— Пляши! — огорошила Игнатия Ивановича с порога почтальонка, задирая руку над головой.
— Письмо что ли принесла? — загорелся он глазами.
— Бери выше! От сына посылка пришла! Подарки новогодние, должно быть! Пока не спляшешь — хоть убей, не отдам!
Радостная весть
Игнатий Иванович и не норовил вырывать из ее руки извещение, а отбил перед ней чечетку и даже присел пару раз и в ладоши громко отбил. Светлана улыбнулась и протянула ему бумажку с неровными рваными краями. Но Игнатий Иванович не взял и не потянулся за ней даже:
— Зятю Анатолию завтра утром отдай — он там получит и принесет. А ему до почты — три шага сделать. Сбегает, получит, а потом заодно и у нас в гостях побывает… Мне чего в такую даль ноги ломать? Они еще плясать да в баню ходить пригодятся.
— Чего-чего, а часто плясать тебе приходится! Сын у тебя заботливый да внимательный — к каждому празднику что-нибудь присылает… Хорошо, Игнатий Иваныч, занесу! — выпалила она, выходя за порог. — Чего мне стоит!
От услышанной похвалы в адрес сына своего Игнатий Иванович и грудь колесом сделал, плечи шире расправил. Он у него институт какой-то непонятный ему окончил: не то горный, не то там, где на геологов учат, а теперь обосновался у черта на куличках — где-то на севере Сибири. Семьей там обзавелся, на жизнь свою не жалуется, пишет, что в доме у него — чаша полная. Молодец, парень, видать, как сыр в масле катается да еще и посылки шлет…
Доставленный ящик
На другой день зять с посылкою в заплечном мешке с утра у тещи с тестем в гостях появился:
— На работе даже отпросился — отгул взял, чтобы вас уважить. Вот получил, принес, — и выложил на стол крепко сбитый и увесистый фанерный ящик.
— Принес — и хорошо, открывать надо! — распорядился Игнаха, достал из ящика тиски и протянул их зятю. — Гвозди вытаскивай да ящик не повреди! Может, пригодится еще… Смотри, обычно Лешка письмо на самый верх под крышку бросает, расписывает подробно, что и кому присылает. Лидия! — зыркнул он на присевшую поближе к столу жену. — Неси-ка мне очки! Читать буду! Посмотрим, что ныне за подарки прислал…
Зять бережно снял крышку, отложил в сторону:
— А вот и письмо! — протянул он тестю аккуратно исписанный тетрадный листок. — Ну-ка, читай вслух!
Игнатий Иванович напялил на нос очки, взял письмо и повернулся к свету. Начал читать, но не так громко, как просила жена, а забубнил что-то невнятно и тихо.
— Чего то ль для себя читаешь? — одернула его Лидия Павловна. — Наверное, всем пишет! Не тебе одному…
— Тогда слушай! — оторвался от листка Игнатий Иванович. — Пишет, что у них все чередом, то ль холода стоят больно люты. Ну, Сибирь на то и Сибирь, чтобы стужа донимала, — пояснил он. — Не зря же раньше туда на каторгу ссылали…
Подарки на любой вкус
— А теперь по делу, — он снова впился глазами в письмо. — Маме, то бишь тебе, — кивнул на Лидию Павловну, — платок с кистями! Угу-у-у! — вытащив его из посылки, удивленно протянул Игнатий. — Ну и вкус у сына твоего! На-ка примеривай — в деревне точно первой красавицей будешь! Гляди потом, чтоб молодые за тобой не заухлястывали, а то они нынче такие — вместе с платком из-под носа уведут…
— Да ну тебя, шлепалку! — отмахнулась от мужа Лидия и, не отрывая горящих глаз от подарка, подошла к зеркалу, набросила платок на плечи, но покрасоваться, покрутиться перед ним не успела.
— Чего убежала? — окликнул ее Игнатий Иванович. — Иди сюда! Оказывается, тебе еще кой-что причитается? Материалу кусок… Маме, пишет, на кофту! Но смотри, пишет, шить не доверяй какой не то портнихе пахорукой! А по мне так, — развернул он и рассмотрел внимательно отрез, — хоть мешком картофельным сшей, а на тебе да в платке этом любая кофта заглядением будет. На, видишь, как сын наряжает!
— Ага! — развела руками, раскланялась перед мужем Лидия Павловна. — Сказанул тоже! Сын наряжает! Да он, как и ты, ни уха, ни рыла в этом не понимает! Сноха, слава богу, путняя досталась. Это же ее рук дело! Бабье…
— А вот и мне подарок! — обрадованно воскликнул Игнатий Иванович и начал развертывать тряпицу. — Коньяк! Пишет, самый лучший для меня подобрал, соседских мужиков, мол, угости — пусть попробуют.
— А вот и тебе, — глянул он на зятя и вынул из ящика завернутую банку кофе. — Это, пишет, отдать зятю — он разберется, что с ним делать. Тут вот, — выложил он на стол сверток мальчишкам твоим подарок — крючки, лески, пусть, мол, рыбачат… А это сестре Зинке отписал. И распечатывать, смотреть не будем — унесешь ей, сама во всем разберется. Тоже, наверное, наряд какой-то…
Первая проба
Лидия Павловна, мурлыкая напевно, покрутилась-покрутилась перед зеркалом, любуясь платком-подарком и прикладывая к груди, оборачивая вокруг себя кусок яркой цветной ткани. «Хороша будет кофта! Такой ни у кого в деревне да и в селе, наверное, днем с огнем не сыскать!». А потом все аккуратно сложила в стопочку на диван и юркнула на кухню. В печке уже пригорало! Еще и чугуны с картошкой да кашей на загнетке покоятся — давно пора в жар ставить. Только начала головешки в печи кучить, муж окликнул:
— Лидия! Давай к столу — пробу снимаем! На тебе испытывать будем!
Она вышла к сидевшим за столом мужикам, сделала глоточек из стакана:
— Фу! — сморщилась она и прикрыла рот губами. — Чего хорошего?
Лидия Павловна у стола не задержалась, вновь на кухню укатила — заскрипела ухватами, посудой забрякала. Она торопилась дела свои все управить, а потом к соседке на радостях сбегать — подарками похвастать да ее удивить: пусть позавидует, какие у нее сын и сноха внимательные…
— А что, зятек, — переметнулся Игнатий Иванович с одного разговора на другой, — мой подарок опробовали, хоть и вонек, но, по-моему, неплохо подает — хоть песни пой! Давай теперь твой попробуем! На верхосытку, так сказать! Одно с другим в брюхе не раздерется! Как думаешь?
— Чего и думать? — согласился зять и принялся читать, что там на банке написано. — Пробовать так пробовать! Кипяток нужен, сахар да молоко по вкусу — не велика и кулинария!
Игнатий Иванович неуверенным шагом сбегал на кухню, ковшом зачерпнул из чугунка кипящей воды и назад к столу. Зять уже по чайной ложке черного порошка в оба стакана сыпанул, сахарницу с песком из комода достал. Разлили они кипяток по стаканам, размешали — пробуют и друг на друга осоловелыми глазами таращатся.
— И вкусу никакого и на зубах скрипит, — пожал плечами Игнатий Иванович и отставил в сторону стакан. — Может, у них там в городе и пьют такое, а мне не надо! Чай морковный и то получше кофе этого во сто раз лучше будет!
— И вправду непонятно: что за кофе такое? — поддержал его зять и тоже плечами вздыбился.
Варка кофе
— Шары-то уже налили, — рассудила вышедшая на их голоса Лидия Павловна, — не понимаете ничего! Кофе, — слыхала от продавщицы, — варить надо! А вы — кипятком только залили да и то, наверное, остывшим… Сливайте все в кастрюльку и на огонь — пусть покипит, а потом уж и пробуйте! Толь смотреть на посудину во все глаза надо, Веерка-продавшица говорила, что все кофе может пеной на огонь разом выплеснуться…
Мужики на кухню — керосинку запалили и сидят перед нею котами мартовскими и даже облизываются, будто в кастрюле сметана, а не кофе варится. Игнатий Иванович ложкой столовой помешивает, пенку появляющуюся сбивает, зять то и дело носом, будто дятел, клюет — принюхивается: как, мол, ароматом потянет, значит, и варево их готово! Минут десять они кипятили — вода ключом била в кастрюле, наружу вырывалась через края.
— Наверно, сварилось? — не то у жены, не то у зятя спросил Игнатий Иванович, не отрывая взгляд от воды клокочущей. Но Лидии Павловны на кухне уже как не бывало, ее и сдед простыл — она уже перед соседкой своей выпендривалась в платке новом с кистями и ткань цветастую во всю ширь обеденного стола раскинула…
— Похоже! — ответил зять. — Порядком уже кипит. Может, он такой и есть не пахучий! Да и нюхать уже невозможно — кипятком брызжется! Так и окриветь хоть бы хны можно!
Наполнили они снова стаканы, но тот и другой смелости не могут набраться, чтобы попробовать — сидят принюхиваются да друг с дружкой переглядываются. Зять наконец-то насмелился, сделал глоток-другой и молчит, в потолок глазами уперся.
— Ну, как? — не вытерпел, поинтересовался Игнатий Иванович.
— А ты попробуй да сам оцени: какой это сулемы тебе сын прислал! — в ответ сверкнул глазами зять.
Как избавиться от подарка
Игнатий Иванович после таких слов и пробовать кофе не стал, понюхал только — чуть нос в стакане не замочил и поставил его обратно:
— А вот тут, зятек, ошибаешься! — возразил он. — Банку эту не мне, а именно тебе в знак уважения Лешка прислал. Поэтому и угощайся сам тем, чем тебя потчуют, а мне кофе вообще не по душе, да и боюсь — изжога, дери ее за ногу, давить потом станет…
— Да это издевательство надо мной, а не знак уважения! — резво заговорил зять. — Кофе послал он! То ли просроченный, сопревший при царе Горохе еще, а потому и без вкуса какого, то ли это вообще какую-то отраву подкинул…
— Да возьми да выбрось! Чего из-за этого сыр-бор заводить! — попытался Игнатий Иванович смягчить зятя. — Пойди и выбрось, потом напишем ему, что выпили, но, мол, не ахти приглянулось кофе. Не для нас, дескать, оно, для деревенских…
— А что? И выброшу! — не сразу остыл зять. — А ему вместо грибов сушеных в следующий раз коры ольховой от валежин насобираю и полную посылку — вот этот самый ящик — и отправлю. Свату, как говорится, в отплату!
Он сгреб со стола банку и выскочил из-за стола и убежал на кухню, заглянул в печку — хило, но головешки еще отбрасывались гребешками огня. Он размахнулся и, целясь в самый жар, швырнул эту банку с черным порошком поверх чугунков и плошек и сам тут же удивился: бросил-то как удачно, банка улетела точь-в-точь туда, куда метил…
…И грянул гром…
Зять вернулся за стол и с облегчением потер руки: все, мол, избавился я от такого подарка, гори он теперь синим пламенем! Он хотел было намекнуть тестю, не стоит ли по этому поводу по сусекам поскрести, но… На кухне грохотнуло так, что по всей избе стены вздрогнули, рамы в окнах задребезжали. Оттуда клубы дыма темного в зал порывом резким вкатились, мужикам в нос пороховой гарью ударило. Они — туда, и видят сквозь пелену перекатывающегося волнами едкого дыма… на полу картошины повсюду валяются, стена напротив чела вся кашей облеплена, и вообще кухня стала неузнаваемая — будто баня по-черному. Закоптелая, посуда битая по всем углам разбросана, будто здесь Мамай со своей Ордой побывал. А в окно ветер свежий с улицы бьет. В нем не только стекол, но и рам нет обоих…
Игнатий Иванович, не понимая ничего, в образовавшийся проем на улицу выглянул: хмель, в голове шумевший, мигом улетучился. Под окном густо парили и шипели змеями чугунки, только-только стоявшие в печи. Рядом с ними уткнулась в сугроб ребром прокопченная заслонка, а кругом — ложки, вилки, ножи… И еще солонка — стоит на снегу, будто на столе, слово ее туда кто-то нарочно принес и аккуратно и бережно поставил — в целости и сохранности и соли в ней доверху.
— Беги быстрей на улицу! — пришел в себя мигом протрезвевший Игнатий Иванович и громко скомандовал зятю. — Чугуны да посуду разную собирай! А главное рамы — рамы подбери да в дом занеси! А я к Николаю Седому побег — за стеклами. У него должны быть в запасе…
— Папаша! — обратился зять. — А что произошло?
— Не знаю! — отмахнулся тесть. — Потом разберемся! Главное — в избе не остудить, окно заделать…
Они оба, как по команде, выскочили из избы. Один сиганул в огород, другой опрометью помчался вдоль по деревне…
Переполох на улице
Соседка напротив окна сидела. Она и заметила: Игнатий Иванович с зятем из избы черными, будто негры, выскочили и по разным сторонам разбежались. Один по деревенской улице сломя голову понесся, другой — козлом-проказником через палисадник сиганул и за домом скрылся.
— Смотри, смотри, Лидия, — испуганно заговорила соседка. — У тебя что-то с мужиками делалось… Как тараканы пуганые, из дома выскочили и наутек пустились… Чего они у тебя — трубы чистили?
— Мои? Где? — стрелой подскочила к окну Лидия Павловна, даже отрез ткани на кофту из рук выпал. — Никого не вижу… Да и чистить никаких труб не собирались — печка еще толком недотопилась. Где они?
— А сейчас и не видно, — всплеснула руками соседка. — Убежали… Нет, смотри, зять твой появился, под окошком в палисаднике шеперится — раму какую-то на плече несет…
— Ну, Игнатий, совсем парня извести хочет, покоя, пень старый, ему не дает, — пожалела Лидия Павловна зятя и отвернулась от окна. — Опять работу какую-то нашел — нельзя ему на глаза появиться! То одно, то другое придумает…
— Глянь-ка, — соседка не отрывала от окна. — Чугуны откуда-то тащит. Под мышкой еще чего-то… Похоже, клад какой-то там за углом откопали. А вот и твой Игнаша катится. Да и не один… Коля Седой следом бежит. Стекла откуда-то. К вам, — повернулась она к Лидии, — бегут, неспроста, девка, это… Побежали и мы… все ли у них ладно?
Ремонтные работы
Баб из дома, будто ветром, выдуло — мигом через дорогу сиганули и следом за мужиками. Первою в свою избу Лидия Павловна вбежала и за порогом сразу остановилась и замерла: будто столбняк ее прихватил или паралич разом разбил…
Занавески в избе, будто флаги на ветру, колышутся, ходуном ходят. На кухню с улицы снег мухами белыми залетает и на полу даже не тает. Николай Седой на столе стекла стеклорезом пазгает, Игнатий, как смоль, черный, из двух рам одну собирает — у зимней на кухне не только стекла выломало, но и переплеты вырвало с мясом. Зять чумазый, как черт, у него только глаза светятся да зубы белеют, по стене шарится: ножом кухонным со стен кашу да поросячью еду соскабливает. На полу — ступить некуда: посуда разная да картошка валяется…
Игнатий Иванович с застекленной рамой мимо баб мрачнее тучи пробежал на улицу — окно, холодом сквозящее, заделывать. Соседка и Лидия Павловна даже напугались его — уж не на них ли зверем бросается, матрешками перед ним расступились и руками от него отгородились. Но Игнатий Иванович на баб даже глазом не повел, порог перелетел, будто наскапидаренный.
Сквозняку путь в избу он быстро перекрыл — раму с новыми стеклами в проем вставил. А с зимней еще Николай Седой возился, стекла вставлял да молотком постукивал — гвоздиками драночными к раме пришпиливал…
— Не могу понять, что это так крепко садануло? — проговорил вернувшийся с улицы Игнатий Иванович, рассматривая забрызганные водой и кашей стены, обои…
— Тоже ум за разум заходит! — ответил зять. — Кофе? Так оно не взрывается… Или, может, испортилось и таким стало огнеопасным…
Запоздалое письмо
Игнатий Иванович хотел было что-то еще добавить, высказать какую-то новую версию, но не успел…
— Игнатий! — услышал он знакомый голосок Светки-почтальонки. — Письмо тебе!
Она вошла в избу с улыбкой, радостная, а загнула за порог, заозиралась по сторонам, носом заводила:
— Фу! Чего это у вас? И дымно, и воняет не разбери-поймешь чем? Ладно уж, Игнатий, плясать сегодня не заставляю! Письмо Лидии отдам — разница какая: от сына.
Она передала конверт хозяйке. Та тут же у порога раскрыла его, письмо читать стала, подойдя вплотную к окну. Но не пробежала глазами и до конца, с листком тетрадным к мужикам шмыгнула:
— Где банка эта?
Мужики молчат, друг на друга поглядывают неграми и губами ярко красными перешептываются.
— Так вот он пишет: в ней совсем не кофе, а порох какой-то дымяный! Ты же, говорит, — уставилась она на растерянно стоящего зятя, — еще два года назад просил. Пишет, мол, потом может еще пришлю. А вы, чудаки, варили…
— Нет! Нет! — замахал руками Игнаха. — Пусть больше не присылает! Ему и этого надолго хватит! А ты, — обратился он к зятю, — скреби-скреби стену, а потом пол мыть будешь! Охотник тоже нашелся!
А потом наклонился к нему и шепнул на ушко:
— Как еще с этим кофеем избу не подпалили…
Алексей Акишин
