Из жизни длинноухого. Часть 1

Косуля фото

Он появился на свет под густыми ивняками измученный и бессильный и долго лежал, ошеломленный яркостью солнечного дня, шумом кустов и обилием воздуха. Большие темно-коричневые глаза косуленка с удивлением останавливались то на качающихся стеблях травы, то на трепещущих листьях тальника, то на подрагивающих ушах матери-косули, тщательно вылизывающей его мокроосклизкую шубку.

Рождение

Зной проник и в густую тень кустов, и в них копилась терпкая духота. В ноздри косуленку текли острые запахи нагретых трав, и он дрожал, вжимаясь в мягкую подстилку перегноя, подтягивая под себя ноги.

Ошалевшие от жадности оводы, кружившие над косулей, тут же облепили ему губы, нос, уши и обжигающе жалили. Косуленок терпел: дергаться и биться было опасно — это только раззадорило бы кровососов. Он инстинктивно прижимался к матери, пряча морду в ее густой шерсти. Там он нашел мягкий сосок вымени и пил молоко до тех пор, пока не задремал.

Как утих зной и ушла пастись мать, косуленок не слышал. Он спал и спал. Скатилось за степь солнце, потухло небо. Прохладная ночь разбудила косуленка. Он очнулся и, упираясь острыми копытцами в мягкую землю, встал на дрожащие ноги. Темная глубина тальников, открывшаяся косуленку, напугала его. Он запищал, и из травы бесшумно появилась косуля.

С трудом переставив непомерно длинные ноги, косуленок сунулся под брюхо матери, но она чуть отпрянула в сторону. Детеныш вновь потянулся к заветному соску, переступив через примятую траву, но косуля снова отошла в темноту, увлекая его за собой. Путаясь в густой осоке, косуленок настойчиво шел и шел за матерью, преодолевая и цепкую траву, и небольшие кочки. Когда они вышли на округлую поляну, смутно белеющую среди темных кустов, косуленок, дрожа от напряжения, из последних сил, дотянулся до соска и стал пить теплое материнское молоко.

Тревожный мир

Родившийся в тальниках косуленок унаследовал все, что нужно вольному зверю. Он часто шевелил стоячими ушами, которые у него были особенно большими, поворачивал их в разных направлениях, ловил шорохи в траве и кустах, принюхивался к лавине наплывающих потоков воздуха и улавливал малейшие изменения в поведении матери.

С далеких полей доносились раздражающие звуки, и длинноухий косуленок чувствовал, как напрягалась мать, вздрагивая всей кожей, отчего густая ее шерсть мягко переливалась, и ему становилось жутко. Непонятный страх перед этими звуками охватывал косуленка, и он затаивался в траве, а косуля, хотя и тревожилась, но не пыталась бежать или прятаться — звуки были далекими.

Часто, просыпаясь, длинноухий не обнаруживал мать и долго лежал, посматривая сквозь густые стебли трав, боясь подняться и обнаружить себя. Когда голод становился невыносимым, косуленок издавал короткий писк, и косуля прибегала, кормила его молоком и вылизывала. Насосавший, длинноухий засыпал, а косуля осторожно уходила на край поляны, в кусты. Там она делала лежку. Там было безопаснее. Ее большое тело издавало сильный запах, который мог приманить хищников — рысь ли, волка, а косуленок был еще слишком слабым, чтобы в случае опасности спастись бегством. Только поздно вечером, когда накатывала прохлада, мать возвращалась к длинноухому, и он притулялся ей под брюхо и засыпал…

Как-то косуленок решился и встал на ноги. Солнце сверкнуло в его выпуклых глазах неистовым блеском, и на миг косуленку показалось все черным и страшным. Он мелко-мелко задрожал всей кожей, но все же сделал несколько шагов в сторону. Чернота в глазах пропала. Сочная зелень поманила длинноухого. Косуленок прошел немного, и тут его нос уловил резкий и неприятный запах. Кто-то тихо зашуршал травой впереди, и длинноухи увидел большие желтые глаза, торчащие уши… Он обомлел от страха и запищал тоненько, переходя на свист. Послышался легкий бег, и тень матери упала на косуленка. Желтые глаза вмиг исчезли. Только злой, обиженный лай донесся издали. Длинноухий не знал, что это был красный лис, давно живущий в этих ивняках, не знал, что встреча с ним смертельно опаяна, но испугался. Инстинкт заставил косуленка позвать на помощь мать, а лисовин побоялся острых копыт…

А однажды длинноухий проснулся оттого, что кто-то щекотал ему влажный чувствительный нос. Он увидел большую рыжую стрекозу и сердито мотнул головой. Стрекоза скользнула в сторону и пристроилась на высоком травяном стебле. Косуленок поднялся и, забыв об опасности, забегал вокруг кустов, гоняя стрекоз. Резкий свист рассекаемого воздуха загнал длинноухого под валежину. Огромный беркут спикировал на него с высоты. Но слух не подвел косуленка. Затаившись в старых сучьях, он дрожал всем своим беззащитным тельцем.

Орел уселся на старую талину, и косуленок смутно видел его через густые переплетения веток, но больше чуял. От орла дурно пахло, и этот запах наводил ужас на маленького зверя.

Длинноухий лежал в мягкой траве, не шевелясь, и орлу надоело сидеть на сухом дереве. Он был голоден, умудренный жизненным опытом, и знал, что легче поймать глупого суслика, чем резвого косуленка. Широко расправив крылья, орел полетел над кустами в сторону пшеничного поля…

Водопой

Мало-помалу длинноухий стал жевать траву, отыскивая сочные листья, а когда наступили светлые ночи, мать начала водить его к маленькому болотцу. Обычно они стояли долго, прислушиваясь и принюхиваясь. Сырой туман, поднимаясь из густой травы, увлажнял шерстку, попадал на ноздри и дразнил длинноухого. Ему все больше и больше хотелось пить. Это желание становилось настолько сильным, что косуленок был готов запищать от нетерпения. Но без сигнала матери он не двигался. Только с ней косуленок чувствовал себя спокойно, только ей он мог довериться. Косуленок покорно топтался на месте, протыкая копытцами влажный дерн, и ждал, когда мать направится в серое пространство, раздвигая тугую траву. Он семенил за нею, в точности повторяя ее движения, и мимоходом схватывал все, что успел услышать или почуять. Высокая трава скрывала длинноухого с головой, и косуля была для него верным ориентиром.

Они выходили к небольшому плесу, и косуля снова слушала и нюхала воздух перед тем, как начать пить. Тихо дремали сонные тальники. По траве катился лунный свет. Косуленок погружал губы в теплую воду и начинал втягивать ее. Он пил долго и медленно, а косуля часто прерывалась, и тогда капли с ее губ падали на спокойную поверхность воды, разгоняя по ней веселые искорки звезд.

Однажды на своих мягких крыльях повисла над ним болотная сова, и косуленок метнулся под брюхо матери, цепенея от страха. Долго и удивленно смотрел он, как трепыхается птица в потускневшем небе. Щелкнув несколько раз клювом, сова бесшумно исчезла: ее добыча — мыши…

Так они и жили, меняя места дневок, но не покидая заветные кусты.

Первые опасности

Как-то косули покинули кусты и долго шли. Ветер доносил запахи скошенных трав, хлебных полей и болота. К рассвету звери очутились в камышах. Найдя небольшую полянку, они улеглись на отдых. Утомленный долгим переходом, длинноухий быстро заснул.

Очнулся он от удара — это мать больно толкнула его лбом, и косуленок вскочил.

Косуля напружинилась, шерсть у нее на боках нервно подрагивала. Она усиленно принюхивалась, тихо пофыркивала. Ее тревога передалась и косуленку. Он уловил неприятный запах, и тут мать, издав испуганный свист, кинулась в сторону. Длинноухий услышал погоню. Кто-то тяжелый, с хрипом, бежал сзади. Чуть скосив глаза, он увидел большого зверя с короткими ногами и длинным хвостом и прибавил ходу. Долго бежать изо всех сил он все же не мог. Незаметно и тихо длинноухий стал отставать. От ужаса у него зашлось сердце. Маленький зверь решил, что мать его бросает и пронзительно запищал. Впереди открылась степь. На бугре косуленок увидел несколько незнакомых существ и еще пуще испугался, но мать неслась прямо на них, а сзади, совсем близко, клацали волчьи зубы. И тут длинноухий упал от изнеможения и страха. Остановилась и косуля, наклонив голову в сторону преследователя. Навстречу им бежали косцы.

Волк еще пару раз щелкнул зубами, уворачиваясь от твердого лба косули, и, испугавшись людей, повернул назад.

Задыхаясь от бессилия и широко открыв рот, длинноухий кое-как доковылял до первых кустиков ивняка и почти рухнул на прохладную, сыроватую землю.

Долго еще стояла подле него мать, чутко вслушиваясь в перегретую степь и принюхиваясь. Полумрак тальников настораживал косулю. Но и она, не обнаружив ничего опасного, скоро успокоилась и легла, не переставая, однако, внимательно следить за окружающим пространством…

Сезон охоты

Длинноухому снился страшный сон. На него бежали с криками странные двуногие существа, а сбоку скалилась огромная мохнатая морда огромного зверя. Стук его клацающих зубов был так страшен, что косуленок проснулся.

Низко стояло солнце. По степи переливался желтый, медовый свет, тихо было и нежарко. И вдруг раздался такой оглушительный грохот, что косуленок вскочил и увидел мать, стоящую под кустом, вздрагивающую и усиленно принюхивающуюся. Он прыгнул с ней, снова ощутив силу и упругость своих ног. Опять грохнуло где-то в середине кустов: там, куда косули ходили пить. Но мать не убегала. Она лишь тихо перемещалась вдоль опушки тальников в теневую сторону. Косуленку не давно было знать, что это охотники пришли на их маленькое болотце и стреляют еще неосторожных, глупых уток. Несколько их стаек с тревожным трепетом крыльев просвистело над косулями. Маленькое сердце длинноухого дрожало и трепыхалось от страха. Будь он один — кинулся бы в открытую степь без оглядки. Но рядом стояла мать, опытная, мудрая, она-то уже слышала этот грохот, нехотя тоже пугливо озиралась, но не покидала густые ивняки. В открытом пространстве, у дальней оконечности кустов, косуленок увидел какие-то блестящие неподвижные предметы и остановился. Замерла и косуля. Она уже видела автомобили на дорогах, в степи, и знала, что они опасны. С подскоком развернулась косуля и пошла между сонных тальников назад. Ловко попрыгал за ней и косуленок. А грохот все рвал небо, все катился по кустам, пугая все живое, что было в них и жило.

В густой траве они остановились и снова залегли. Пить хотелось мучительно, но страх был сильнее всех желаний, и косуленок только уткнул нос в сыроватый дерн и втягивал этот сладкий запах с дурманящим удовольствием.

Надвигались сумерки, и страшный грохот прекратился. Вновь полыхнула внутренним огнем жажда, и косуленок, опережая мать, сам пошел на влажные потоки воздуха. Какие-то новые непонятные запахи уловил он у болотца. Разве ж мог звереныш знать, что это обгоревшие пыжи и стреляные гильзы изгадили вечернюю прохладу, да и дымка от выстрелов еще держалась в густых травах. И вода косуленку показалась не такой вкусной, хотя он и хотел пить невыносимо.

Коротки предосенние сумерки. Едва-едва потухло небо, как темнота затопила пространство. Даже близких кустов не стало видно, и длинноухий ориентировался только на слух и запахи. Он чувствовал, что мать идет куда-то и держался подле нее. Кусты кончились. Легкий ветер принес целый букет разных запахов: далеких и близких, сильных и слабых, приятных и неприятных, спокойных и опасных. Вдали заиграли точечки огоньков, и косуленок остановился, завороженный ими. Но косуля легонько боднула его и пошла в степь. Оставаться в тальниках, в которых начали охотиться люди, было опасно, и косули перешли в ближайший березовый лес, обширный и плотный.

Новый дом, новые опасности

В большом сумеречном лесу, куда перешли косули, длинноухий долго боялся дрожащих листьев, перешептывающихся при малейшем дуновении ветра. В печальном их шелесте косуленку чудился грозный шум орлиных крыльев. Потом он привык к шорохам и даже подолгу наблюдал, как бьются в трепете ветки, как играют при этом световые блики, как струятся сквозь сучья солнечные лучи…

Длинноухий почувствовал, как мать вскочила, едва не опрокинув его, и пружинисто сиганула в сторону. Нос его уловил неприятный запах живого зверя, слух различил чей-то вкрадчивый ход. Косуля, убегая, взлаивала, и длинноухого будто подстегивали эти ее отрывистые крики, предупреждающие об опасности. Он не отставал от матери, и погоня затихла. В ночной тишине раздалось сердитое, леденящее душу мяуканье, и все смолкло.

Рысь, спустившаяся к степным просторам из дальних лесов, не смогла незаметно подобраться к косулям. Тонкий слух и обоняние матери спасли длинноухого, а, возможно, и не только его: сильный зверь справился бы и с косулей. Но рысь не может бежать так, как волк, и почти не преследует добычу. Она медленно и осторожно крадется к животному и в несколько сильных прыжков старается настичь.

Долго бежал длинноухий за матерью, ориентируясь на белое пятно — “зеркало” вокруг ее хвоста. Вдали светились огни далекой деревни, а с той стороны, куда они направились, наступало утро, и вскоре острый запах ивняков уловил косуленок и замедлил ход, приближаясь к остановившейся матери.

На знакомой поляне они нашли укромное местечко и улеглись — он под куст, мать подле него, со стороны поляны. Косуленок ни разу не видел, чтобы она спала. Когда бы он ни смотрел на мать, она была в постоянном напряжении, и в предчувствии опасности, то и дело вскидывая голову и работая ушами. По-звериному мудрой и осторожной была косуля, иначе длинноухий не дожил до осени.

Раненный

В светлую тихую ночь, когда косули крались к озимому полю, длинноухий услышал чье-то хриплое дыхание впереди и остановился. Мать напряглась, нервно вздрагивала. Было безветренно, и запахи с трудом растекались в сыром осеннем воздухе. Как ни старался косуленок определить опасное место, нос его ничего не улавливал. Только косуля, по одной ей известным признакам поняла эти звуки, но не повернула в кусты, а медленно, шаг за шагом, двигалась по озимому полю.

Длинноухий, вытягиваясь всем телом, высоко поднимая ноги, подался за нею. Он ничего не понимал, но доверялся матери.

Смутное темное пятно возникло впереди. Чуткий нос косуленка, наконец-то, уловил знакомый запах косули. К ним приближался рослый самец. У него были прострелены легкие, и потому он так хрипло и часто дышал.

Не поостерегся “козел” у болотца, когда пришел попить, достал его дробью один охотник, ночевавший в лодке среди кочкарника.

Длинноухому показалось, что это был тот самый рогач, который держался возле них еще летом, вел себя зло и дерзко, гонял его мать, и он напружился, готовый защищаться. И косуля несколько раз ударила копытом в рыхлую землю, и, поняв ее, пришелец остановился. Он болел после ранения и был слабым. Болезнь притупила его слух и обоняние, и “козел” искал сородичей — вместе легче было стеречься от врагов.

Длинноухий долго и ревностно следил за рогачом, державшимся в отдалении, но, не уловив никаких враждебных действий с его стороны, стал щипать зеленую озимь.

Лев Трутнев

Часть 2

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий