Лето, раннее утро. Солнце медленно поднимается из-за темно-синего хребта. Первые лучи ярко освещают все вокруг, но еще не греют. Над тайгой, над речкой повисла утренняя прохлада. Тихо. В деревне уже запели по второму разу петухи. На зеркале реки только отражение легких облаков да прибрежного тальника, который свисает своими прядями над самой водой.
Воздух совершенно неподвижен. Такое впечатление, будто и река вовсе не течет. Недалеко от берега по зеркальной глади воды бесшумно скользит шитик — деревянная легкая лодка. На корме, слегка шевеля веслом, сидит человек в шапке с оттопыренным ухом. По характерной манере сутулиться понятно, что это дед Карпушонок.
«Откуда он в такую рань? — подумал я. — Не спится же ему! Никак, ездил снасти проверять?».
Я медленно стал спускаться к воде. Дед подрулил веслом, лодка ткнулась в мелкий галечник берега.
— Здравствуй, дед!
— Здорово, коль не шутишь…
Дед Карпушонок вышел на берег и слегка подтянул лодку из воды.
— Ты это откуда в такой ранний час, дед?
— Я уже старый, не спится мне. Вот поставленные снасти ездил смотреть, да промашка вышла. Всего с десяток маленьких окуньков выловил. Да налим не более чем килограмма на два попался. Вот и вся рыбалка, парень! Ну да ладно, на уху хватит, и то хорошо. А ты сам-то чего по утрам спозаранку по берегу шастаешь? Молодой еще, спал бы да спал!
— Погода хорошая, вот решил свежей водички на чай принести.
— Это дело хорошее, особенно по утрам.
Пока мы с дедом разговаривали, прибежал мой молодой кобель, лизнул меня по руке и лег к ногам.
— Твой?
— Мой.
— Красивый кобель! У меня раньше был похожий на твоего, а умница такой, что до сих пор помню, хотя сколько уж лет прошло, все забыть не могу. Да, кстати, с ним один случай интересный произошел… Да ты садись-ка вот тут на бревнышко, так и быть, расскажу.
Утиная охота
Дед с комфортом устроился и начал повествование.
— Давно, правда, это было. Как-то собрался на охоту с собакой осенью. А в это время какие морозы? Нет их еще, местами на реке даже не все полыньи замерзли. Кое-где еще утки плавают. Не успели, видать, улететь-то, вот и остались.
Иду я по берегу, день-то к вечеру уже клонится. Возвращаюсь домой уже. Всего-то за день штук пять бельчонок добыл. Не каждый же день фартит, на то она и охота. День густо, да день пусто.
Шагаю себе спокойно. А тут мимо две утки пролетели. Смотрю: они впереди в полынью… плюх. И чего-то мне в голову втемяшилось. «Дай-ка, — думаю, — я попробую хоть одну «скараулить», вдруг повезет. Вот бабка удивится! Прохладно уже, а я с охоты утку принесу — вот разговоров-то будет».
Ну крадусь, значит, я. А утки-то как будто меня и не замечают, совсем страх потеряли. А кому они нужны в это время? Не берется за них никто, вот потому-то и «непужливые», никого не боятся. Подкрался я как раз на дистанцию выстрела. Полынья-то небольшая, а посередине перемычка. Они плавают по кругу в той части, которая поближе ко мне. То подальше отплывут, то совсем рядом шлепаются.
Я прицелился и нажал на спуск: ба-ах! Одна-то утка сразу улетела, а вторую все-таки подранил. Лететь она не может, крыльями по воде шлепает, кругами на месте мечется. А я, дурак старый, смотрю на нее и не знаю, достать-то как? Если к краю полыньи подойду, как есть в воде окажусь! Лед-то у кромки тонкий — вмиг подломится. «И чего сразу не подумал об этом черт старый», — пришла запоздалая мысль…
Собачий заплыв
Дед Карпушонок помолчал и продолжил рассказ:
— А вот как дальше было дело. Утка начала нырять. Тут из леса, услышав выстрел, прибежал мой кобель и, не раздумывая, плюх в полынью за уткой. А пернатая к тому времени у самой перемычки оказалась. И, как только мой пес к птице подплыл, она возьми да и нырни под нее. Кобель-то сгоряча тоже за ней последовал.
«Ну, все, — думаю, — конец собаке. — Стою, ругаю себя на чем свет стоит: — Вот дурень, ну зачем мне эта утка сдалась! Что я, без нее не проживу, что ли?».
Вдруг, смотрю, вынырнул, но только ниже перемычки, чуть ли не в самом конце полыньи. А в зубах что-то бултыхается. Подбежал я к нему, сколько можно было, глазам не верю: налим вот такой. Дед развел руки, показывая рыбину, весящую килограммов пять-шесть.
«Ну, — думаю, — как это мой кобель из воды-то будет выбираться?» А пес подплыл к краю полыньи и скок наверх. Оказывается, в том месте мелко было. Он задними ногами о дно оперся и выпрыгнул из воды. Обрадовался я, что хоть кобель мой не утоп, выжил. А утка… пропади она пропадом.
Удивительная добыча
Дед Карпушонок сделал паузу и возобновил рассказ:
— А знаешь, что дальше-то было? Прихожу домой, отдаю бабке рыбу, а она мне:
— Смотри, налим-то какой толстенный, прям как поросенок.
А я в ответ:
— Мой кобель чуть не утоп из-за этого налима, будь он неладен.
Бабка ушла на кухню улов чистить, а я сижу чай со смородиной пью. Вдруг слышу, зовет меня жена, да громко так. Я уж подумал: не случилось ли чего?
— Иди быстрее, посмотри на это!!!
Подхожу… Бог ты мой! Бабка налима вспорола, а у него в брюхе та самая утка, которую я подранил. Выходит так: как только птица нырнула, рыба-то ее и слопала под водой. А уж потом налима мой кобель сцапал, как-то умудрился.
Вот такие дела, вот такая охота с собакой осенью… Рассказал я бабке все, как было. Поругала она меня за то, что чуть было пса-то не утопил.
— Ладно, — говорю, — не ворчи. Все хорошо закончилось, теперь у нас и утятина будет на выходной, и рыбный пирог.
Вот такой был у меня кобель. Сколько уж лет прошло, а все помню, как будто вчера все это было. Эх, время-времечко, не остановить, вспять не повернуть уж, как эту нашу матушку Тунгуску.
Дед махнул рукой в сторону речки, замолчал.
— Ну, что, пойдем домой? Пора и чаю попить, солнце-то начинает пригревать. День, однако, хороший будет.
Дед Карпушонок поднял свою брезентовую котомку с рыбой, закинул за плечо. Повернувшись ко мне, глянул на меня как-то пристально, хитро прищуриваясь. А потом не спеша, ссутулившись, побрел в сторону своего дома. Я стоял, смотрел собеседнику вслед и думал: «Вот это история! Верить или не верить? Ну надо же, ныряющий кобель!».
— Дед, а как пса звали?
— Моряк, парень, Моряк.
— Надо же! И моего пса Моряком зовут. Ну дед, ну Карпушонок.
Виктор Старцев, Красноярский край
