Большинству охотников совершенно незнакома правильная охота на стрепетов с легавой собакой. Много лет и я ее не знал, пока судьба не забросила меня на настоящую степную окраину. Охотясь в Европейской России, правда, удавалось в сезон вышибать из налетевшей стаи одного, много двух стрепетов, но чтобы нарочно на них охотиться или слышать рассказ об охоте на них с собакой, без заездов — никогда.
После двух лет знакомства с этой охотой, когда я своим товарищам показывал трофеи в виде десяти или пяти штук стрепетов, убитых в какие-нибудь три-четыре часа времени, то возбуждал одно удивление. Нужен был для каждого личный опыт, чтобы рассеять сомнения, насчет возможности класть стрепетов в ягдташ, так же свободно, как и молодых тетеревей в России.
Вот как крепок рутинный взгляд на эту охоту, почерпнутый из охотничьих книг, которые все дают охоту на стрепетов только заездами и без собаки. В настоящее время я могу насчитать в городе Верном более десятка охотников с легавой на стрепетов и в том числе самого упрямого противника этой охоты, теперь сделавшегося самым ярым, страстным охотником, убившего за настоящий сезон до 87 штук.
«Владения» степной дичи и… волков
Семиречинскую область, с частью Семипалатинской и Туркестанской, можно смело назвать громадным царством стрепетов и дроф. Если взять почтовый тракт от города Чимкента на город Верный до города Семипалатинска, на расстоянии около 2000 верст (свыше 2130 километров. — Прим. редакции), идущий параллельно хребтам гор Александровских и Алатау, то вся площадь к северо-западу, на 500 верст (свыше 530 километров. — Прим. редакции) ширины от дороги, представляет собою сплошную степь, к югу — поросшую полынью, перемешанной с осолодкой и ковылем, к горам — в виде узкой культурной полосы, а к озеру Балхашу — переходящую в песчаные бугры и голый песок.
Площадь эта есть царство стрепетов, куропаток и дроф. Исключение составляют берега больших рек, впадающих в озеро Балхаш, покрытые лесами или грандиозными камышами, в которых гнездятся тысячами фазаны, кабаны и сотнями тигры. Едущему с ружьем по этому почтовому тракту в августе иль сентябре, никакого запасу пороха и дроби не хватит на стрельбу из почтовой кибитки по куропаткам, стрепетам, дрофам и сайгакам.
Мне много раз приходилось ездить по этой дороге и в настоящее время на этот путь я никогда не беру ружья, дабы не множить количество дичи, убиваемой проезжими без какой-либо пользы для себя.
Едешь обыкновению по службе и убитую дичь приходится дарить станционным старостам. Не дожидаться же на невзрачной станции, пока соблаговолит господин староста изжарить дичь?! Впрочем, старосты очень и очень любят услужить такому проезжему.
Если же беру в дорогу оружие, то штуцер или карманный револьвер для попадающихся по дороге волков, которых приходится встречать немало. Извините за отступление, но не могу не рассказать случай, бывший со мною на этом тракте. Ехал я в 1882 году, в марте-месяце, в город Капал. Между Куголинскою и Царицынскою станциями застигла меня ночь, темная и дождливая.
Забившись в угол кибитки, я крепко заснул, но вдруг был крайне бесцеремонно разбужен своим возницею, ямщиком-киргизом, еле говорившим по-русски. Тройка лошадей, везших меня, стоит, а киргиз, несмотря на то что я, проснувшись, успел выругать его за остановку, тормошит меня, что есть силы, приговаривая: «стреляй, да стреляй!». А сам употребляет все усилия, чтобы вытолкнуть меня из кибитки.
— Да в кого, черт тебя возьми, стрелять-то?!
— Волк, волк!
— Ружья нет, шайтан ты этакий!
Заупрямился мой возница: не повезу дальше, если не будешь стрелять, видишь — волк дурной. Ну что с таким нахалом делать? Привыкли здешние ямщики, что каждый проезжий имеет с собою ружье. Конечно, он был уверен, что я ленюсь только встать и, хотя в действительности не хотелось лезть в грязь, но делать нечего — вылез из кибитки с карманным револьвером.
Не более как в четырех шагах от левой пристяжки увидел я какое-то темное пятно. Лошадь фыркает и жмется к оглобле. Выстрелить было делом одной секунды, пятно сильно задвигалось в бок, но рядом со мною, почти в двух шагах, с шумом задвигались еще два таких же пятна, обдавши меня грязью.
Лошади понеслись… и я остался в степи один. Как я не заметил этих двух волков, на сторону которых вылезал из кибитки и как киргиз не указал на них, а только на переднего? Почему так смелы были волки, на которых я почти в упор слезал из кибитки? Этого я объяснить не могу.
Неожиданность соседства так меня ошеломила, что я разрядил все каморы револьвера по бывшим моим соседям, без всякого, вероятно, вреда для них. Сам же остался на дороге без всякой защиты от неприятно моросившего дождя.
Волки были действительно дурные, то есть или слишком голодные, или просто шальные, а таких волков киргизы не любят, — вот вся причина настойчивого требования киргиза-ямщика. Уехать же от них, по тщедушности здешних волков, ямщик мог без всякого опасения загнать лошадей. Но он, вероятно, берег собственную шкуру: неравен час, вдруг на обратном пути ему придется на этом же месте снова встретиться с волками?
Не могу при этом не вспомнить еще одну странную, но полезную настойчивость здешних жителей. Несетесь вы на тройке, что называется, во весь дух. Вдруг киргиз-ямщик сразу осаживает лошадей, бросает вам вожжи в руки и идет бить кнутом змею, греющуюся па солнце сбоку дороги. Как энергично вы ни ругайтесь и что вы там ни делайте, а пока он не убьет гадину и не притащит ее на середину дороги, до тех пор не сядет в повозку.
А затем будьте уверены, что если по этой дороге проедут сотни киргиз, то каждый из них, хотя раз, ударит нагайкой змею, несмотря на то что она уже бездыханна после первого кнута. Вот если бы такая настойчивость да у нашего брата-охотника на ястребов — врагов пернатых…
Сезонные особенности
Места, где водятся стрепеты в Верном, начинаются почти вплоть за чертою города. Где только нет пашни и выдалось десятин пять или десять никогда не пахавшейся земли с ковылем, полынью, осолодкой, — тут и стрепеты. Конечно, чем дальше от города, тем стрепетов больше, но двадцать верст (около 21,3 километра. — Прим. редакции) почти предельная дистанция для самого страстного и ненасытного охотника.
Описывать оперение стрепета не буду, так как оно всем известно. Скажу только, что весною оперение самца резко отличается от самки, с июля же месяца оно одинаково. В общем осеннее оперение несколько темнее весеннего и нет уже зеленовато-серого отлива.
Валового весеннего пролета я не мог заметить, но, вероятно, он совершается ночью. Обыкновенно случается так, что вчера еще не было стрепетов, а сегодня ранним утром, на тех же местах, они летают всюду стайками в пять-шесть штук. К нам прилетают они обыкновенно в конце марта или в начале апреля.
Прошлогодняя трава в степи высохла, места на полях сделались открытыми, а потому и стрепет с прилета так сторожек, что в это время на них нет никакой охоты. Случается, выдается такая местность, что можно бы подползти вплоть к стайке, но тут стрепет — умница. Один из стаи, зачуя опасность, все время будет подпархивать на аршин (около 70 сантиметров. — Прим. редакции) от земли, пока не увидит все ваши эволюции, и затем унеслась стайка, пропали все ваши надежды на овражек, лощинку и прочую благоприятную местность.
С половины апреля и в мае стайки разбиваются и, если теплая погода установилась, начинаются стрепетиные тока. Наблюдать их можно по утрам до восхода солнца и вечером к закату. Крик стрепетов, удачно выраженный Аксаковым в «Записках ружейного охотника» слогом «пржи», несется отовсюду в степи.
Так как весною каждая пташка, успокаиваясь на ночь, поет свою благодарность за прожитый день, то новичку-охотнику чрезвычайно трудно в общем концерте живой природы различить глухой, без всякого резонанса, крик стрепета-самца. Но раз привыкло ваше ухо к этому крику, вы безошибочно можете указать район места, откуда несутся эти звуки.
Крик этот очень обманчив: всегда кажется, что он раздается очень близко, в действительности же этого нет. Нужно взять верно направление, а затем можно считать стрепета в ягдташе, так как он с большим неудовольствием оставляет излюбленное место. Мне приходилось промазывать на току по самцу. А дня через два-три на том же месте он кричит снова.
Путь к току
Без собаки выпугнуть стрепета очень трудно: вытопчешь кругом место, откуда несся крик самца, и только в редких случаях удается поднять его. С собакою же другое дело. Взяв направление по крику, идешь в сторону по дуге шагов на 50 или 70, и здесь останавливаешься, ждешь повторения крика.
Затем оба замеченные направления принимаешь за радиусы и идешь по ним к центру или к точке, откуда неслись звуки. Если кто не обладает тонким слухом, можно взять еще два противоположных радиуса. Хотя это будет мешкотно, но зато ток будет найден безошибочно.
Заприметив таким образом место крика стрепета, берешь собаку к ноге и идешь пешком к нему, шагов на 60, по временам сворачиваешь, будто в сторону, дабы обмануть бдительность стрепета, а сам делаешь кривую и все-таки приближаешься к нему.
Шагах в тридцати пускаешь собаку вперед, по возможности против ветра; она живо причуивает весеннего стрепета. Как только собака потянула, смотришь зорко кругом: он тут совсем близко и вспорхнет так сильно, что нужно обладать крепкими нервами, чтобы не «пропуделять» по стрепету.
Нередко случается, что собака пройдет дальше, будто мимо намеченного тока, — тут следует остановиться и выждать, ибо собака не обманывается, а только поверяет свой чух. Не успеет она сделать полукруга в обратном направлении, как стрепет, шагах в десяти или в пяти от вас, а иногда чуть что, не зацепив ягдташ, бешено взрывается в воздух.
В прошлую весну, в конце мая, подойдя к самому току, я пустил свою Пушку, сеттера, искать. Собака, круто повернув в мою сторону, сделала мертвую стойку шагах в пятнадцати, прямо на меня. Ну, думаю, зачуяла верно в моем ягдташе двух только что убитых стрепетов, но сам стою и присматриваюсь.
Вдруг впереди вижу бегущего стрепета, с полураскрытыми крыльями, почти стелящегося по земле, прямо к моим ногам. Я крикнул на него и нужно было видеть испуг стрепета. Он взвился вверх, и я бессовестно… промазал по нему.
С настоящего случая, прийдя на стрепетиный ток, я позволяю собаке ходить, где ей угодно, а сам стою неподвижно на месте. Вероятно, стрепет принял мои сапоги за более густую кочку или кустик полыни, если искал в них убежища.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
И. Старов, г. Верный, 1884 год
Рассказ о практиковавшихся в конце XIX столетия способах охоты приводится исключительно с целью ознакомления с историей охотничьего дела в России. В настоящее время охотники должны руководствоваться нормами действующего законодательства.
