Егерь Ункурдинского производственного участка Петя Шитов принес в охотинспекцию тревожную весть. В производственном участке появились волки и уже задрали двух лосей. И вот мы едем на машинах в нашу избу под завывание ветра и падающего сплошной стеной снега.
Воспоминания
В «уазике» тепло, и я, пригревшись, вспоминаю мои встречи с серыми разбойниками. Получается, что все они случайные и независящие от меня. На специальных волчьих охотах я не бывал и ехал впервые. А вот встречаться случайно приходилось. Особенно запомнился случай, когда после охоты на уток мы с приятелем сидели в лодке и завтракали. И вдруг шагах в тридцати от нас из болотной береговой осоки и камыша как приведение появились два волка. Наверное, минуту, совершенно не шевелясь, они смотрели на нас. Даже показалось, что зверь, стоящий слева, смотрит мне в глаза. Потом как-то не по-собачьи, а всем туловищем они разом повернулись и скрылись в прибрежных зарослях. Поразила их грациозность и достоинство. Ни тени испуга не было в их движениях. Все как-то собранно, быстро. Мы еще некоторое время наблюдали, как две волчьи спины мелькали среди камыша и осоки, позабыв, что у каждого из нас есть ружья и патроны, и они спокойно лежали тут, рядом в лодке.
Ну и здоровенный!
«Слякиша» встретила нас усилившимся ветром и настоящей пургой.
«Похоже, охота сорвется», — подумал я, выходя из машины в свистопляску ветра и снега. Да и мороз начинал к ночи крепчать. В избе человек шестнадцать. В основном опытные охотники. Вместе не раз бывали на зверовых охотах. Ужинаем и спать. Утром, если погода поправится, будет охота, и вставать надо рано. Ночью просыпаюсь несколько раз— картина старая. Ветер шумит в трубе, снег валит не переставая.
Поутру снег по-прежнему стеной, но ветер несколько утих. Сидим за столом молча, завтракаем, что бывает очень редко в охотничьей компании. Видно, все думают о том, что охота может сорваться. После завтрака Витя Блинов идет проверять капканы, поставленные на бобра, а остальные занимаются кто чем. Выхожу на улицу. Ветер почти стих и сквозь падающий снег вижу небольшие пятна голубого неба. Оглядываюсь. Видимость метров 100, а дальше за этой границей в сплошной пелене теряются все предметы. Не видно леса, реки, строений. Только на свежем снегу одинокая строчка собачьих следов да какое-то темное пятно, и мне кажется, что оно движется в мою сторону. Или это дерево? Нет, пятно за несколько секунд превращается в бегущего человека. И вот передо мною Витя Блинов: куртка расстегнулась, шапка на боку.
—Михалыч, волки! Где Чудинов?— выдыхает он одним махом.
Я не успеваю что-либо ответить, как он влетает в избу. Я — за ним.
—Иду по реке к капкану, — слышу я уже в избе, — а тут волчий след стал поперек, уходит в лес, который на правом берегу. Прошли совсем недавно. Ну, я к вам и побежал.
У нас все готово, и через полчаса мы уже катим в сторону Уфимского болота, где залегла волчья стая. Быстро зафлажковываем участок на правом берегу реки Уфы, чуть ниже места, где в нее впадает река Бередовая. Мой «номер» у просеки, которая пересекает оклад с севера на юг. Слева от меня красной цепочкой бьются на ветру флажки. От них, ближе метров на пятьдесят, выруб, тянется он на запад метров на триста.
«Если волки пойдут вдоль флажков, увижу их далеко», — про себя отмечаю я. Прямо передо мной еловый лес. Видимость метров сорок, не более. Справа просека, метрах в пятидесяти упирающаяся в крутой подъем и вырубленная по нему наверх. За спиной— гора, сосна с проседью берез и кустарников. Видимость тоже ограничена.
Смотрю на часы: уже 14 часов, а загон еще не начался. Выбираю, на мой взгляд, самое подходящее место, оттаптываю снег и замираю, превращаясь в слух и зрение.
Лес весь в снегу. Снег лежит на лапах сосен и елей, пригибая их к земле, на кустах, кругом бело. По верхушкам деревьев прошел легкий ветерок. Недалеко от меня на вершинке огромной ели качнулась перегруженная снегом ветка, и зашумел снежный обвал, увлекая все больше и больше снега. Где-то далеко выстрел. Сигнал, извещающий, что охота началась.
Прошло минут двадцать, и у меня за спиной, на горе, появился посторонний шум. Похоже на то, как идет лось по глубокому снегу. Шум все ближе и ближе. Стою, не поворачиваюсь, работает только слух. Видно, зверь пройдет справа от меня. Чуть повернув голову, смотрю в сторону шума и вижу, как через просеку быстро проходит лось. От меня он прошел шагах в тридцати, не испугался. Значит, стою хорошо. Зверь пару раз мелькнул в ельнике и пропал из виду, тишина вновь берет свое.
«А ведь если во флажки упрется? Обязательно дыру сделает», — думаю я и продолжаю слушать тишину. Мороз начинает крепчать. Стою на месте уже более двух часов, а зверя все нет и нет. Даже загонщиков не слышу. И вдруг метрах в двухстах впереди меня в морозном воздухе— выстрел. Подумалось: от него могут броситься на меня, стою, боясь пошевелиться, а кругом тишина. Я уже давно весь превратился в слух и зрение, но результата нет. Все тихо и спокойно. Темнеет, и с наступающими сумерками начинаю понимать, что сегодня меня постигла неудача, но ведь кому-то повезло, кто-то же стрелял. В небе над лесом догорает красная ракета. Сигнал— конец охоты. Выхожу за флажки и иду по дороге туда, где прозвучал выстрел.
В сумерках вижу человека. Подхожу к нему. Это Востриков Евгений Алексеевич. Рядом с ним на снегу огромный волк. По глазам, выражению лица вижу, что Евгений Алексеевич доволен. Возбужденно говорит:
—Стою, смотрю, уже и надежды-то никакой нет, а тут вдруг из кустов появляются три волка и встали, как вкопанные. Видно, почуяли меня. Вскидываю ружье, прицеливаюсь и стреляю. Они развернулись и— в кусты. Я постоял немного и решил пойти посмотреть. Иду по следу, нигде ни кровинки, ни высечки, следы ровные. Ну, думаю, вроде, промазал. Потом смотрю— один волк в березу врезался. Это неслучайно. Видно, я его все-таки достал. Прошел еще шагов десять, а он лежит, вытянувшись. Смерть его настигла в прыжке!
В это время к нам подходит Владимир Николаевич Бакланов. Осматривает трофей и говорит:
—Ну и здоровенный, килограмм за пятьдесят будет.
Втроем вытаскиваем его на дорогу. И ждем, когда нас подберет машина или трактор.
Загадал
В избе хорошо натоплено, приготовлена горячая пища. Все устали, намерзлись, но разговор идет о завтрашнем дне. Несмотря на усталость, все возбуждены первым трофеем. Говорят, что добыт самец— вожак, и стая может развалиться. Ложусь спать и загадываю: «Если ночью проснусь до трех часов, завтра у меня будет неудача».
Просыпаюсь ночью и долго лежу, не хочу смотреть на часы. Боюсь, что еще нет трех. Потом думаю: «Мистикой какой-то занялся».
Встаю, иду на кухню, на часах 2.55. Выругавшись, ложусь спать. Утром в голове мысль: «Может, попроситься в загон, раз так получилось с загаданным». А потом: «Мало ли что загадал. Это же мистика, а ты же ей никогда не увлекался». В общем, становлюсь снова на свой «номер». Будь что будет.
День солнечный, морозец градусов двадцать, снег под ногами похрустывает и слышимость на многие метры. Сразу понятно, что в этой обстановке стоять нужно не шевелясь, иначе зверь тебя сразу же обнаружит. Первый загон начался в десять часов. Минут через сорок поднялась стрельба за моей спиной в разных местах. Значит, зверь в окладе и в любой момент может выскочить на меня. Но проходит часа полтора, а вокруг пусто, никого. Мороз крепчает, видно, к вечеру будет градусов 25—30. Я уже чувствую спиной, как он пробирается к телу, начинают мерзнуть пальцы ног, хотя они в валенках. Мерзнут руки. Походить бы, подвигаться. Нет, нельзя ни в коем случае. Продолжаю стоять как вкопанный. В сосновом лесу впереди меня шум и треск. Идет загонщик и— прямо на меня. Узнаю Витю Блинова. Он подходит ко мне и сообщает, что добыто еще три волка. А в окладе остался еще один зверь, по-видимому, матерая волчица. Будет еще один загон.
Виктору жарко, от него валит пар, походи-ка по такому снегу. Постоял он около меня минут пять и уходит. А я еще долго слышу в морозном воздухе шум его шагов.
Просто не повезло
Значит, будет еще один загон, я смотрю на часы: 14.00. Он начнется минут через тридцать-сорок. А мороз все сильней и сильней достает меня. Я уже по-настоящему мерзну, меня трясет и, стараясь не шуметь, греюсь как могу. К вечеру окончательно прояснило. Тени от елей и сосен вытянулись с запада на восток. Солнце резко покатилось к горизонту, а мороз начал еще сильней крепчать. Хочу посмотреть время, но тяну, как бы отодвигая последнюю надежду. В лесу, окружающем меня, тихо и такое впечатление, что совершенно пусто. Ни загонщиков, ни зверя, даже птичек не слышно и не видно. Через час будет темно. Шевелю пальцами ног в валенках, они замерзают, и я пытаюсь противиться этому. Походить бы по снегу— в раз бы согрелся, но нет, нельзя. А как хочется курить. Мысль эта постоянно в сознании. Я стою на одном месте почти семь часов. Обалдеть можно. Надежда на удачу уходит со скоростью часовой стрелки. Чем больше времени, тем меньше надежды на успех. Мне кажется, что ее осталось совсем маленький кусочек, а может быть, этого кусочка уже нет. По инерции жду сигнала отбой.
И вот когда уже мое терпение кончилось, метрах в двухстах впереди, на вырубке в последних лучах заходящего солнца— зверь, движущийся в мою сторону. Мне даже не поверилось, но от реальности никуда не уйдешь. Высоко выпрыгивая вверх, волк шел по вырубу прямо на меня. В голове мысль: «А ты хотел идти в загонщики. Вот тебе и мистика. Конечно, ее нет. Все-таки не напрасны двухдневные мучения. Вот он перед тобой, идет на тебя, еще немного— и он твой».
Мне кажется, что зверь серо-рыжеватый, видимо, такой оттенок дают последние лучи заходящего солнца. До цели уже метров сто пятьдесят. Определяю место: метров пятьдесят от себя, когда буду стрелять. Как только зверь поравняется вон с той огромной елью. Ружье уже давно снято с предохранителя. Точка прицеливания определена. До зверя метров сто десять. Если зверь будет идти таким темпом, то до выстрела остается десять-пятнадцать секунд. Еще раз мысленно проверяю себя. Стою удобно, ружье заряжено, снято с предохранителя. Зверь меня не видит… И вдруг— я не верю своим ушам— до слуха доносится шум мотора и лязг гусениц тягача у меня за спиной. Все! Это катастрофа, все пропало, все кончено. Опускаю ружье и смотрю на волка. Какое-то мгновение он еще идет на меня, а затем резко, в прыжке, изменяет направление движения и уходит в лес. На прощание он пару раз мелькнул между елей и сосен и исчез. Все произошло настолько неожиданно, что я остолбенел и не мог поверить в случившееся. В душе злость и обида.
Схожу с «номера» и иду, считая шаги, туда, где зверь свернул в лес. Девяносто девять шагов насчитал я. До верного выстрела мне не хватало десяти секунд. Случайность или все-таки мистика. Оставаясь верным себе, думаю: не то и не другое, просто не повезло. А все-таки эта область пока не познанная человеком.
Подъезжает тягач. На нем Матвеев, Мальцев и Чудинов. А у меня эмоции через край. Матвеев успокаивает: ничего, ребята завтра доберут. Мальцев протягивает сигарету.
Охотничий трофей
Назавтра волчица в первом же загоне ушла через флажки и как в воду канула. А в следующую зиму в угодьях объявилась стая. И начался разбой. Много живности погибло от зубов серых разбойников. И каждый раз, когда стая попадала в оклад, волчица уводила ее через флажки. Уже в конце зимы Василию Александровичу Дмитрину удалось догнать стаю и отстрелять трех прибылых. Наступившая темнота прервала погоню. А за ночь волки ушли в заповедник. Только в следующем году Василий Александрович и Петя Шитов истребили стаю. Мне же больше не пришлось охотиться на волков. Кстати, шкура волка, которого добыл тогда Евгений Алексеевич, в 2002 году на международной выставке в Москве «Природа, охота и охотничьи трофеи», получив 148,6 балла, заняла почетное третье место и была награждена дипломом и золотой медалью.
Вы ее, может, видели. Она занимала достойное место среди охотничьих трофеев на стене отдела Управления охотничьего хозяйства Челябинской области.
Евгений Кудрявцев, Челябинская область
