Необходимо во что бы то ни стало устранить влияние химического состава железа на силу боя ружей и сообщать этот бой посредством «механического» устройства канала ствола, патрона и прочего. Стремление это как нельзя более естественно, и я нисколько не сомневаюсь в том, что со временем дойдут до этого.
ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО — В № 3 (142).
Хорошее изделие по заоблачной цене
Странно только одно, что ружейная техника не идет именно по этому направлению, а заботится главным образом о выделке стволов в качественном отношении. Хотя это тоже, разумеется, безусловно хорошо, но далеко не достигает главных целей.
Совершенствуясь в этом направлении, ружейная техника дает нам отлично сделанные, прочные, но дорогие ружья с боем, в общей массе превосходящим бой дешевых ружей не дальностью, а только продолжительностью его, то есть дорогое ружье дает, положим, во сто раз большее число хороших выстрелов, чем дешевое.
За деньги теперь не хитро сделать ружье, могущее выдержать в течение 10 лет тысяч 10—15 выстрелов без значительной порчи, — это, правда, достоинство; но ведь это достоинство стоит почти целого состояния — 600—800 рублей, оно доступно немногим, а недоступность такого общеупотребительного оружия составляет уже недостаток изобретения.
Нет, пускай техника даст нам такое ружье, которое было бы одинаково хорошо и прочно по бою, будучи сделано как из лучшего Дамаска (дамасской стали. — Прим. редакции), так и из такого железа, из которого делаются, положим, шкворни (оси поворота колеса. — Прим. редакции) в мужицких телегах.
В оружии, заряжаемом пулею, это давно уже достигнуто. Сибирская винтовка делается из какого угодно железа; пехотная и кавалерийская берданка тоже из довольно простого железа; а между тем и та, и другая служат и будут служить десятки лет, тогда как между лучшим английским ружьем и тульским или зульским (оружие, изготовленное в немецком городе Зуль. — Прим. редакции) — разница неизмеримая: первое служит десятки лет, вторые — год и много два. Ясно, что причина — в механическом устройстве ружья, а не в качестве материала.
Я буду очень рад, если кто-либо из охотников проверит мои опыты и выскажет свои заключения о проектируемых мною изменениях в ружье центрального боя, а также и о моем мнении относительно возможности достижения силы боя независимо от качества материала. Интересуясь делом охоты, я ставлю этот вопрос на точку общей пользы.
Я заказал ружье с указанными мною изменениями варшавским оружейникам — Яхимеку и Сосновскому. По получении его сообщу самые подробные сведения о том, каких именно результатов я достигну при стрельбе из этого ружья. Мне кажется, что расчеты мои верны…
Для чего одному стрелку нужен целый арсенал
Что бы там ни говорили господа бекасятники, но для нас, русских ружейных охотников, необходимо нужны ружья с сильным и далеким боем, особенно для тех, которых судьба забросила на дальние окраины.
Россия — не Англия, где дичь иногда разводят, как домашних кур (например, фазанов и куропаток); там можно проходить по полю целое лето и не встретить ничего, кроме дупелей или куропаток; между тем как у нас далеко не редкость — выйти на бекасов, но встретить и дудака, и гуся, и волка, и лисицу, и всякую другую зверицу.
Что вы сделаете со своим коротким, легким ружьецом, бьющим максимум на 45 шагов всякою дробью, встретив, положим, лисицу или козу? Хладнокровно отнесетесь к этому и пожалеете только, что с вами нет ружья, исключительно предназначенного для стрельбы крупною дробью?
Не думаю; скорее вы сделаете вот что: перезарядите ружье крупною дробью и выстрелите, а если некогда перезаряжать, так пугнете просто «бекасинником». Но что же получится в результате? Из ста случаев в девяносто девяти — выстрел в пространство, хлопушка!..
В период моей почти десятилетней охоты в юго-восточной России и в Азии между сотнями известных мне разнородных, разноклассных и разноплеменных охотников я встретил только одного охотника, который в деле охоты был настолько педантичен, что, стреляя однажды в кустах дроздов, он никак не соглашался стрелять попавшихся куропаток единственно лишь потому, что он вышел охотиться не на куропаток, а именно на дроздов. Так это ведь исключение.
А для массы охотников, выходящих на охоту не с намерением стрелять исключительно только известную дичь и не обращать внимания на ту, которая случайно попадется, а, напротив, с намерением взять все, что будет даваться в руки, нужно ружье, которое бы одинаково хорошо било как мелкою дробью и на коротких дистанциях, так и крупною дробью и на дальних дистанциях.
Между тем благодаря современной конструкции ружья мы принуждены иметь целый арсенал ружей: ружье для стрельбы из-под собаки, ружье для степной и лесной (на зверя) охоты и, наконец, какую-то еще глупую «уточницу» в пуд весом (около 16,4 килограмма. — Прим. редакции).
Да достигает ли еще цели и этот-то арсенал? Зачастую бывает, что вам на охоте попадается дичь совершенно не по ружью: взяли вы свою фальконет-«уточницу», а вам попадается высыпка дупелей или стайка куропаток. Не будете же вы пушечным зарядом палить в гаршнепа?
Товары почтой
Нельзя ли заменить весь этот арсенал одним ружьем, вполне пригодным как на крупную, так и на мелкую дичь? Я думаю и, кажется, вполне основательно, что устроить ружье с такими достоинствами можно, только не надо отдавать это дело в руки оружейных мастеров, которые в этом деле, по большей части, не понимают ни уха, ни рыла.
Возможно, подобное усовершенствование ружья, тем более что настоящее ружье, заряжающееся с казны, по своей конструкции позволяет изменять не только форму ствола, но и форму заряда, что в старом шомпольном ружье служило камнем преткновения. Там форма заряда была основанием всему, и к ней могли только подгонять форму ствола, здесь же могут быть произвольно изменяемы как самый вид ствола, так и форма заряда.
Господин Мачеварианов несколько прав, бросая ружейникам упрек в том, что они ничем себе не обязаны. Относительно ружья это сущая правда. Борзятник прилагает все свои старания к выводу хорошей борзой собаки, и если его труды увенчались успехом, то он вправе сказать, что этим обязан именно только самому себе, а не «немцу», который выдумывал для него ружье.
Вместо того, чтобы приложить хоть сколько-нибудь старания и добиться толку от имеющегося у нас не совсем исправного ружья, мы, ружейники, бросаем его, вкладываем в конверт известное число карбованцев (рублей, монет. — Прим. редакции) и, как посильную лепту, посылаем их в какое-нибудь ружейное депо, ломящее с нас невероятные цены; в тот же конверт мы помещаем коротенькую записочку с обозначением вида и, конечно, достоинств, которые мы желали бы иметь в выписываемом ружье.
Через несколько времени нам высылают ружье с приложением сертификатов, каталогов, благодарности приказчика за заказ и просьбы дослать за все сие столько-то, за что… и так далее.
Получили мы ружье и постреляем из него иногда с грехом пополам, и в голову нам даже не приходит подумать хотя бы о том, отчего это «немец» не вздумает устроить нам таких ружей, из которых можно было бы сеять дробь более толково, чем из тех, которые высылаются нам, по большей части его же соотечественниками, безжалостно стригущими нас во всех депо, ими открываемых.
Задуматься же серьезно о том, как бы самому добиться усовершенствования ружья (не все же, мол, «немцам», наш жар загребать), вероятно, не пришлось еще ни одному русскому ружейному охотнику.
Может быть, на это скажут, что ружье не собака, которую можно воспитанием, скрещиванием и прочим довести до нужных желаемых совершенств. Совершенно верно: ружье можно изменить не скрещиваниями и подборами, а различными механическими приспособлениями и комбинированиями, что едва ли не более доступно, чем вывод пород.
Да, наконец, псовые охотники хоть заявляют о своих идеалах, о тех качествах, которые они желали бы видеть в своих собаках, они думают о том, как бы достигнуть желаемого. Мы же, ружейные охотники, нисколько не думаем, как бы усовершенствовать наше дорогое ружье, хотя бы даже и хорошее, но все же вполне соответствующее требованиям.
Спрос рождает предложение
Мы молчим и, как я сказал уже, при неудаче меняем одно ружье на другое, приплачиваем и переплачиваем тьму денег… и только. Ружейные охотники для своего ружья не делают решительно ничего.
Разве охотники изобретали разные изменения в каналах стволов в шомпольных ружьях? Разве они применили к охотничьим ружьям систему заряжания с казны и разные удачные и неудачные видоизменения частей этого ружья? Все это делают оружейники, но делают зря, без всяких оснований.
Платит же военное министерство жалованье разным комиссиям. Об улучшении же охотничьего ружья никто не помышляет, тогда как оно играет немалую роль в отношении общественного благосостояния: хорошее дешевое ружье много бы облегчило жизнь наших промышленников, содействовало бы скорейшему уничтожению хищников и уменьшило бы истребление дичи силками и петлями.
Почему бы не позаботиться об этом охотникам, не поднять вопрос об улучшении своего ружья? Что потребность в этом есть — это несомненно.
Спросите любого охотника, какое выбрал бы он себе ружье: то ли, которое бьет на 30 шагов (норма для большинства теперешних ружей), или то, из которого можно убивать на 60 шагов так же верно, как и на 30 шагов. Не думаю, чтоб нашелся такой простачок, который предпочел бы первое, по очень простой причине: если ружье убьет на 60 шагов, то убьет и на 10 шагов, между тем лишняя дальность боя нисколько не мешает.
Наши да, вероятно, и заграничные охотничьи общества возлагают обязанность по усовершенствованию ружей на оружейников и, конечно, не скоро его дождутся, потому что оружейники не знают потребностей, не знают, чего охотнику нужно. При улучшении ружья оружейник старается, естественно, удовлетворять требованиям публики, но если таковых не поступает, то он, разумеется, или ничего не делает, или же действует по своей ни на чем не основанной фантазии.
Старая истина — спрос вызывает предложение — остается истиной всегда и во всем. В Англии оружейник Скотт выдумал ружье с перехватом в дульной части, отчего свинцовка ствола происходит весьма большая; во избежание этого почти одновременно нашли возможность приготовлять так называемую твердую дробь, и она пошла в сильный ход благодаря, главным образом, этому ружью, так как оказалась применимою к нему гораздо больше, чем ко всякому другому.
Ев. Смирнов, г. Ташкент, апрель 1878 т.
