешил себя мыслью Николай.
Утром он нашел следы преследования собакой крупного «кота» и, забыв об усталости, бросился в погоню. Два часа подъема в хребет не охладили пыл охотника, казалось, вот-вот расслышит он знакомый голос. Третий час не принес ничего нового. Соболь бежал все теми же длинными прыжками без устали, видно, подшумели они его с собакой вчера, оторвался от преследователя, а сил у Ланки за день поубавилось, не смогла накоротке его достать.
Вышел Николай по следу собаки к нижней избе, определив, что не меньше десятка километров пробежала вчера вечером и ночью Ланка. В избе нашел записку Александра. В ней сообщалось, что собака долго лаяла на горе и лишь под утро пришла к избе. Накормил лайку охотник, но утром она ушла назад в избу Николая.
Вернувшись домой, хозяин нашел собаку в будке. Она виновато виляла хвостом, будто винясь за вчерашний промах. Николай погладил ее по голове, запустил в избу, чтобы оттаяли налипшие сосульки, и накормил до отвала. Сколько километров она набегала — одному Богу известно, а все так же весела и ласкова!
За оленем
Охота не была бы охотой, если бы из одних неудач состояла. Николай отправился на поиски оленей по первому снегу. Ему как раз тогда дополнительное задание дали из института: испытать пахучие и мясные приманки, под него и лицензию выделили.
Шел мокрый липкий снег, налетал зарядами. Охотник заметил какое-то пятно на поляне, но не придал этому большого значения — мало ли темных кочек среди кустов да полян. Прошагал полкилометра и встретил следы оленей.
Выслеживая, он оказался на той же поляне и вновь разглядел ту же «кочку», оказавшуюся спящим копытным. Приблизившись, заметил в кустах целую группу оленей во главе с вожаком. Животные не стали долго ждать, кинулись бежать, второпях Николай промазал, а на втором патроне затвор заклинило.
И вторая встреча с оленем не принесла успеха: слишком далеко он оказался, пуля только чиркнула его снизу, не причинив вреда.
Спустившись к озеру и собрав попавшуюся в сетку рыбу, усталый, охотник он домой. Еще одна поляна на пути.
Николай мельком взглянул вперед и даже не удивился: прямо на него шел олень! Охотник сбросил понягу, присел, переводя дух и ожидая, когда зверь приблизится на выстрел.
Томительны секунды ожидания. Приподнялся, разглядел копытного, перепрыгнувшего ручеек и остановившегося в зарослях кустарниковой березки. Зверь смотрит в сторону, там Ланка промелькнула.
Медлить нельзя. Выстрел… олень мчится назад, точно своим следом. Вот он на мгновенье зависает в воздухе, и тут же, изломившись хребтом, падает на спину в ручей. За секунду до этого мушка, обгоняя его движение, точно легла на изгиб тела за лопаткой.
— Вот как надо стрелять! — крикнул Николай, хотя рядом с ним никого не было.
В другой раз охота на копытных, как вынужденное занятие, сорвалась из-за дневной пороши. На кормежке он потерял следы оленей. Пришлось назавтра снова подниматься в горы. Охотник взял на поводок собаку, у нее нос лучше запах улавливает.
Туман такой густой навалился, пустой круг получился, на свой след вышел. Может, леший водит или вновь невезуха. По компасу вышел на знакомое плато, вниз надо спускаться, но собака тянет в противоположную сторону. «Ладно, поверю тебе»,— мыслит Николай.
Ланка уверенно выводит его на следовину. Неловкий шаг, поскользнулся на камне и об него же коленом ударился. Проклятье. Теперь уж точно не дойду ко вчерашним кормовым набродам!..
И вдруг впереди из тумана выплыла фигура зверя с рогами. Постояла и двинулась дальше. Охотник уже упал в снег и собаку сзади себя пристроил, карабин изготовил к стрельбе. Зверя не видно, но он должен вот-вот появиться. Вновь перевел взгляд чуть дальше. Стоит олень с рогами точно там же.
Не наваждение ли это? Зверь будто выдохнул из себя утвердительный звук: «Бек!», и тут же спустился тропинкой, скрывшись за бугорком. Короткий промежуток времени, и появляется первый олень. Выстрел — зверь падает. Охота удачно закончилась, и все это благодаря Ланке!
Всему свой срок
Пролетели годы. Не стало Ланки, умерла она в тайге. Скрутило ее в три дня. До этого еще работала, четырех соболей нашла, правда, бегать долго не могла.
Еще раньше ушли в мир иной Чара, Вьюга и Карат. Выросла и отработала свое Дарка, тоже став соболятницей. Опухоль у нее врачи обнаружили при помощи новомодного УЗИ, но операцию делать отказались — возраст.
Полгода терпели, но стала собака слепнуть, и ноги у нее отнялись. Всему свой срок. Попросил Николай знакомого охотника Костю отвезти его в лес с Даркой. Взял на поводок. Снегу оказалось больше, чем он думал. Не только собаке, но и ему тяжело шагать. Так, отдыхая через каждую сотню метров, вел он одряхлевшую собаку, не понимавшую, что это ее последний путь.
За вторым бугром Николай свернул в сторону от дороги, протоптал тропу к большой упавшей еще летом сосне и привел сюда лайку. Она ткнулась в ствол дерева, незряче повела головой, очевидно, собираясь лечь. Человек обтоптал снег вокруг дерева, сломил несколько сучков и подвинул туда собаку.
«Хорошо, что смотрит в сторону и не видит»,— подумал он и спустил курок. Собака уронила голову на снег, так, будто прилегла отдохнуть, не издав ни звука. Хвост ее распушился, и она показалась ему необыкновенно красивой.
— А-а-а-а!.. — вдруг завыл он, глотая и слизывая нахлынувшие слезы и вскинув голову кверху.
Потом он скрючился пополам и едва не упал в снег, повторяя:
— Хорошо хоть не мучилась…
Закопав собаку снегом и завалив сверху сучьями, он пообещал себе вернуться весной и сделать могилу.
Два дня как неприкаянный он бродил по лесу, считал следы косуль, спугнул пару глухарей. Ни разу больше не выстрелил.
— Вот и кончилась моя охота! — вслух произнес он фразу, которая засела в мозгу.
Уехал домой на электричке. Уже подъезжая к городу, хватился — нет ножа. Отправился с новой электричкой, обошел предполагаемое место потери, нож так и не нашел.
— Так тебе и надо, — решил он. — Всему когда-то приходит конец!
Анатолий Зырянов, г. Красноярск
Этот материал был опубликован в нашей газете «Красноярский охотник и рыболов» в ноябре 2009 года.
