Витька копает огород. А копать здорово не хочется. Шестнадцать соток — это тебе не фунт изюма. И все шестнадцать — «врукопашную» — лопатой.
Еще с вечера Витька наметил сходить на озеро, но когда утром полез в кладовку и достал седые от пыли болотные сапоги, мать сурово спросила:
— Куда? Опять на болото? — и отрубила: — Хватит! Огород просыхает. Люди уже за посадку взялись, а у нас еще ни грядки не вскопано.
Витька, огорченно вздохнув, бросает в угол сапоги и идет точить штыковку.
Пряно пахнет подсыхающей, но еще влажной землей. Голубоватый воздух чуть дрожит под теплыми лучами солнца. Дурманящий настой, замешанный на прошлогодних листьях и клейкой весенней травке, пьяняще кружит голову.
Нападение ястреба
Огород покато сползает в низину, которая сейчас чуть заполнена весенней талой водой. Витька копает с остервенением, со всего плеча, блестящим лезвием штыковки разбивает влажные и маслянистые комья земли и старается не смотреть по сторонам. Но последнее ему не удается. То и дело вздрагивая, он вскидывает голову и жадно, с охотничьим азартом провожает взглядом пикирующего к земле и блеющего барашком очередного бекаса. Чутким ухом ловит переливы скворцов, захлебывающихся в весеннем экстазе.
И вдруг его ухо улавливает знакомый посвист крыльев. Вскидывая голову, он замечает, как пара чирков, описывая широкую дугу, проносится над тальником и начинает плавно опускаться напротив их огорода, в залитый талой водой кочкарник. И в этот миг черной молнией из поднебесья на парочку чирков падает ястреб. Он бьет грудью уточку. Витька с ужасом видит, как уточка, перекувырнувшись в воздухе и теряя перья, безжизненно падает в тальниковые заросли. Селезень-чирок шарахается в сторону и трусливо скрывается вдали. А ястреб, не успевший подхватить безжизненное тельце жертвы при ее падении, сердито клекотнул, и, сделав пару виражей над тальником, улетел.
Витька, бросив лопату, мчится к дому, натягивает болотные сапоги и галопом обратно к залитому полой водой тальнику. Мать, боронившая грядки, смотрит ему вслед и сокрушенно качает головой. Раскатав голенища болотников до предела, Витька долго бродит среди кочек, раздвигая кусты и заглядывая под космы прошлогодней осоки. Наконец он находит ее, прижавшуюся к одной из кочек и живую. Уточка до того слаба и напугана, что совершенно не сопротивляется, когда Витька протягивает к ней руки. Ее горячее тельце мелко дрожит.
Витька отнес ее в дровяник, посадил в картонную коробку из-под телевизора и, налив в миску воды, вновь взялся за лопату.
Спасение Чирушки
Вечером Витька тщательно осмотрел отчаянно рвущуюся из рук уточку, которую мысленно уже назвал Чирушкой, и убедился, что травма у нее пустяковая — большая царапина и ушиб спинки. Это результат обычного метода охоты ястреба на жертву в воздухе.
Мать беззлобно ворчала:
— Ну, чего ты с ней возишься? Сколько ты их пострелял за два года, как тебе разрешили охотиться? Небось, на охоте, когда стреляешь, не жалеешь, а тут возишься. Свари суп, все равно помрет, не будет она в неволе жить, — и когда натолкнулась на укоризненный взгляд сына, махнула рукой: — А-а! Как знаешь…
Но все-таки помогла Витьке удержать бьющуюся Чирушку, когда ей смазывали йодом ушибленные места.
Принимать пищу Чирушка начала только на третий день. Робко вылезла из угла коробки, долго щелокчила клювом в миске с водой, а затем зашуршала в другой миске, с зерном и хлебными крошками. «Молодец! — обрадовался Витька, наблюдавший в тот момент в щелку коробки за своей пленницей. — Теперь ты быстренько на поправку пойдешь».
И вправду, уже через неделю уточка, совсем оклемавшись, стала настырно рваться из коробки на волю: весенний инстинкт брал свое, торопил со строительством гнезда. И Витька сжалился, посадил Чирушку в посылочный ящик и отправился на Малиновое озеро.
А весна буйствовала в полную силу. На черемушнике, тальнике и осиннике уже начали разворачиваться клейкие листочки, окрасив окружающий лес и кустарник в зеленоватую дымку. Из влажной земли сквозь прель прошлогодней листвы полезла зелень молодой травки. Сине-голубым и желтым ковром расцветились полянки и низинки от обильно распустившихся первых весенних цветов в Сибири: кандыков, медунков, мать-и-мачехи. За прошедшую неделю преобразился и кочкарник, на его макушках появилась вместо косм новая «прическа» — симпатичный ежик из пробившейся темно-зеленой осоки. И здесь же, между кочек, уже обильно зацвела бледно-желтая лягушачья слепота.
Берега Малинового озера густо заросли черемушником вперемежку с тальником. Летом водная гладь его почти до середины зарастает лилиями. Их глянцевые разлапистые листья так густо затягивают водную поверхность, что любителям рыбалки на карасей приходится выкашивать специальные окна для прикормки и заброса своих удочек, но и после этого постоянные зацепы за стебли кувшинок — настоящая беда рыбаков. Малиновое — самое любимое озеро утиных выводков, которые в большом количестве выводятся в соседнем кочкарнике.
Лети, Чирушка!
Сегодня водная гладь озера пока чиста. Витька ставит свою «посылку» у кромки воды и медленно развязывает бечевку, которая стягивает тряпку, закрывающую ящик. Чирушка уже не так бьется в руках, как прежде, только испуганно дрожит. Витька опускает ее на воду. Уточка некоторое время ошарашено крутит головкой, медленно отплывает от берега, и вдруг со всплеском срывается и стремительно уносится в сторону кочкарника.
— Лети, лети, дурашка. Заводи семью, и летом приплывай сюда со своими утятками. Смотри, как хорошо здесь, и кормежки вдоволь, — с легкой грустинкой в глазах проводил Витька бывшую свою пленницу-подранка.
Владимир Неунывахин
