Егорыч — веселый, бесшабашный мужик, вечно навеселе и никогда пьяный, фантазер и бабник страшный, но удивительно удачливый охотник и рыбак. Вечером у костра после ужина начинает травить байки, коих у него неисчислимое множество. При этом так лукаво поглядывает на нас, помирающих с хохота, что уже и непонятно: было это на самом деле или он только сейчас все выдумал.
— Если уж о дамах разговор зашел… Расскажу я вам историю, как… «женское» коварство чуть было меня напрочь от охоты не отвратило.
Давно это случилось. Молодой я тогда был, страстный. Дни и ночи в тайге да на речке пропадал. А опыта-то никакого. Да и умения тоже. Все больше километры накручивал да каблуки сбивал.
Вот и той весной… Возвращаюсь я с утренней зорьки, пара чирков совсем сидорок не оттягивают, скажи кому про такие трофеи — долго смеяться будут. А навстречу — Михаил Иваныч, знатный в нашей округе лесовик. «Ну-ка, — говорит, — показывай, охотник, чего добыл!».
Что делать? Развязал я сидор, показал. Глянул он, пощупал моих свистунков, смеяться не стал, а задумчиво проговорил: «Приходи завтра пополудни, вместе пойдем крякашей беспокоить. И Машку прихватим!».
Пернатая «царица Тамара»
Тут надо сказать, Иваныч, кроме всего прочего, еще и завод держал. Утиный. Есть такая специальная порода охотничьих птиц, «криковыми» зовутся. Обличьем совсем как дикие кряквы, но домашние.
Человека не боятся, от выстрелов в обморок не падают, а самое главное — голоса у этих пернатых такие призывные, что ни один утиный мужик мимо пролететь не может, обязательно свернет, подрулит к сударушке и поинтересуется, не светит ли ему чего от «красотки»… На том и охота основана.
А Машка первая в заводе была. Никто лучше ее не мог селезня осадить. Чего уж там, она им на своем утином «языке» кричала, какие посулы обещала, только ни один самец перед Машкой устоять не мог. Такая вот пернатая… «царица Тамара».
На следующий день прибежал я к Михаил Иванычу, погрузили мы Машку в корзинку и отправились на Сосновое. Пришли на озеро, вбили колышек метрах в десяти от берега. Как раз посередке меж двух скрадков, загодя Иванычем изготовленных. Сыромятным ремешком Машку к тому колышку привязали. Нет, не за шею, насмешники… За ногавку, что на утиную лапку надевается.
Ай, как Машка обрадовалась. Заплескалась в воде, нырнула, выскочила на поверхность, крылышками похлопала, водичкой горлышко промочила, крякнула пару раз для пробы и… давай красоту наводить, словно модница какая перед свиданием прихорашиваться. Все перышки, помятые в тесной корзинке, перебрала, каждое проверила, потормошила, расправила и на нужное место уложила.
Клювик почистила, головкой повертела, осмотрела себя красивую… в воде, как в зеркале, и, видимо, оставшись довольна результатом, перекусить решила. Оно и понятно, это только человечьи кавалеры своим дамам «поляны» накрывают и деликатесами их потчуют. Утиные же мужички попроще будут и до такого прогресса еще не додумались. А на пустой живот, сами понимаете, любовь крутить и пернатым не с крыла!
Указания бывалого
Меня, пока Машка свой марафет наводила, Иваныч уму-разуму учил, наставлял в весенней охоте с подсадной: «…Только смотри рядом с уткой или на одной с ней линии селезня не бей. Жди, когда Машка отплывет в сторонку. Она девка опытная, дело свое и судьбу ухажеров четко знает. Тут главное — не селезня добыть, а Машку не задеть. К ней, горластой, еще целая куча матерых прилетит.
В шалашике сиди смирно и утку слушай. Если «квачкает» — значит, начеку, но селезня еще не видит и не слышит. А как «перейдет в осадку», будь наготове — зеленоголовый рядом. Не суетись: он может не сразу сесть.
Иной хитрец столько кругов накрутит, опасность высматривая, что уже и надежду потеряешь, — продолжал наставлять меня Иваныч. — Так и подмывает выскочить из скрадка и проверить, все ли в порядке. Другой сядет где-нибудь вдалеке и давай «шакать», утицу подзывать: «Мол, тут я, тут, плыви ко мне, разлюбезная…» Жди! Все равно не выдержит и к красотке подрулит.
Целься в основание шеи, только так в сумерках птица будет бита чисто. Влет не бей и, если точно не уверен, что именно селезень подсел, тоже… Не хватало нам с тобой самку подстрелить, позору потом не оберешься…».
Долго говорил Иваныч, только я, глупый, все больше Машкой любовался, в пол-уха его слушал да головой кивал, соглашаясь. А зря… может быть, и не стало бы такой неожиданностью все последующее.
В ожидании Машкиных кавалеров
Пока мы лясы точили, уже и вечереть стало. «Все, — говорит мой наставник, — пора. Занимаешь, парень, вон тот скрадок, и все селезни, что слева от Машки будут, — твои. Справа — мои. Все понял? Тогда пойдем, благословясь!».
Залез я в шалашик, пошебуршился в нем: соломку примял, чтобы не шуршала, отверстия-бойницы прочистил, приготовился и стал Машкиных кавалеров поджидать.
А вокруг Весна бушует. Только стихли мы, как все звуки наружу вылезли и в концерт объединились: ручеек звенит-переливается, ветерок посвистывает, тальники вздыхают-поскрипывают, почки на нем лопаются; где-то тетерев бормочет, разная мелкая птаха щебечет; в озерке рыба плещется, икрянистыми боками о камыши трется; бекас барашком блеет, тоже перед подругой своей красуется.
И Машка не бездельничает: плавает себе потихоньку и, вроде бы ни на что внимания не обращая, голос изредка подает, квачкает да прислушается — хорошо ли звучит, вписывается ли в концерт?
Видимо, хорошо у нее получилось. Встрепенулась подсадная, вытянулась в струнку и… давай наяривать, осаживать подслушанного селезня. А тот и сам не преминул появиться, сделал над Машкой круг, осмотрелся, оценил сударушку и плюхнулся в воду: «Вот он я, собственной персоной, такой нарядный, желанный и страстный. Прошу любить и жаловать!».
Участь ухажера
Только Машка в отличие от глупого крякаша совсем не горела желанием поближе с ним познакомиться. И не то чтоб девичью честь блюла, а заранее знала участь ухажера, сразу шустро ринулась от него в сторонку, правда, не забывая при этом тихонько покрякивать, ободряя зеленоголового: мол, все в порядке. Не тушуйся, красавчик!
А куда — в порядке? Хлестнул выстрел, и… так и не начавшись, закончились все ухаживания кавалера. Дернул он пару раз оранжевыми лапками, трепыхнулся и отбыл, обманутый и не обласканный в край Вечной Охоты. Только одинокое перышко медленно кружилось в вечернем воздухе.
«С почином нас!» — негромко крикнул Иваныч, вылезая из своего шалашика, а я… во все глаза смотрел на Машку, которая… будто так и надо… совсем не обращала внимания на покачивающуюся на воде тушку, всего минуту назад бывшую бравым селезнем.
Деловито покрякивая, взгромоздилась утка на кружок, отряхнулась и снова принялась наводить красоту. Уже для других кандидатов в женихи и в жаркое.
Многое мне тогда, ребята, стало понятным. И про женскую породу, и про их коварство. Да и про нас, мужиков, тоже. Как ни крути, мы подчас такими же глупыми селезнями бываем. Если не много хуже. Но… что-то вы загрустили. Непорядок это, ребята! Хвост всегда надо держать пистолетом!..
Что было дальше? Вылез я из шалаша, закинул ружье на плечо и… подался до дома. Не по нутру пришлась мне такая весенняя охота с подсадной, ребята. Иваныч еще что-то кричал вслед, но я его уже не слушал, торопился. Ночь коротка, а мне еще хотя бы пару часов надо было соснуть. Да опять утром свой охотничий фарт попытать. Уже по-честному, без обмана…
Андрей Кузьмин, Красноярский край
