В выходной я гулял на лыжах в заснеженных полях и колках неподалеку от города. Охотничий сезон закрыт, но не сидеть же дома до весны… В одном месте попалась целая тропа каких-то следов в рыхлом сыпучем снегу.
Кто это тут бродил?
Отпечатки непонятные: крупные и и какие-то корявые, сразу видно, что не заячьи не лисьи. Но чьи? Снег рыхлый — сразу не поймешь. Козам в этих полях, вроде бы, делать нечего, домашней скотине — от деревень далеко.
Подозрительно похоже на собачьи, но эти-то как сюда попали, в морозные пустоши километров за пять от жилья? Рассуждая так, я потихоньку шел вдоль тропы.
Вдруг из ближнего колка выскочил заяц-русак и, словно ошпаренный, понесся поперек пашни мне навстречу. Что за чудеса? Заяц бегает среди дня, когда ему положено укромно отсыпаться на лежке, охотников тут, в зеленой зоне, быть не должно…
Я торопливо присел в кулигу бурьяна и вскоре увидел: из колка следом за русаком выбежал черный лохматый кобель. Явно не охотничий, чистокровный, как говорится, «дворянин». Он изо всех сил торопился, жарко дыша, язык на боку, оставляя струйку пара в стылом воздухе.
Бежал молча, лишь поскуливая от нетерпения и азарта. А за ним показались еще три собаки — рыжая, пестрая… Вот оно что, стая бродячих псов занимается самостоятельным промыслом! Последней, далеко отставая от всех, кое-как ковыляла, перебирая короткими кривыми лапами, вовсе паршивая шавка.
Я улыбнулся сам себе: ну и охотнички! Особенно эта «Каштанка». Шалишь, «братва», — заправского «стайера»-русачину вам не догнать…
Когда вся эта разношерстная, совсем не «барская» охота скрылась за бугром, я пошел в колок, глянуть, как это они сумели поднять его с лежки? Из опыта знаю: вытропить русака, распутав все его хитрые предрассветные петли, сдвойки и скидки, штука мудреная, не всегда даже опытному охотнику удается.
Но оказалось, у собачьей стаи была совсем иная метода. Ума она не требовала, никаких заячьих «кроссвордов» они не разгадывали, вели себя, на первый взгляд, совершенно бестолково.
Лихой этот русак, судя по всему, был единственным в окрестных подгородних палестинах. Собаки набрели на его ночные следы и принялись, вроде бы, без всякого понятия, но упорно и методично протаптывать все попадающиеся наброды: пройдет по одному, собьется — бросит, перейдет на другой.
Я вспомнил: рысь точно так же «бессмысленно» бродит в тайге по белячиным тропам и натоптышам — ан, где-нибудь и столкнет зайчишку! А тут — целая свора, торопиться им некуда, топчись да топчись.
И ведь «вытурили», в конце концов, длинноухого с теплой лежки! Получается, не так уж примитивно их поведение: стая применяла «метод коллективного подъема». Та-а-ак, тогда надо вернуться, посмотреть, чем закончилось преследование. И я повернул лыжи назад.
Браконьерский разбой
Иду и на ходу думаю: да не такие уж они бестолковые. Видать, многому научились, живя рядом с человеком. Разномастная, разнокалиберная эта орава действовала, на удивление, организованно.
По следам было видно, что могучий черный кобель все время исполнял роль загонщика, шел неотступно по следу. Те же, которые отставали, порой след бросали и, рассыпавшись веером, срезали дугу, устремляясь на перехват добычи, и ведь задавили длинноухого бегуна!
Я даже вздрогнул, вдруг увидев плотно утоптанную собаками площадку, на которой творилась расправа. Вид места браконьерского разбоя неприятно поразил и, честно сказать, разозлил.
Вот так собаки, ай да друзья человека! В зеленой зоне, последнего зайца! A обвинения падут опять на «злодеев-охотников»…
Вот они, настоящие хищники и живодеры! И ведь неслучайно сюда забрели за несколько километров от жилья, не первый раз.
Где-то там, на окраине, перебиваются каждая сама по себе, а на разбой «сговариваются» компанией. Как они собираются-то, по какому знаку? А куда теперь отправились?.. И я снова направил лыжи по следам.
Стая расположилась на отдых, словно волки на дневку, в километре от кровавой трапезы, на солнечной опушке березового перелеска. Разлеглись на снегу разноцветными клубками, подставив спины чуть пригревающим лучам. Первой вскочила, заметив мое приближение, криволапая шавка, визгливо тявкнула — вскочили и остальные.
И… опрометью бросились от меня прочь! Сзади снова, отставая и силясь изо всей мочи, ковыляла противная кривоножка, поднявшая тревогу. Не подпустили на двести шагов! Это меня больше всего поразило. К осторожной лисице, бывало, подойдешь вдвое ближе, да и к козам. А эти, домашние,— осторожнее диких зверей!
Морально-экологический вопрос
Я шел домой и все думал об этих псах. Ну, отправились в поля разгуляться, но так меня испугались — по-че-му?!
Ведь собаки же — извечные спутники человека! В нашем понимании — «друг, товарищ и брат». Неужто понимали, что нашкодили? Вздор, не могут они знать, что тут зеленая зона, что существуют охотничьи правила.
Выходит, занятие самостоятельным промыслом сразу пробудило в них все древние инстинкты диких хищников… Но ведь сотни тысяч лет живут рядом с человеком, стали домашними. А бросились от меня, словно совершенно дикие. Вот тебе и друг человека. Как будто стали расходиться пути у людей с бывшими подельниками: нам — в каменные джунгли, им — назад в лес, занимать чью-то опустевшую экологическую нишу.
Да, вопрос тут не просто моральный (приучили, а потом предали), но — морально-экологический. Ведь бродячие собаки — круглый год! — подчистую давят все живое вокруг населенных пунктов и дачных поселков. А мы долдоним друг другу о зонах покоя, о строгих охотничьих законах, ловим браконьеров.
Не друг и не враг собака — она зверь. Достаточно разумный, ухищренный вследствие близости с человеком, но, извините, абсолютно бессовестный! Совесть, стыд, мораль на земле даны лишь человеку. Да и то не каждому. Потому и я не смог в тот день найти для себя простой ответ, как поступать в сложившейся ситуации с «друзьями-предателями». Есть о чем поразмышлять. Но принимать какие-то меры необходимо…
Борис Петров
Этот материал был опубликован в нашей газете «Томский охотник и рыболов» в марте 2010 года.
