Идти им пришлось ощупью: было так темно, что Александр Николаевич не видел Ильи, шагавшего перед ним. Рискуя на каждом шагу сломать шею или выхлестнуть глаз, они шли, раздвигая руками ветви кустов, обсыпавших их каплями воды.
ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО — В № 4—5 (131—132), № 6—7 (133—134) и № 8 (135).
Выбрались, наконец, на небольшую полянку и на краю ее под деревьями увидели две блестящие точки: то были огоньки папирос Зарецкого и Эдуарда Карловича, расположившихся здесь ждать их.
— Черт знает, какая неудача, — с досадою заговорил Зарецкий. — Теперь нечего и думать убить что-нибудь. Вы что там, в небо что ли стреляли?
— В глухаря, — отвечал Александр Николаевич и рассказал о своей неудаче. — Что же мы теперь делать будем? — прибавил он в заключение.
— Пойдемте дальше, — предложил Эдуард Карлович. — Я знаю другое место, там утром непременно глухари петь будут. Мы около этого места и пробудем до зари.
Ночной отдых
Все согласилась на это и пошли за ним. Раздосадованные неудачею шли молча. Было темно, как в могиле. Пройдя версты три, Эдуард Карлович остановился и сказал:
— Вот здесь будем утра ждать.
— Первым делом надо костер разжигать, — говорил Александр Николаевич, снимая с плеч ружье и приставляя его к дереву.
Все принялись ощупью разыскивать сухие сучья и стаскивать их в одну кучу. Через несколько минут яркое пламя озарило деревья, и охотники, за исключением Ильи и Александра Николаевича, продолжавших собирать топливо, с наслаждением улеглись около костра.
— Будет тебе деревья-то ломать, — говорил, поправляя костер, Зарецкий, — иди закусывать.
Александр Николаевич, к которому относились эти слова, в это время усердствовал над порядочной величины сухою березою, стараясь сломать ее. Шум он производил на весь лес.
— Вы там барами уселись, так надо кому-нибудь насчет топлива-то позаботиться. Вот сие древо осилю, до утра гореть будет. А какой отсюда, из темноты, вид на вас прекрасный! Совсем фантастический.
— Неужели вид этой бутылки не нарушит иллюзии и не напомнит тебе действительности? — спросил его Зарецкий, показывая на закуски и выпивку.
— А вот мы озарим эту действительность, — отвечал Александр Николаевич, сломав, наконец, березу и подтаскивая ее к костру.
Подошел и Илья, притащив громадную охапку валежника и березовой коры. Перебрасываясь шутками и остротами, все с усердием принялись за выпивку и закуску. До рассвета оставалось часа два.
Охватившая лес тьма поглотила, казалось, все звуки, и только разговоры охотников да треск костра нарушали ночное безмолвие. Ночь как будто окружила охотников черною стеною, из-за которой не проникал к ним ни один звук внешнего мира.
— А хорошо ночью в лесу, особенно в хорошей компании, — говорил Александр Николаевич, закурив папироску и комфортабельно располагаясь у огня.
— Это вот што в компании-то, — заметил Илья. — А одному больно жутко ночью в лесу, особливо зимою.
— Ты или страхи какие тут видал? — подзадоривал его Александр Николаевич. — Расскажи, послушаем.
— Всяко бывало, чего рассказывать-то.
— Да что бывало-то? Говори, язык, чай, не отвалится.
— Ну, Илья, будет тебе упрямствовать, — заметил Эдуард Карлович. — Расскажи, как с волками воевал.
Битва с серыми хищниками
Илья, очень довольный ролью первенствующего рассказчика, не спеша закурил трубку-носогрейку и начал рассказ:
— В позапрошлом году это было. Об самое Рождество, на второй, знать, день, был я у сестры на Иве. Ну, дело праздничное, выпили малость: сестрин-то муж так и уснул, в подпечку головой уткнумшись. А я ничего, ноги еще в действии были. Собрался уходить. Сестра ко мне и так, и эдак: куда, баит, ты пойдешь? Глянь-ко, что на дворе-то деется? Ну а я, знамо, как в голову-то попало, свое: иду да иду. Взял ружье, пошел.
Как вышел за ворота да глянул кругом, так даже голова кругом пошла: ветер с ног валит, и снегом так и засыпает; одно слово — мятель. Одначе не вернулся. Вышел из села — и дороги нет. Иду напрямик, а сам думаю: до лесу недалеко, а там я уж дома, да и ветер в лесу-то потише. Шел, шел я эдак-то, где и по пояс проваливался, одначе до лесу дошел.
Ну, в лесу-то ветра не слыхать; только наверху гудет, шумит да сучья ломает. Жутко мне стало. Куда, думаю, теперь идти? Направление, значит, потерял. Прошел это с версту, смотрю: просек. Огляделся кругом, признал место: недалече сруб наш тут был. Иду вдоль просека-то, а сам думаю: ночевать, мол, в срубе-то придется; не дойдешь теперь до кордона. А до него еще верст пять было: в сторону я, значит, отбился.
Только вдруг слышу: волки. Воют штуки три; у меня и волосья на голове зашевелились. Припомнил я, как у нас зимою мужика с лошадью волки съели, и давай молитву творить: «Не попусти, Господи!». Стою это я да прислушиваюсь, в которой стороне воют-то, ань вдруг опозадь меня, вовсе близко, четвертый откликнулся.
У меня хмель вдосталь из головы вылетел; бегу, сам не знаю куда, а сам все крещусь. На дерево бы мне лезть, а я и в голову себе этого не взял. Бежал, бежал, смотрю: поляна, а посередь ея и сруб. Залез я туда, не отдышусь. А в одной стене окошечко маленькое было сделано. Снегу навалило в полстены, потолка нет; ну, думаю, коль доберутся, беда моя!
Переменил пистоны, стал к окошку, жду, а ружье со мной Удара Карлыча было, заряжено картечью. Постоял я эдак и не знаю, сколько время, думал уж, не придут; только вдруг смотрю: выбег один на край полянки; мой, значит, след, как собака, обнюхивает. Приложился я в него, жду, когда поближе подойдет, чтоб вернее было.
Малость погодя из того же места еще стая выбегла. Стал я считать, насчитал семь штук; у меня руки опустились, думаю: как убью волчиху, разорвут они меня. Выбегли они это на поляну и давай играть, словно как собаки: друг за дружкой бегают, валяются, зубами щелкают. А этот, что первым выбег, ближе да ближе ко мне, по следу идет, подошел он эдак саженей на десять (свыше 20 метров. — Прим. редакции), поднял голову да как завоет!
Перекрестился я, навел ружье в самую грудь ему да и бухнул враз из обоих стволов. Спервоначала из-за дыму-то не видать ничего было; жду я, что сейчас все на меня бросятся, творю молитву. Как разнесло дым-то, глянул я… обеими руками перекрестился: полянка вся пустая, убегли; один только, в которого, значит, стрелял-то я, лежит на спине да ногами дрыгает…
Подкрепление прибыло!
Здесь рассказчик остановился и стал подкладывать дров в потухающий костер. Эдуард Карлович, повернувшись спиною к огню, спал богатырским сном. Зарецкий лежал с закрытыми глазами и с потухшей папироской в руке.
— Ну что же дальше-то было? — прервал продолжительное молчание Александр Николаевич.
— Да что дальше-то? — нехотя заговорил Илья. — Простоял я до свету у окошечка, а как рассвело, вышел из сруба да на кордон пошел.
— А волк-то?
— Какой волк?
— Да которого ты убил-то?
— Привезли его на кордон, сняли шкуру, а потом я ее в городе на базаре продал.
— И все ты, братец ты мой, наврал. Давай-ка лучше выпьем по рюмочке, а то что-то спать хочется.
— Наврал! — обиделся Илья. — Чего мне врать? Али вы мне за вранье деньги заплатили?
Выпив предложенную ему рюмку, он прояснился и опять взялся за свою «носогрейку». Александр Николаевич посмотрел на часы: было половина второго.
— Полчасика еще соснуть можно, — решил он и, положив под голову шапку, улегся около костра и задремал. Но спать ему не пришлось. Минут через пять по лесу пронесся громкий оклик, разбудивший всех. Протирая глаза и с недоумением оглядываясь кругом, охотники увидели между деревьями мелькавший приближающийся к ним огонек и услышали голоса приближавшихся к ним людей.
— Это Петр с Гаврилой да с Иваном сюда идут, — объяснил Илья.
Действительно, через несколько времени в светлый круг, образованный костром, вступил Гаврила в сопровождении двух лесников. В руках одного из них была горящая свеча.
— Вот и мы вас нашли, — заговорил Гаврила. — Аль ничего не убили?
— Все перебили, — отвечал Зарецкий. — Вы как нас нашли?
— А мы тоже за глухарями. Я на тяге-то пару только убил. Сперва, как солнышко село, видал штук пять, а как дождик пошел — ни одного. Пришел на кордон еще рано, вот мы и и надумали глухарей поискать. Петр одного нашел.
— Убил? — хором спросили охотники.
— Нет, — отозвался Петр. — Я только место заметил; он и по сейчас там.
— Ну вот, Сергей Васильевич, и ступайте с ним, — предложил Эдуард Карлович. — А мы с Александром Николаевичем пойдем.
— Коль идти, так сейчас надо, — сказал Петр. — Светать скоро будет.
— Ну, идемте, — взяв ружье и прочие охотничьи принадлежности, говорил Александр Николаевич. — Сейчас что ль разделимся?
— Нет, нам много вместе надо пройти.
Случай с вальдшнепом
Петр опять зажег свечу и, освещая перед собою дорогу, пошел вперед. Стараясь держаться по возможности ближе к нему, шли остальные трое. Каждый отставший на три шага не видел под ногами ничего и рисковал ежеминутно запнуться за пенек или запутаться в буреломе. Было так тихо, что пламя свечи вовсе не колебалось, как будто охотники шли по темной комнате. Слабо освещаемые стволы громадных деревьев казались колоннами какого-то громадного храма.
С трудом переправившись через глубокий овраг и пройдя версты две, охотники вышли на поляну, сплошь покрытую пеньками и сучьями. Лес на этом месте был вырублен, но не расчищен. Идти здесь было еще труднее, так как на открытом месте было не так тихо, как в чаще, и колеблющееся пламя свечи не давало возможности ясно различать дорогу. Шли шаг за шагом, спотыкаясь на каждом шагу. Вдруг среди темноты и тишины явственно послышалось корканье вальдшнепа.
Все остановились. Корканье повторилось совсем близко, на этот раз со свистом (рассказанный здесь факт, как и остальные в этих очерках, не вымысел, чему во всякое время могут быть представлены свидетели-очевидцы. — Прим. автора).
— Вот он, на земле, — шепотом сказал Петр, указывая на светло-серое пятно, быстро двигавшееся в пяти-шести шагах.
— Ты хорошо его видишь? — спросил Зарецкий.
— Как не видать? Вот он стоит.
— Давай свечку, возьми мое ружье, — заговорил Александр Николаевич. — Я светить буду, а ты стреляй.
Петр взял ружье, взвел курки, приложился, но не стрелял.
— Что ж ты? — торопил его Зарецкий.
— Да не вижу, куда он подавался.
— Вон он, у белого пенька, — шептал Эдуард Карлович. — Светите повыше да полевее, Александр Николаевич.
Грянул выстрел. Свеча в руках Александра Николаевича погасла, и все очутились во мраке.
— Что теперь от него осталось? — говорил Зарецкий, зажигая спичку. — Ружье-то ведь чуть не картечью было заряжено.
— Целехонек! — отозвался Петр, найдя и поднимая убитую птицу.
Действительно, сверх ожидания, оказалось, что вальдшнеп не был разбит: в него попала только одна дробинка.
— Вот так охота! — удивлялся Александр Николаевич, рассматривая убитого красавца. — Кому ни расскажи, ни за что не поверят.
Где трофей?
Подивились и пошли дальше. Дойдя до окраины крупного леса, Петр сказал:
— Вот тут недалеко глухаря-то я заметил.
— Ну, вы ступайте туда, — предложил Эдуард Карлович, — а мы с вами, Александр Николаевич, пойдемте по краю.
Разделились по двое. Зарецкий пошел за Петром, который уже потушил свечу. Стало немного светлее, так что на темно-сером фоне неба, покрытого облаками, можно было различать неясные очертания деревьев. Пройдя немного, Петр остановился и чуть слышным шепотом сказал:
— Вот на этих осинах. Смотрите в поддерева.
Затаив дыхание и едва переступая, они вглядывались в деревья. Вдруг Петр, шедший впереди, остановился и дернул Зарецкого за рукав.
— Где? — прошептал тот.
Лесник молча указал ему рукою на громадную осину. Надевши очки, Зарецкий увидел на горизонтальной ветви большое темное пятно и, тщательно приложившись, спустил курок. Загремел выстрел, и глухарь полетел вниз, обламывая при падении ветви дерева. Но до земли он не долетел и на высоте аршинов в пять (около трех с половиной метров. — Прим. редакции) неподвижно повис на крыльях на двух сучьях.
Зарецкий выстрелил в другой раз, и глухарь, тяжело замахав крыльями, поднялся с дерева. Слышно было, как он, пролетевши немного, с шумом упал в чаще.
— Что за притча? — недоумевал Петр. — Из одного ствола убили, а из другого… Надо искать.
— Не найдем без собаки. Должно быть, я его из правого ствола только ранил.
Принялись за поиски. С полчаса шарили в чаще и, наконец, должны были отказаться от надежды поднять убитую или раненую птицу.
— Пойдем домой, — сказал Зарецкий. — После придешь сюда с собакой. Ты ведь это место запомнишь?
— Как не запомнить. Только вот теперь не знаю, в которую сторону идти-то нам.
Оглядевшись кругом, он пошел по чаще в сопровождении Зарецкого, как видно, наобум.
Тем временем остальные двое охотников ходили по чаще, всматриваясь в деревья. У Александра Николаевича давно уже болела шея, тем более что он, не зная привычек глухарей, смотрел на вершины деревьев. Мутный рассвет пасмурного дня заменил ночную темноту. Пошел дождь.
— Не пора ли, Эдуард Карлович, домой? Ничего мы не найдем.
— Должно быть, — согласился тот.
Они вышли на просеку и пошли вдоль нее. Над головами их нередко тянули вальдшнепы, и Александр Николаевич уже выпустил в них три заряда каждый раз крупной дроби. От усталости он едва двигался и, выйдя на поляну, предложил своему спутнику немного отдохнуть. Под проливным дождем они уселись на срубленное дерево. Оба утомились до того, что даже и разговаривать им было лень.
— Сколько нам еще до кордона идти осталось? — спросил Александр Николаевич.
— Верст пять или больше.
— Однако, — с отчаянием в голосе протянул педагог и, подняв голову, увидел прямо на них летевшего вальдшнепа. Приложившись и выждав время, он выстрелил, сидя; вальдшнеп камнем полетел вниз.
— Надо его найти, — предложил Эдуард Карлович.
— Надо, — как-то безучастно согласился Александр Николаевич.
Оба встали и сделали несколько шагов по тому направлению, где упал вальдшнеп. Поляна была покрыта пнями и мелкими сучьями. Найти птицу было очень трудно. Будь это в другое время, когда Александр Николаевич не был утомлен до изнеможения, он проходил бы на этом месте до вечера, отыскивая первого убитого им на тяге вальдшнепа. Теперь же, лениво сделав несколько шагов, он остановился и сказал:
— Ну его… Не найдем. Пойдемте лучше домой.
До кордона они шли часа полтора. Зарецкий уже был там и спал, не раздевшись, на диване. Стащив с себя сапоги, Александр Николаевич с хозяином последовали его примеру.
Проспавши до двух часов, они напились чаю и стали собираться домой. Оказалось, что только один Гаврила мог похвастаться: он с двумя лесниками нашел спящего глухаря, которого они и убили втроем, так как стреляли все сразу.
На прощанье Зарецкий с Александром Николаевичем обещали хозяину приехать осенью, когда будут выводки глухарей…
Евгений Диатроптов, 1882 г.
