Сижу я ночью на берегу реки со «стукалкой» на налима, а над водой обрывки тумана, как бродящие по полю овечки, тихо стелятся, постепенно сбиваясь в плотные кучи, предвещающие близость рассвета. Вот тут как раз в самый неожиданный момент у меня и клюнуло. Да так, что я не удержался и с высокого яра головой вниз бултыхнулся!
А меня там уже поджидали две хмурые личности — огромные ротаны, плотно сжавшие меня с боков так, что и не пошевелиться.
Если кто не знает, ротаны — это рыбы такие, с рогами, точь-в-точь как на касках у буржуинов из детских книжек про мальчиша-кибальчиша. Зловредные создания.
Толчками потащили они меня, хоть я и отчаянно сопротивлялся, прямиком в подводные палаты судейские. А там налим в черной мантии взад-вперед похаживает, да ус плавником приглаживает. В присяжном закутке толпятся, рассаживаясь, черви дождевые да навозные, ручейники да бормыши, короеды да опарыши, и все, как по команде на меня осуждающе уставились. «Ну все, — думаю, — пропал я ни за крючок, ни за грузило!».
А в прокурорском кресле сидит мой гольян, да в каких-то бумагах, посверкивая чешуей, все роется. Что гольян это мой, тут никаких сомнений быть не может — вон, на спине дырки от моего крючка даже отсюда, со скамьи подсудимых, разглядеть можно.
Пригляделся я ладом, а это и не бумаги вовсе, а мой охотбилет у него на столе расстелен. Он, пучеглазый, видать, уплатой моих членских взносов плотненько заинтересовался. Даром, что хладнокровные, а ведь все равно под теплокровных подогнать норовят! Мелькнула, правда, мысль: «Хоть бы тритона какого завалящего, воздухом дышащего, как и я, в адвокаты мне определили». Но вот развиться как-то не успела.
Тут налим, напялив очки для солидности, в закидушечный колокольчик звякнул и заревел на меня громовым голосом. Да так быстро, что сидящая рядом секретарем зеленоволосая русалка едва поспевала стенографировать:
— А по какому такому закону-праву ты покой наш подводный нарушаешь своим стуком?
И гольян мой тут как тут:
— Ваше слизистое мокрейшество! Обратите ваше внимание на то, что он, окаянный, на крючок меня насадил, а линейкой померить — промысловых я размеров али нет, — даже и не удосужился!
— А вот мы, — загремел налим так, что аж пузыри из пасти во все стороны полетели, — его самого, это бесхвостое создание, прямо сейчас и померяем!
И, схватив линейку плавником, стал приближаться ко мне, все сильнее и сильнее ее над своей головой раскручивая. Попробовал я было трепыхнуться — да куда там! Ротаны меня своей слизью к скамье подсудимых так приклеили, что не шелохнуться, а для верности еще и за плечи плавниками придерживают. Эх, тут бы мне заорать что есть мочи напоследок, но остатки воздуха еще больше растерять боюсь. Только и осталось — мычать сквозь зубы и голову втянуть подальше в плечи, да еще глаза прищурить, чтобы хоть не так страшно было.
Тем временем подплыл ко мне налим, да так линейкой по голове треснул, что в ушах зазвенело…
Прислушался я ладом, а это вовсе и не в ушах звенит, это будильник мой грохочет. Это он, металлическая его душа, на рыбалку, стало быть, меня будит. Соскочил я весь взъерошенный, в поту, кругом темно. Только собранный с вечера рюкзак из темного угла клапанами боковых карманов подмигивает, а клапаном центрального большого кармана, оценивая мой внешний облик, ехидненько так щерится.
С разворота закидываю рюкзак в самый дальний, самый темный угол и заваливаюсь спать как все нормальные люди — до утра.
Юрий Строганов
Этот рассказ был опубликован в нашей газете «Алтайский охотник и рыболов» в июне 2009 года.
