В этом году в окрестностях нашей деревни зайцев развелось неимоверно. После ночной пороши за околицей в зарослях тальниковых кустов, в осиннике и на полянках некуда ступить — сплошь заячьи следы.
Я очень люблю такими утрами побродить по перелескам, «почитать» книгу природы, на страницах которой лесные обитатели наследили, то бишь написали захватывающие рассказы о своей жизни и ночных приключениях с благополучным и даже трагическим исходом.
И вот однажды ранним утром после хорошей пороши я выбрался за околицу и не спеша заскользил на лыжах к ближайшему перелеску. Легкий морозец пощипывает за нос, но терпимо — не обжигает. Утренняя синева, напившись белизны свежевыпавшего снега, отступает, сползает в низинки, серой кошкой затаивается в гущине тальниковых кустов.
Заячьих следов много, но все прогулочные: беляки, опьянев от запаха свежевыпавшего снега и «обалдев» от его чистоты, забыли о голоде, покинув лежки, отправились полюбоваться запушенными деревьями и кустами и пообщаться друг с другом. Вот следы одного из зайчишек привели к одинокой пихтушке-крохотульке на опушке колка и затормозились: видимо, лопоухий застыл в изумлении, залюбовавшись ее пушистым белоснежным нарядом. Затем медленно обскакал, приостанавливаясь, вокруг принарядившегося деревца, а, налюбовавшись, отправился дальше.
И тут замечаю среди кустов параллельную лыжню.
«Ну вот! Кто-то уже опередил меня. Сейчас всех зайцев распугает, — ругаюсь я мысленно на неожиданно объявившегося соперника. — Откуда ты взялся?».
И начинаю перебирать в уме всех деревенских, кто мог опередить меня. Не остановившись ни на одной фамилии, решаю изменить маршрут, чтобы не встречаться с соперником. Иду к чернеющему сквозь ветви кустов небольшому стожку сена, оставленному каким-то нерачительным крестьянином на съеденье лесным жителям. Когда до стожка остается метров десять-пятнадцать, вдруг вижу чуть в стороне среди запушенных низкорослых кустиков очень знакомый силуэт, напоминающий притаившегося зайца. Резко приседаю и беру ружье наизготовку. Напрягаю зрение: и хотя все кустики, ветки и травинки в результате пороши превратились в причудливые фигурки, я отчетливо вижу прижатые уши зайца, его мордочку, спинку и даже черную бусинку глаза. Ошибки быть не могло — точно затаившийся заяц на лежке.
Вскидываю ружье, стреляю. Грохот сбрасывает с ближайших деревьев белоснежные шапки, освободившиеся ветви качаются, будто укоризненно упрекают, что я их раздел и нарушил покой. Дробь взбивает пуховик, подбрасывает и опрокидывает зверька на бок.
Бегу к добыче, наклоняюсь… И у меня округляются глаза. Это чудовищное подобие шустрого зверька, к тому же отдаленно напоминающее чучело беляка… И тут из-за стожка появляется дед Паша — наш деревенский хохмач, приколы которого всегда на слуху у сельчан, их жадно ждут любители розыгрышей и ужасно боятся те, над кем шуткует неугомонный прикольщик.
— Здорово ты его срезал, — заливисто, со старческой хрипотцой смеется дед Паша. — А у тебя острый глаз, как у настоящего следопыта…
Вот так старик — хорошую подставу мне придумал. Представляю, какой смех прокатится по деревне, когда узнают о моей «охоте» на зайцев, а о ней все жители узнают сегодня же…
Владимир Неунывахин, г. Новокузнецк
