Чудная речка — Куланутпес. В сухое лето так не понять, куда она течет и течет ли вообще: то сгинет в камышах, то заблестит широким плесом. Вот и на карте ее пунктиром обозначают.
А один залетный поэт написал, будто Куланутпес — вовсе не речка, а нитка жемчуга, оброненная в горькой степи розовыми фламинго. Оба берега Куланутпеса высокие, крутые, потому и тихо в его омутах. Лишь сухо шуршат над камышовыми гривами синие стрекозы, да изредка ударит загадочный всплеск зеленоватой воды.
Говорят, в тихих омутах черти водятся. Говорят в шутку, а на Куланутпесе поговорка обернулась всерьез. Года два назад в самом глухом, набитом корягами омуте объявилась-таки нечистая сила. Черт или не черт, судите сами…
Про глухой омут и раньше шла молва, будто живет в нем неуловимая щука-оборотень ростом с нильского крокодила. Обжора из обжор. На глухой омут даже утки перестали садиться. Если плюхнется какая, то с концом. Видели зубастую немногие, зато охотников изловить поначалу было пруд пруди. Сколько в омуте пооставляли они крючков да блесен! Чуть не доглядел — зацеп. Не омут, а разорение.
Иным, правда, злюка попадалась на крючок, да что толку — как выдурит она из воды да как тряхнет башкой — блесна аж на берег вылетает. А если не отцепится обманка, щука — в камыши, в коряги. Запутает, замотает лесу и рвет, как гнилую нить.
Стали рыболовы подумывать, что щучка непростая, с загадочкой… И случай к тому вышел. Прошлым летом на глухом омуте посиживал с удой обстоятельный рыбачок Петро Пантюшкин. Вечерело, омут розовым взялся. Глядь — а посередке бучила два мокрых рожка объявились, как пальцы растопыренные…
Шевельнулись и тихохонько на Пантюшкина пошли. У Петра руки-ноги онемели: «Чур, чур!» — выдохнул он и на карачках едва уполз от беды. Расскажи такое кто-нибудь другой, не поверили бы, а обстоятельному мужичку вняли. Да и как отмахнуться от небылицы: после того случая стал Петро заикой и рыбальное дело прекратил.
С тех пор прозвали омут Чертовым. И не зря: рожки-то нет-нет, да сызнова из омута вырастут, будто перископ.
Рыбаки про то рассказывают, клянутся, языки на отсечение дают.
Испытание на прочность
Слухи о Чертовом омуте быстро охватили берега Куланутпеса и соседней Нуры, перекинулись в Ишим, спустились по Иртышу и вышли на обские просторы. Наконец, молва о невиданном рогатом жителе омута дошла до областного лектора на атеистические темы — заядлого рыболова Хамита Валиевича Апсалямова.
Россказни о щуке-оборотне, как говорится, задели лектора за живое, и Хамит Валиевич решил во что бы то ни стало развеять миф о рогатом чудище.
В ближайший выходной Апсалямов отправился на далекий Куланутпес. Подобно Пантюшкину, Хамит Валиевич был человеком тоже обстоятельным, спокойным, но, в отличие от первого, лишенный малейших предрассудков. Он капитально устроился на берегу Чертова омута, наловил плотвиц и еще раз осмотрел свою новую снасть.
Как человек серьезный, Хамит Валиевич перед рыбалкой проштудировал статью репортера местного телевидения, известного в округе щурятника Анатолия Брилева и смастерил уду по его категоричному совету: «Снасть нужна крепкая, надежная. Удилище — длинное и мощное — какое удержит рука. Леска — чуть короче удилища, сечение — минимум миллиметр. Такая не путается, не подведет. Поплавок — тоже большой, с куриное яйцо, из пенопласта. Тяжелое грузило не даст живцу всплывать или забиваться в траву. Лучший крючок — кованый. Привяжите сразу два. На одного нацепите живца, другой будет свободно висеть рядом. Не сомневайтесь: он-то, скорее всего, и сработает!».
Подобную снасть и осматривал Хамит Валиевич. Он аккуратно нацепил на крючок самого прыткого живца и так же аккуратно с помощью гигантского удилища опустил его в сонную середку Чертова омута. Поплавок, подрыгав, успокоился, удилище улеглось на подставку, а Хамит Валиевич не спеша закурил. Постоянное курение было, пожалуй, единственным недостатком гармонично организованной личности лектора. Он кадил постоянно, как Ключевская сопка…
С годами дым делал свое: слегка вьющиеся волосы Хамита Валиевича стали пепельно-светлыми, пальцы — янтарными. Пожелтела и кожа лица — прямоносого, проницательного, с жесткими горьковатыми морщинками вокруг упрямо сжатого рта и узких от вечного напряжения мысли голубых глаз. Только голубые глаза и не поддавались дыму…
Было, как обычно, тихо. Поплавок спокойно лежал на зеленоватой воде, в камышах ворожили стрекозы, и в самое небо ввинчивалась спираль табачного дымка, как бы иллюстрируя бесконечность хода мыслей убежденного атеиста. Задуматься было о чем. Шанс на скорую удачу мал, а суеверия живучи.
К концу рыбалки дым погустел. К раздумьям о пережитках прошлого прибавилось смутное беспокойство: впервые Апсалямов возвращался с реки без улова, а его вспыльчивая жена Галия — большая любительница рыбного застолья. Пятилетний сын Тимурка тоже огорчится. Он первый встречает отца и заглядывает в рюкзак…
Да, тяжело было переступать домашний порог удачливому прежде рыболову. К ногам тотчас подкатился шустрый белобрысый Тимурка и, тыча пальцем в рюкзак, как обычно, угадывал:
— Чука! Чука!
Отец улыбнулся как можно ласковей и, заглянув в безбровые синьки сыновьих глаз, объяснил:
— Понимаешь, батырка, уплыли наши щуки. Но я их поймаю. Вот тебе конфетка.
Тимурка отстранил протянутую конфету и, потроша рюкзак, повизгивал от нетерпения и скорой радости. Но «чуки» в рюкзаке не было…
За этой сценкой, холодно поблескивая стеклами очков, из кухонного проема двери молча и подозрительно наблюдала Галия.
Хамит Валиевич сразу определил, что означало молчание многословной жены. И поспешил разрядить обстановку.
— Понимаешь, я, выражаясь фигурально, черта ловлю. Сейчас не добыча важна. Я потом наловлю этой рыбы. Мне надо покончить с мифом. Видишь ли… — Хамиту Валиевичу следовало выражаться покороче: Галия дольше не могла ни видеть, ни слушать. Ее попросту дурачат.
— Знаю я, на какой ты был рыбалке! Сказки можешь Тимуру рассказывать! — Галия в гневе закрыла кухонную дверь. Хамит Валиевич тоже поступил запальчиво: хлопнув дверью, он укрылся в своем кабинете.
Вторая пустая рыбалка подвергла семейные узы Апсалямовых еще более суровому испытанию. В вопросе о добыче жена и сын заняли глухую позицию непонимания. Галия считала, что муж валяет дурака, а Тимурка каждый раз безутешно хныкал возле пустого рюкзака.
И все же лектор не отступался от задуманного, хотя рыбалка на Чертовом омуте доставляла и другие неприятности. Среди рыболовов быстро разошелся слух, что за Чертов омут принялся сам лектор по атеизму. Хамит Валиевич частенько ловил на себе взгляды проходивших мимо старичков-рыболовов, слышал их судачества:
— А то он, дурак, жди-ка, клюнет…
— Динамитом его надо, вот чем…
— Жилистый характер у лехтура…
Хамит Валиевич курил…
Развенчание
…Поплавок-яйцо чуть-чуть подрагивал, норовя уплыть к зеленым блинчикам кувшинок. С живцами вышла незадача. Вместо плотвиц попался крупный подъязок. Ишь, как поплавок воду зыбит… Вдруг шарик с бульканьем ушел под воду, вынырнул и резво пошел к камышам. Хамит Валиевич бросил окурок, резко подсек.
Есть! Бастриковое удилище выгнулось дугой, леса алмазом резанула стекло омута. Что-то большое потянуло к камышам, но перед самыми зарослями ракетой выперло из омута. Щучища! Громадная, с оскаленной пастью щука все лезла, лезла из воды, встала на хвост и, перед тем, как тяжело осесть, могутно затряслась. В миг, когда от щучьей встряски качнулись берега, в этот-то миг…
Кого из рыболовов не парализовала бы подобная картина! И ни один из них в подобных испытаниях хоть на миг, но ослаблял лесу и платился удачей. Зато Хамит Валиевич, внутренне подготовив себя и на такой случай, во время «свечки» спуску щуке не дал. В момент, когда она вышла из воды, он сильно рванул к себе лесу.
Тяжело, нехотя щука завалилась на бок и ахнулась на самую кромку камышей. Не успела она ударить хвостом, как лектор оседлал широкую спину хищницы. Хамит Валиевич поправил съехавшую на глаза шляпу. И тут же щука так поддала хвостом так, что он плашмя упал на добычу, машинально схватившись… за ее рога!
Серые, чешуйчатые рожки, торчащие у щуки на загривке, не могли быть галлюцинацией. Хамит Валиевич ощущал их костяную твердость; осклизлые, холодные, они рвались из пальцев, но никакая сила не могла бы теперь избавиться от мертвой хватки атеиста.
Апсалямов отволок пудовую щуку подальше от берега, закурил и внимательно присмотрелся к рожкам. Вон оно что! Восстановить происхождение рожек теперь было нетрудно.
…Хозяйка зеленого омута нежилась на солнышке у самой поверхности воды. Дремала… В эту блаженную минуту и упал на ее загривок беркут. По самый позвонок вонзились крючковатые когти. Но щука оказалась не по когтям. Рыбина метнулась ко дну, потащила за собой птицу. Беркут захлебнулся, так и не разжав когтей. Долго таскала на себе щука мертвеца, пока тот не развалился. А култышки сухих беркутиных лап остались на щуке, торчали рогатулькой. Их-то и видели рыбаки…
Апсалямов поспешил в город. Теперь все узнают про липового черта!
Близкий триумф
…Дома никого не было. Хамит Валиевич оставил щуку на кухне, а сам поспешил к редактору новостей областной газеты Максу Добренко и телерепортеру Анатолию Брилеву. О рогатой щуке, принятой за черта, надо рассказать в газете, показать ее по телевидению. Какой прекрасный факт для развенчания суеверий!
На беду лектора оба корреспондента были на каких-то спортивных соревнованиях. Только часа через два все трое оказались в сборе и, вооруженные фото- и телекамерой, поехали к Апсалямову.
Уже в подъезде Хамит Валиевич уловил родной запах рыбного пирога. Он блаженно улыбнулся, но вдруг страшная догадка перекосила его лицо. Огромными прыжками Хамит Валиевич ринулся вверх по лестнице, вбежал на кухню, где весело хлопотала Галия, и, увернувшись от ее поцелуя, закричал:
— Кто тебя просил его жарить? Где щукины рога?
Щеки Галии уже пылали от жара духовки, и, чтобы выразить поднявшийся гнев, она лишь повысила голос:
— Черт меня дернул взяться за эту срамотину! Я тут упласталась, а на меня еще орут!
— Давай рога! — не отступался муж.
— Какие рога? Эти култышки-то? Выбросила с потрохами. Мусорка только что подъезжала.
Хамит Валиевич охнул и обессилено осел на стул. Стиснул виски. Репортеры, потоптавшись, попрощались.
Немного успокоился Хамит Валиевич только к вечеру, после того, как пришла утешительная мысль — изготовить сувенир из головы щуки. Он крепко посолил ее, потом, распялив пасть, недели две сушил на балконе и, наконец, покрыл бесцветным лаком. Сувенир впечатлял.
Оскаленную голову можно было созерцать часами. Иной раз она прямо-таки оживала в руках, плыла, изготавливаясь для броска. И глаз щуки бесовски косился, наливался злобой. «Шалишь!» — отшучивался Апсалямов, ставя голову на книжный шкаф. Он вновь надумал пригласить Брилева, чтобы запечатлеть себя с редкостным и памятным трофеем…
Стоит уточнить, что Хамиту Валиевичу доводилось любоваться своим трофеем лишь в те часы, когда дома не было Тимурки. Едва малыш переступал порог, как зубастые мощи мигом переходили в его руки. Что только ни проделывал с ними проказник: пугал из-за угла родителей, возил на веревочке, наводил ужас на обитателей аквариума. Но самой любимой была такая игра: сплетет Тимурка кукиш и сует в пасть: «Чука, на, на, ешь!» — потом зажмурит глаза, напустит на себя страху и с криком отдергивает руку.
Хамит Валиевич только радовался: смальства приучается сын к рыбацкому делу. Оставляя Тимурку одного в квартире, он был спокоен: у малыша имеется забава.
Так было и на этот раз. Поджидая отца с работы, Тимурка затеял игру еще поинтереснее. Он подвесил щучью голову к палке и, раскачав, дразнил ее вяленой рыбкой. Когда голова «приплывала», от страха даже пятки чесались. Особенно жутко, если зажмуришь глаза…
Вдруг резкая боль обожгла руку. Тимурка закричал, глядя, как из разлинованной кожи засочилась кровь. Он взревел еще пуще, замотал руку и, озлившись, побежал к слесарному ящику. Тяжелый молоток пришлось нести двумя руками. Тимурка прикосолапил к обидчице и — бац, бац! — по зубам, чтоб не кусалась! Желтые клыки и куски челюсти весело разлетелись по полу.
В пасти не осталось ни единого зуба. Боль в руке утихла. Тимурка уставился на щучью голову, бросил молоток и рассмеялся. Разинутая, бесклыкая пасть была уже не злой, а доброй. Она беззвучно хохотала, как беззубая баба-яга.
В эту минуту отворилась дверь, и на пороге появились Хамит Валиевич и Брилев с фотоаппаратом.
Немая сцена…
Юрий Чернов, Новосибирская область
