В тех местах, где мы охотились, долгие годы обитал один кабан-секач. О нем все знали, много раз видели его в загонах, но каждый раз он обманывал и загонщиков, и стрелков. Казалось бы, и загон плотный, и стрелки опытные, но ничего не получалось.
Вот обложили его, и деться ему уже некуда, а он затаился, прикрывшись кустами. Подождет, когда загонщики приблизятся, и между ними — шасть, только его и видели. Много всяких уловок было у этого кабана, и пользовался он ими вполне успешно. А отличительной особенностью его было белое пятно на лбу. Это уже как справка с печатью или паспорт.
Последний раз он вот что придумал: от загонщиков уходил рядом с семьей кабанов, которых вела самка. Перед стрелками, по-видимому, учуяв их, остановился, потом прошел на угол загона к первому «номеру» и замер. Остановилась и самка. Послушала, понюхала и бросилась на прорыв между первым и вторым «номером», семья — за нею.
Охотники открыли стрельбу, и вот в это время Белолобый проскочил справа от первого «номера». И опять только его и видели. Каждый мечтал добыть Белолобого, но ничего из этого не получалось.
Взял!
Вот как-то раз пошли мы на охоту вдвоем — я и Александр Яковлевич.
Приехали заранее, вечером, в охотхозяйство, сделали отметку у егеря и затемно пошли в лес. В тех местах, где это происходило, охота на кабанов проводится следующим методом. Зная, где у кабанов логово и куда они уходят на кормежку, можно подкараулить их на тропе, когда они возвращаются назад. То есть приходим к звериной тропе затемно и ждем, когда стадо по этой тропе пойдет на логово. Пошло стадо — значит, тебе повезло, не пошло — повезло другому. Вот на такую охоту мы и пошли.
Я встал у одной тропы, а Александр Яковлевич — у другой, метрах в трехстах от меня. Стадо кабанов появилось возле меня, как только стало светать. Но оно возвращалось не по тропе, а шло прямо по лесу широким фронтом, продолжая кормиться.
От меня это происходило в пятидесяти шагах, кабанов было плохо видно, так как рассветные сумерки не давали возможности тщательно прицелиться и стрелять наверняка.
Стадо медленно удалялось от меня, а я молил Бога, чтобы оно набрело на Александра. В надежде на то, что может быть, какой-нибудь отставший «кабанок» пойдет по тропе, я постоял еще минут десять. Уже стало вовсю светло, лес ожил. Засуетилось его пернатое население. Солнце начало пригревать и после ночной сырости и прохлады приятно воздействовало на организм.
Я сошел с места и пошел по просеке туда, где стоял Александр Яковлевич. В душе не было надежды на встречу с кабаном, но по привычке я внимательно оглядывался по сторонам.
Просека рассекала густой кустарник, по-видимому, когда-то здесь была лесорубная делянка. Лес вырубили, а вместо него с годами наросли кусты шиповника, ежевики, терна, волчьей ягоды, мелкий ивняк, кленовая и дубовая поросль. А если добавить сюда всякие растения, которые при влажном климате обильно растут, то все это выглядело непроходимой чащей.
И вот, когда до Александра Яковлевича оставалось шагов двести, я вдруг увидел в густом кустарнике силуэт крупного кабана. Сразу мелькнула мысль: «Белолобый», но тут же пришла другая: «Нет, не он, не может быть».
Мысли мыслями, а я продолжал медленно продвигаться вперед и неотрывно следил за зверем, а руки уже стягивают ружье с плеча и взводят курки. Но как прицелиться, как выбрать точку прицеливания? Делаю последний шаг и останавливаюсь. До зверя шагов двадцать, не больше, но кусты, сплошные и мелкие, прикрывают его. Стараюсь найти хоть небольшой просвет. Вот, кажется, есть что-то. Зверь продолжает стоять: он, наверное, понимает, что кусты прикрывают его, и спокойно стоит. Мне кажется, что я вижу его глаза, прищуренные и настороженные. А, была — не была! Жму спусковой крючок, выстрел отдает в плечо, и с отдачей пропадает цель, как бы растворяясь в кустарнике. Стою и слушаю отдаляющийся треск сучьев и шум шагов.
В голове мысль: «А вдруг подранок?» Иду на то место, где стоял зверь, а в глаза бросаются сломанные ветки. Так и есть — пуля попала в ветку, а так как она была лепестковая, то от удара лепестки разошлись и, срубая веточки, разлетелись в разные стороны. Ползаю по кустам в надежде найти высечку или кровь, но все напрасно. Выхожу на дорогу. В это время там, где стоял Александр Яковлевич, тишину солнечного утра сотрясают два выстрела. «Неужели по Белолобому?»?— думаю я и бросаюсь в ту сторону. Фигуру Александра вижу издалека. Он стоит на просеке, призывно подняв руки вверх, смешно подскакивая и одновременно медленно поворачиваясь кругом. При этом он кричит:
— Тра-та-та-та, Белолобый мой, тра-та-та-та, Белолобый мой!
Я молча смотрю на него, жду, когда он придет в себя. А он крутится, подскакивает и все продолжает:
— Тра-та-та-та, Белолобый мой!
Наконец он останавливается.
— Михалыч, я ведь Белолобого взял!
Понимаю, что надо торопиться, спрашиваю:
— Где он?
Сашка машет рукой в сторону кустарника и кричит:
— Там он, там, лежит, отдыхает. Ты как выстрелил, я понял, что если ты промазал, то пойдет на меня и за тот дуб. Только встал, смотрю — по тропе зверь здоровущий идет быстро, уверенно. Выстрелил я ему в бок, от пули его в сторону бросило, но он снова на тропу выскочил и от меня — в кустарник. Я вдогонку еще раз выстрелил, тоже, видно, попал, так как он после выстрела встал и пошел вон к тем кустам, там и лег. Я смотрю, лежит, помирает.
— Что, он живой??— спрашиваю я.
— Да помирает он, если уже не отошел к праотцам, — говорит Александр.— Вы ружье-то оставьте,— продолжает он, — кабан здоровый, тащить нужно через кусты, ружье будет мешать.
Я не обращаю внимания на слова Саши, на ходу заряжаю ружье и беру его на изготовку. Тропа заворачивает за кусты и далее идет через заросли. Мы еле-еле пробираемся через них.
Последние минуты Белолобого
Вот и небольшая поляна. На ее противоположном конце лежит зверь, лежит на боку, и я вижу рану величиной с добрый кулак. Кабан дышит, и при каждом его движении из раны льется густая красная масса. «Он жив, но видно, живет последние секунды», — думаю я.
— Это Белолобый или нет? — спрашиваю я у Александра.
— По-моему, Белолобый, — говорит он.
— Ладно, стой здесь, — говорю я ему.
А сам начинаю обходить поляну справа, пытаясь посмотреть на морду зверя. Вижу, как постепенно открывается голова кабана с белым пятном на лбу. Вижу его глаза, маленькие, тусклые, которые вцепились в меня. Понимаю, что зверь может броситься на меня.
Курки ружья взведены, и палец на спусковом крючке. Я стою, смотрим друг на друга. В голове мысль: «Нужно добавить». Поднимаю ружье, Саша что-то кричит. И тут кабан вскакивает, причем это движение он делает легко и проворно, а затем совсем неожиданно для меня бросается в сторону Саши. Вижу, как Саша стремительно несется напролом через густейшие кусты к просеке. Ловлю на мушку кабана, но стрелять нельзя, в створе напарник.
А Белолобый тем временем, сделав несколько шагов к тому месту, где стоял его обидчик, начал падать. Было видно, что это последние шаги, что он, уже если упадет, то не встанет. Все его существо противилось этому падению, его бросало вправо, но он выстоял и сделал еще пару шагов, запнулся за кочку и снова выстоял, еще шаг, туда, вперед, туда, где простор, где родной, так приятно пахнущий лес, где он удачно прожил жизнь до сегодняшнего рокового дня. Ну, еще вперед. Ну…
И смерть он принял стоя. Я видел, как он выдохнул последний раз и начал валиться набок. Судорога пробежала по его телу, и он затих. Мне показалось, что на какой-то момент в лесу стало тихо. Только впереди где-то у просеки еще буравил кусты своим телом Александр.
Я подошел к зверю. Александр Яковлевич попал в него двумя пулями. Потом мы определили, что были поранены селезенка, печень, легкое, желудок, и с этими ранениями он еще прожил те пятнадцать минут.
Потом мы тащили зверя на просеку, ружье действительно мешало мне, и я его оставил у куста. А Саша все говорил:
— Я ведь чуть заикой не стал, ведь надо же, как выскочит на меня, как будто знает, что я его подстрелил, а не ты. Да, дела!
Евгений Кудрявцев
