…Нужно мне было по службе побывать в Городницком уезде около Замглая, когда-то славившегося обилием всякой дичи, да и теперь здесь волков много, зайцев тьма, изредка попадаются и козы; лисицы стали редки, — много травят стрихнином. Время стояло хорошее, хотелось убить зараз двух зайцев — и службу царскую справить, и с ружьем душу отвести, тем более что дела служебного предстояло всего часа на два.
В то время жил в Чернигове мой хороший знакомый П. И. Богинский, старый охотник, который всегда рад случаю побывать в лесу. П.И. с радостью согласился ехать; долго мы решали брать ли гончих с собой или охотиться облавою, и отдав предпочтение последнему способу, выехали седьмого числа утром.
Меня всюду сопровождает мой сеттер Нора, а теперь была самая пора… До места ехать нужно было всего 65 верст (меньше 70 километров. — Прим. редакции) по шоссе. Часов в пять вечера, добравшись до станции Замглай, мы получили самые неутешительные известия: коз нет, волков не слышно, даже зайцы — и те в отлучке.
Мы все-таки распорядились к утру собрать десятка два мальчиков, с тем чтобы на авось прогнать квартала два-три в казенном лесу. Восьмого рано утром разбудил меня объездчик, ходивший в соседнюю деревню за загонщиками, и доложил, что, кажется, поблизости есть выводок волков, что ему об этом сказал дед Иван, старый охотник, бывший когда-то ловчим у князя Паскевича; что дед хотел на зорьке подвыть и дать знать.
Только что я успел поделиться с П. И. приятным известием, как на двор почтовой станции ввалилась целая гурьба мужиков с дедом Иваном во главе. Волков тут, судя по словам местных, всего штук десять.
Было часов восемь утра, и так как до места охоты оказывалось всего версты четыре (менее 4,3 километра. — Прим. редакции), то дед просил обождать до полдня, уверяя, «что волки крепче лежать будут, — у них в полдень самый сон». П. И. доказывает, что самый сон у волков в десять часов.
Поспорив о часе волчьего сна, мы тронулись в девять часов и с десяти были на поляне в полуверсте (свыше 530 метров. — Прим. редакции) от места облавы. Пересчитали мужиков: оказалось нас двое, да помощник лесничьего Ф. — с двухстволками, пять человек лесной стражи и три крестьянина — с одностволками, всего одиннадцать человек с ружьями, и загонщиков было человек 20.
Мы беспокоились, что с такими силами ничего не поделаешь и упустишь волков, но старик наш уверял, что он так обведет, что волкам некуда деваться будет: «все равно как в мешке». В одиннадцать часов пошли загонщики, а через четверть часа поплелись и мы занимать места. На первом номере, на поляне, дед поставил крестьянина.
— А паны — в гущак, в гущак! — суетился старик, но П. И., по некоторым обстоятельствам, пожелал остаться на номере втором, на той же поляне.
Меня поставили в гущак, как раз на средине; вся линия стрелков занимала по дуге не более 400 шагов. Не успели последние стрелки занять свои места, как шагах в 300 от нас, послышался шум туканов.
Но тут произошло нечто необычайное, поразившее как нас, стрелков, так и загонщиков, которые растерялись и замолкли. Дело в том, что волки, услыхав гуканье загона, подняли такой страшный вой всем выводком, и старые, и малые, что не только загонщики, но мы, старые охотники, не знали что сие значит.
Вой при полной тишине облавы продолжался минуты две. Люди не хотели помешать зверю пропеть свою «отходную». Затем загонщики дружно гукнули, чрез пять минут грянул первый выстрел и… пошла потеха.
Волки лезли на смерть, как шальные; чрез четверть часа все было кончено. В результате убито: два старых и шесть молодых. Из всего выводка ушел только один молодой, по которому стрелял крестьянин с первого номера.
На долю П. И., проклинавшего обстоятельство, помешавшее ему занять место в гущаке, все-таки достался один прибылой волк, которого он, за линией стрелков уложил шагах в шестидесяти…
Я охочусь двадцать лет с лишком, П. И. — почти вдвое столько, а 75-летний дед Иван и того больше; но никому из нас не доводилось раньше слышать, чтобы волки угощали охотников концертом, после того как кричане начнут свое дело.
Господин Лепковский, 1884 год
