Меньше часа понадобилось друзьям, как ниндзя, исчезнуть спозаранку из ночного города от жен, друзей и запалить на любимой поляне костер. Быстро повесив на шест фонарь, под любимую музыку собрали походный стол и кресла, перекусили. Начали рассказывать друг другу охотничьи байки.
Шубу жалко, однако
День постепенно расправлялся с ночью, окутав все сумерками вперемешку с холодными облаками тумана от ближайшей речки. Тишину нарушал лишь шорох падающих листьев, да могучие ели неспешно покачивали вершинами, а на небе затухали звезды.
Под столом притих беспородный пес Петровича Каюр, ожидая своего момента. Только отойдут друзья по нужде или встанут подправить костер, кружок буженины или колбасы мгновенно исчезает со стола.
Молодой был, да ушлый. Вздумай друзья с ружьями пройтись по окрестностям, Каюр с шумом пробежится по опушкам и, сделав петлю, пристроится позади охотников и, бесшумно вышагивая, думает: «Скоро ли они зайца поднимут?».
А как стало светло и туман рассеялся, выскочили к костру собаки, а следом показались запыхавшиеся мужики с ружьями и закричали:
— Здесь медведь не пробегал?
— Что?!! Какой медведь? — ошарашенно воскликнули приятели, вскакивая на ноги и покачиваясь.
— Так он же у вас под носом прошел! — гаркнули мужики и умчались за убежавшими собаками, словно пограничники за нарушителем.
Вмиг опомнившиеся друзья свернули свой лагерь и рванули от греха подальше от этой поляны. А бурый хищник, воспользовавшись заминкой погони у костра, бойко шлепал по руслу лесной речки, мысленно проклиная двуногих преследователей: «Шиш вам, а не шуба! Она мне самому нужна, ведь зима скоро…».
Карай и кабан
Повез как-то Петровича знакомый охотник в северные глухие леса Удмуртии, убежище староверов, скрывшихся здесь в прошлые века от гонений новой религии. Путь неблизкий, выехали затемно и к рассвету были в нужном месте.
Попив чайку, отпустили собак и стали неспешно обходить опушки полей, зарастающих молодым ельником. В таких местах днем обычно прячется всякое зверье. У местного охотника была старая опытная лайка. А Петрович взял с собой не по возрасту развитого годовалого гончака Карая на испытание.
Около зарослей густого ельника лайка почему-то отбежала в сторону. Карай же напролом рванул в эти «джунгли». Но уже через несколько секунд резко выскочил оттуда. Бойко пятясь задом, пес прижался к ногам Петровича. А следом появился разъяренный кабан!
Охотники замерли на месте. Говорят, что секачи плохо видят, но обладают прекрасным обонянием. Видно, ветер был в сторону кабана. Он поводил своим пятачком по сторонам и, фыркнув, снова скрылся в ельнике и затих. Охотники тихо ретировались — от греха подальше.
Поделись…
Петровичу нравилось держать собак, но он не любил их кормить… «Еще чего не хватало! Собаки сами должны добывать себе пропитание», — считал Петрович, но держал их на привязи.
Поэтому они умудрялись срывать ошейники, рвать цепи и вырываться на свободу…
Один спаниель по кличке Лорд жил у него привилегированно, сам по себе, подчищая в округе все помойки: то курицу притащит, то коровью голову, то чьи-то копыта и рога…
А тут подсмотрел, как хозяин иногда к зимующим в огороде кроликам в клетку относит хлеб. И только Петрович уйдет в дом, Лорд пулей к кроликам. Лапой откроет дверцу клетки, отнимет у лопоухих хлеб и шмыг под крыльцо.
Библейскую заповедь «Поделись с ближним» он понимал по-своему, только в свою пользу. Так и жил эгоистом, обирая, кого мог…
Бруснику любит и медведь…
Игорь давно приглашает нас за ягодами. И вот мы вместе с Петровичем уже второй год в самом конце лета ездим к нему за брусникой.
Несмотря на раннее утро, солнце уже высоко, стоит теплая неделя, и проблем не предвидится. За Чажаем пересекаем реку Белую, которая вскоре поворачивает на север и течет между Вяткой и нашей дорогой до Белореченска. По трассе попадается еще три реки с таким названием. Дорогу пересекают десятки больших и малых рек.
Слева огромная долина рек, покрытая лесом, закрыта плотной стеной тумана, который клочками растворяется в небесах. Ехать — около 180 километров. До Песковки ландшафт как в Удмуртии: смешанные леса чередуются с заросшими полями, да на десятки верст попадают одиночные вымирающие деревни.
Дальше начинаются сосновые боры на белом песке — особенность Севера. Дорогу прыжками пересекает белка, а в голубом небе, оставляя инверсионный след, пролетает с десяток самолетов на запад и восток.
Игорь уже ждет нас, и, отдав ему удмуртские сувениры, пересаживаемся в его машину. Он мчит нас, как заправский «бомбила». Пролетев 5 километров, мы добираемся до поляны, где в прошлом году собирали бруснику. Ягод вроде много, но из-за жары кисти неполные и немножко незрелые.
Расходимся по поляне и начинаем сбор. Мне на пути встречается упитанный наглый заяц, который, стоя на задних лапах, безбоязненно смотрит на меня. Приходится пару раз хлопнуть ладошами, и «косой» нехотя скрывается за соснами.
А на неделе Игорь, срывая на этом же месте бруснику, увидел в 7 метрах от себя большущего бурого хищника, обнимающего деревце и сопящего от страха. Вот так встреча! На осину лезть — тонковата, убежать — гордость не позволяет… все-таки «хозяин леса».
Игорь, говорит, отвернулся от него и, собирая ягоды, стал удаляться. Когда через несколько секунд оглянулся, косолапого и след простыл: утек бесшумно. Зверей тут полно: то заяц пробежит, белка проскочит по деревьям, то змея проползет.
По небу крутятся темные грозовые тучки, пару раз прилично над нами грохнуло, с шумом упало высохшее дерево. К двум часам окрестности оглашает зычный голос Симы:
— У меня оба ведра полные! Хватит, поехали домой!
У Алексея — огромное ведро с верхом, говорит, никогда столько не собирал, обычно — бидон. У Петровича тоже немало ягоды. У Игоря — три ведра, у меня — корзина чуть не полная. В посудинах вместе с брусникой есть черника и голубика, их тут полно.
Грузимся в машину… и в поселок. Игорь говорит, что здесь проживало в советское время около семи тысяч жителей, сейчас до четырех не дотягивает. На дорогу он дарит нам еще по ведру брусники.
Едем 8 километров до Кирса в шашлычную — это их совместное семейное заведение. У Нины уже приготовлен обед — ужин. Перекусив и отдохнув, благодарим хозяев за прием и берем курс домой.
Лесная гостья
Природа не терпит суеты. Там, где раньше рыбачили и отдыхали небольшие группки глазовчан, сейчас в выходные происходит «вавилонское столпотворение». В последние теплые дни в эти места на берега Чепцы «сарафанное радио» привозит тысячи «робинзонов» с электростанциями, моторными лодками, бензопилами, ружьями, петардами…
На каждой береговой поляне с песчаной косой «ночует» до 30-40 автомобилей семейных кланов. Кто не успел, тот опоздал! Какая уж тут рыбалка?
А что остается на этих местах после отъезда «двуногих» любителей природы… не поддается описанию. Поэтому многие предпочитают выбираться подальше — на Каму, Вятку… вплоть до Оби и даже за нее. Очередное «великое переселение народов».
Петрович, насмотревшись на сей пейзаж, вспомнил, что есть другое тихое место. Там и дров немерено. Только дорога туда завалена упавшими деревьями, и, кроме коров, те края никто не посещает. Там еще можно встретить лося, непуганых глухарей и рябчиков, на болотных озерах плещется карась, да дикие утки выводят потомство.
Была уже поздняя предзимняя осень, в воздухе начинали порхать снежинки, когда, прихватив бензопилу, мы направились на «возрождение» старой дороги. «Распотрошив» на дрова более десятка упавших стволов, сделали проезды и расчистили поляну для стоянки и проход к Чепце. Из толстой осины выпилили стульчики и стол и решили перекусить в «лесной столовой».
Внизу бесшумно несла воды река, да рядом тишину нарушала стайка синиц, обследующая деревья в поисках зазевавшихся насекомых. Одна из них подлетела на соседний куст и, склонив с любопытством головку, пропела:
— Чиф, чиф!
Словно бы спрашивала, чем мы занимаемся. Я протянул ей на ладони кусочек хлеба, который она сразу склевала. Птица тут же уставилась на меня с немым вопросом в глазах: «Еще дашь?».
Второй кусок она унесла с собой в глубину леса, чтобы угостить подруг. Приготовив кусочек колбаски, мы напрасно прождали ее возвращения. Общительная синица больше не прилетела.
Оставив остатки еды на лесном столике, а крошки сбросив на муравейник, мы в наступивших сумерках тронулись домой. Тихо шуршала по кромке дороги очередная волна снежной крупы, да последний лист плавно летел на свидание с землей. Вот и еще одно лето прошло…
А гуси пролетели мимо…
Каждый год с открытием охоты Петрович с друзьями отправляется в ночное на пролет пернатых. «Вдруг повезет отстрелить хоть одного гуся?» — надеются приятели. Мероприятие обычно приурочивается к выходным, потому что в будни многие работают.
И вот в один из дней компаньоны на кавалькаде машин рванули в соседний район. Дорогу пересекала небольшая лесная речка. Весной это красивый мощный поток с водопадами из-за опавших деревьев и омутами на месте промытых ям. Летом речка превращается в небольшой ручеек. Она невдалеке от дороги впадает в Чепцу. Это приличная для здешних мест река, из которой по большой воде поднимаются солидные рыбины, которые стаями заманчиво плавают недалеко от проезжей части.
Там же водятся и ондатры, на которых давно «точит зубы» Петрович. Для отлова зверьков он купил в магазине верши и поставил их в кустах пониже дороги. А сам с друзьями проехал к вершине этого ручья, который родником начинался из-под корней старой ели. «Будет свежая вода для чая!» — решили приятели.
Сначала обустроили лагерь, расставили фанерные макеты гусей, заготовили дров. Ночи стали уже холодные, без костра не обойтись. Поужинав, легли пораньше спать, чтобы до рассвета приготовиться к охоте. Встали в полчетвертого, зарядили ружья.
Начался пролет гусей, но, напуганные на российских просторах «бабахами» стрелков, птицы шли на недосягаемой высоте и на чучела не реагировали. Истратив все запасы патронов, незадачливые охотники собрались у костра взбодриться чаем. Через некоторое время к ним подошел местный житель из ближайшей деревни.
Угостили и его чаем, а он рассказывал о себе и поделился одной загадочной историей. С советских времен в подсобке фермы стояли пять бочек с вазелином, завезенных ветеринаром на всякий случай. Так все эти годы и стояли они невостребованными, покрытыми толстым слоем пыли.
А тут кто-то вспомнил про них и решил проверить: «А что там?». Открыли одну, вторую, пятую… пусто! Как будто корова языком слизала. Куда мог деться вазелин? Ну не на хлеб же намазали и съели? Мужик допил чай и ушел в свою деревню, а охотники продолжали размышлять над оставленной загадкой.
Высказали предположение, что, может, кому-то в хозяйстве понадобились бочки? Но мужик сказал, что они-то остались на месте. Была версия, что вазелин мыши съели, но из пустой бочки они бы не смогли выбраться. Кто-то из друзей иронично бросил:
— Может, кто-то смазывал пятки, чтобы быстрее бегать? Есть же в народе такое выражение…
Наконец, друзья пришли к такому предположению. Так как вазелин используется не только в медицине и парфюмерии, но и в технических целях, его могли взять вместо солидола для какого-либо трактора или машины. Не пропадать же добру. Эта версия показалась всем правдоподобной.
Охотники свернули лагерь и двинулись домой. По дороге Петрович решил проверить свои ловушки. Из первой выглядывала огромная черно-коричневая лягушка-мутант. Ее тут же вытряхнули в речку. Во второй оказался дохлый бобр, которого выбросили подальше в кусты.
Эти зверьки в Удмуртии расплодились настолько, что стали проклятием для сельского населения. От их деятельности подтапливаются огороды, покосы, лесные и луговые тропинки, по которым люди ходят за ягодами и грибами. Уничтожаются вековые деревья и кустарники в водоохранной зоне рек и ручьев. Страдают от бобров звериные лежбища и укрытия, постоянные места гнездовий птиц…
С досады бросив снасти в багажник, Петрович помчался догонять друзей. Хотя охота и не задалась, остались приятные воспоминания от общения с природой…
Геннадий Ложкин, Удмуртская республика
