Это случилось в конце августа или в начале сентября, лет пятнадцать, наверное, назад. Выпала на то время богатейшая грибная пора, валом пошли опята. Продавали их мешками и ведрами на рынке. Рачительные хозяйки заготовки на зиму делали: сушили, солили, жарили грибную икру…
Муж сказал мне: «Хочешь, свожу тебя за опятами? Такое место знаю!» Мы и поехали. Завез меня Валентин в такую глухомань, что едва на своей «Ниве» пробрались по старой, заросшей травой лесной дороге. Потом оставили на ней машину, и метров сто еще прошли пешком по лесу.
Грибное место
— Ну вот, — Валя развел руки в стороны.
Я глянула туда, куда он смотрел, и ахнула от изумления. На земле у кустов лежали две длинные обомшелые толстенные березы. И были они от комля до вершин сплошь усыпаны мелкими, с советский пятак, крепенькими опятами в веселых коричневых веснушках…
Валентин скинул с плеча пустой рюкзак, и мы принялись за работу. Нарезали доверху двухведерный рюкзак опяток, а их еще два по столько на валежинах осталось.
— Хватит тебе, поехали, — сказал мне муж.
— Да ты что! — возразила я. — Бросить всю эту прелесть? Ни за что!
— Ну как знаешь, а я пошел. Посижу в машине, музыку послушаю как белый человек. Но сильно-то не надрывайся, другим оставь.
— Не тронусь с места, — заявила я, — пока не наполню вот эти два пакета!
Валентин легко подхватил за лямки тяжелый рюкзак и зашагал с ним к машине. А я с упоением принялась срезать опята. Одни пакет наполнила почти доверху… Но тут странные звуки привлекли мое внимание. За корягой. За кустами, росшими за ней, послышалось мягкое урчание.
Я затаилась, прислушалась. Казалось, две кошки, играя, «переговаривались» меж собой. Один голос был потоньше и действительно напоминал кошачье ворчание, но второй, более грубый, громкий и грозный, уж точно принадлежал животному более внушительных размеров, нежели кошка.
Мурашки побежали у меня по спине. Покричать, позвать мужа? Ну, уж нет. Эти, за кустами, услышат меня скорее, чем муж.
Я присела, затаилась. Стала ждать, чутко прислушиваясь и вглядываясь в кустарник. Мне было уже не до опят. «А все моя жадность, — ругала я себя, — куда, действительно, мне столько?» Тем временем один из кустов пошевелился. Верный знак того, что эти «кошечки» двигаются в моем направлении. Я встала на колени, потом легла, прижавшись вплотную к валежине.
Вот тебе и кошечки!
С сомнением взглянула на небольшой кухонный нож, которым до этого срезала опята — мое единственное «оружие». Из кустов вдруг выкатился рыжевато-серый клубок, состоящий из двух тел. Меня пронзила нервная дрожь — рыси!
Вот одна из них, та, что крупнее, сделала небольшой прыжок в сторону (к счастью, не в мою), и, выгнув спину, застыла в выжидательной позе. Вторая, значительно мельче первой, детеныш, что ли, упала на спину и принялась сучить передними лапами, изгибаясь всем телом и поворачиваясь то на один, то на другой бок. Большая рысь зарычала, прыгнула на меньшую, и звери затеяли веселую возню, урча и извиваясь, покусывая друг друга и отбиваясь лапами.
Сердце колотилось в моей груди. И было мне очень страшно, и в то же время ошеломляюще-весело от этого чуда — встречи вживую с редкими и осторожными, насколько я знала по рассказам охотников, обитателями нашей тайги.
Не знаю, сколько минут продолжалась эта возня рысей. К моей великой радости младшая кошка вырвалась из лап старшей и стремглав бросилась наутек вглубь леса. Старшая устремилась следом за ней.
Вот и затихло все. Я выждала в неподвижности еще несколько минут. Вдруг вернутся? Но вокруг было тихо. Подхватила наполовину заполненный опятами пакет и поспешила к маячившей за деревьями «ниве», то и дело оглядывалась, не гонятся ли за мной эти рыжие бестии.
Наконец распахнула дверцу машины. Муж сидел на водительском сиденье, откинувшись на спинку, с прикрытыми глазами, слушал радио.
— Что, надоели опята? Мало что-то нарезала, — промолвил он.
— Хорошо устроился, — сказала я с ожесточением, — сидит, музычку слушает. Бросил родную жену на растерзание диким зверям и ни капельки не расстраивается.
И я рассказала о нечаянной встрече в лесу. Валентин напрягся, слушал с широко раскрытыми глазами. Благодушное выражение улетучилось с его лица, только и проговорил:
— О господи! И почему я не почувствовал никакой опасности, грозящей тебе? Больше никогда и нигде не оставлю одну. Поехали!
Людмила Яковлева
