На очередной студенческой практике в долине быстрой речки Сармы целый месяц жили парни — будущие охотоведы. У каждого по ружью и распирающие воображение мечтанья: если уж не добыть рогача-изюбря — желанный трофей любого прибайкальского охотника, — то стать хотя бы соучастником такой охоты.
На всех (а было там две группы факультета охотоведения и более 50 стволов) имелась только одна лицензия, разрешающая добыть дикого оленя. Владел ей руководитель практики, многоуважаемый доцент Николай Сергеевич Свиридов.
Искусство вабвения
Кроме карабина, была у него и берестяная труба для вабвения — вызывания и подманивания разгоряченного осенними свадьбами оленя. По неоднократным просьбам студентов и, видимо, для разминки-тренировки, Николай Сергеевич частенько дудел в трубу на весьма высоких нотах. А повар созывал товарищей этой трубой на трапезы, одновременно тоже осваивая искусство вабвения. Некоторые из нашей братии, особенно студент Володя Шувакин, обладавший завидным музыкальным слухом и неплохим тенором, и без дудок мог исполнить «арию дикого быка», чем несказанно удивлял и, наверное, потешал Свиридова: «Надо же, таланты какие открываются! Впору ехать учиться в консерваторию…» Забегая вперед, скажу, что Володя впоследствии стал отличным специалистом, учил студентов охотфака в техникуме-колледже и известен в Иркутске как мастер добывания диких лис в капканы. По следам, разумеется, а не с помощью своего высокого голоса.
Раза три Николай Сергеевич в сопровождении двух-трех ассистентов из нашей команды пытался в сумерках «сговориться» с оленем. Трубил, зазывал, то игриво пел, то грозно вызывал рогача-изюбря на рандеву. Зверь отвечал басовито и чаще с тревожным посвистом, будто догадывался об обмане, и насмешливо охаивал на своем наречии неопытных охотников.
После сна следовал профессиональный анализ причин неудачного вабвения и всем понятного вывода старшего товарища: зверь кем-то напуган, или по нему уже кто-то стрелял. Такой, если даже и отзывается на трубу, на сближение не пойдет: он строг, осторожен. Или, скажем, отгулял и в драках не видит смысла. Надо и искать другого. Непуганого. «Неженатого». Урок краток, но памятен.
Столование у Боба
День в сентябре длинный. Свободное время использовали для пополнения мясных припасов на еду. Разбредались в разные стороны, дабы добыть хотя бы рябчиков, благо этих доверчивых птиц в ту осень было много. Едва ли не каждый из нас приносил и вручал Борису — повару-дневальному, которого за городское происхождение и некоторое прохладное отношение к охоте чаще величали Боба — по 2–3 рябчика.
Его в общем-то нисколько не смущало такое прозвище, и Боба теперь памятен как общительный, добродушный парень, знаток Иркутска и всех его закоулков, в том числе и злачных. Он всегда был готов поддержать честную компанию и за словом в карман не лез. И хотя его папаша был большим чиновником в горадминистрации, ни видом, ни характером этого не выказывал. За что ему многое прощалось по-дружески. И мы учили его, передавая свои секреты охотничьего промысла, пытаясь втянуть горожанина в ворота дремучего охотоведения.
Начинать, как водится, надо с азов. Мы, настреляв кучу рябчиков, намеренно их не обрабатывали, а поручали эту работенку повару. Этакое разделение обязанностей. Если уж не добываешь, то изволь, обработай! Ощипи, выпотроши, свари!
Боба, надо сказать, рябчатину очень даже обожал и щипал битую птицу с развивающимся аппетитом, который, конечно же, потом удовлетворялся за столом сполна. Еда при наших успешных охотах не нормировалась. Кто-то насыщался одним рябком — это около фунта или почти полкило, а кому-то и двух птиц да еще двух котелков навару не хватало. Все зависело от дальности походов и соответствующей разминки. Так что наш повар Боба в ту достославную осень научился лихо готовить похлебку из рябков, а потом из гусей, уток и хариусов. Но не сразу. Не вдруг! О том наша охотничья «усмешка». Первый блин комом бывает не только с блинной продукцией, а везде и всюду, особенно если «пироги начнет печь сапожник».
А в супе-то — зоб!
Разгоряченный порядочной по объему неотложной работой, Боба ощипал первую партию рябков, опалил птицу на костре, выпотрошил, выполоскал в чистейших холодных струях Сармы. И, ничтоже сумняшеся, заложил в костер варить. Мы же, устав после охоты, да от нескончаемых россказней типа: «Как я…, да вы бы только видели…, а в это время медведь…, изюбрь…, козел, и убежал!», — быстро и дружно засыпали, веря этому бреду на пять-шесть процентов. Часа два с гаком пролетели в счастливых снах, а нам казалось, что только легли, когда наш леший Боба уже заорал: «На обед!».
— Самое вкусное мясо — это огузок, — объясняли знатоки. — С него и нужно начинать. Далее едят то, что на костях: сердце, легкие. А уж в конце трапезы, коли не насытился под завязку, можно поглодать и шеину.
После такого авторитетного совета все участники обеда почти единодушно ахнули:
— Боба! Ты почто зобы-то не выбрасывал?!
После общей грозовой паузы Боба, похоже, понял, что как повар, а тем паче — студент, он неважно изучил анатомию куриных. На лекции того же Николая Сергеевича по биологии диких птиц и зверей он постоянно опаздывал или откровенно спал в последнем ряду, спрятавшись за «балеткой» — чемоданчиком с книгами, поскольку ночи Бобы часто бывали бурными, разгульными. А любимой песней была у него про Еву и Адама, как про первых представителей свободного студенчества. И мы у костров неоднократно певали эту песню:
— От Евы и Адама пошел студент упрямый.
Лихой, неунывающий народ.
От сессии до сессии живут студенты весело,
А сессия всего два раза в год.
День мы прогуляем, два мы проболтаем,
А потом не знаем ни бум-бум…
— Что же ты, леший, сварил?
— Из нас подопытных кролей сделал! Экспериментатор фигов! — раздавались реплики.
Полезные «витамины»
Однако все эти окрики находчивого повара не смутили. Биологию-то он, конечно, неважно усвоил, но Шолохова когда-то все же читал. О том, как дед Щукарь кашу с лягушками сварил. И потому он вдруг предстал перед застольем как выдающийся знаток питания диких куриных. Боба взял предложенный ему вареный зоб рябчика, с опаской рассмотрел его и начал… есть содержимое, приговаривая:
— А я, может, специально все это оставил. Для приправы, стало быть. Что, глухари и рябки дураки, раз едят хвою, ягоды, почки? Это же витамины! Еда экологически чистая…
Последние слова повар произносил, шаг за шагом отдаляясь на безопасное расстояние от стола, поскольку еще трое-четверо обладателей вареных зобов явно вознамерились запустить в пересмешника костями и прочими отходами кухни. Боба не без оснований ожидал большей встряски.
Впрочем, никто тогда особенно и не рассердился на неумеху, тем более что потом каких-либо казусов с ним не случалось. Но долго еще, по крайней мере до конца учебы в вузе, нашего юморного приятеля кликали Боба-Щукарь!
Валерий Тарасов, г. Киренск, Иркутская область
